Из занятий в это время были в основном строевая подготовка, где нас усиленно обучали строевым приёмам, так чтобы во время торжественных мероприятий по случаю принятия Военной Присяги мы могли хоть чем-нибудь блеснуть. Были занятия по изучению общевоинских уставов – это обязанности солдата, дневального по батарее и других особенностей службы. Сержанты требовали, чтобы многие положения и статьи уставов мы знали наизусть. А вот это моим сослуживцам в большинстве давалось с трудом. Особенно удмуртам и их Тетенов частенько за это гонял. Хотя сам он знанием Уставов не особо блистал. А мне повезло. Был я в школе твёрдым троечником, ленился и поэтому нелюбимые предметы, а их было много, брал зубрёжкой. И богатый опыт в этом деле здесь очень мне пригодился: на удивление легко запоминал целые разделы и главы Уставов и потом запросто их цитировал, вводя в глухую тоску своих товарищей. Были занятия по политической подготовке. Но особой моей тревогой и болью были занятия по физ. подготовке. Я просто не ожидал, что окажусь в такой заднице. Крепкий парень – бегал, прыгал. Мог запросто подраться. И оказалось, что в армии могу выполнить только один норматив – подтягивание на перекладине. Двенадцать раз. А вот «Выход силой», «Подъём переворотом», «Прыжок через коня», а самое, интересное бег на любую дистанцию – я просто не мог выполнять. На перекладине болтался, как сосиска. Прыгая через коня, чуть ли не сносил его. Вроде бы бегал дома нормально, а здесь рвану и через двести, триста метров «сдыхал», а бежать ещё ой-ёё-ёй… И таких по физо во взводе оказалось лишь трое: я, курсант Паничкин и Сорокин. Остальные хоть что-то, но делали или бегали как лоси. Но, а судя по тому, как нас гоняли на физ. подготовке, думаю, что месяца через три я плавненько, но выйду на общий уровень. А пока очень сильно болит брюшной пресс.

Ну.., а самое яркое впечатление – это показ всей боевой техники, что есть в дивизии. И не просто показ, а показ в действие. За несколько дней до Присяги, нас построили и повели всем полком на правое стрельбище, где и были выставлены образцы вооружения. Сюда же привели и другие полки. Погода была мягкая и нас не спеша сначала провели по всем учебным точкам и познакомили с тактико-техническими данными основных единиц техники учебной дивизии.

Через полтора часа все части выстроили вдоль дороги, лицом в поле. Я оказался в первой шеренге и с возрастающим интересом ожидал действа. На поле, в одиноком орудийном окопе, вокруг гаубицы Д-30, копошился расчёт, где командиром орудия был наш замкомвзвод старший сержант Бушмелев. Через некоторое время в воздух взлетела красная ракета и в полутора километрах от нас на поле появились три танка. Конечно, это были не танки, а мишени, которые двигались на тележках по рельсам. Но всё равно. Я представлял, что это три фашистских танка надвигаются на позиции артиллеристов и с замиранием сердца наблюдал за действиями наших. Танки приближались, а артиллеристы замерли у гаубицы, наблюдая за грозной техникой. Вот послышалась команда Бушмелева и все зашевелились, послышался стук отрываемых крышек ящиков со снарядами. Полусогнувшись к орудию побежали два сержанта – один со снарядом, другой с гильзой. А Бушмелев от прицела вёл команду – По центральному Тааанкууу…. Осколочно-фугасныыыым, взрыватель фугасныыый….

Сверкнуло бледное пламя выстрела и через полторы секунды на месте центрального танка вздыбилась земля, смешанная с обломками мишени.

– УРАААААА! – Завопила в азарте курсантская масса.

Ещё один выстрел, ещё… и остальные танки, под яростный рёв курсантов, исчезли в багровых вспышках разрывов. Только когда опала земля на месте разрывов снарядов, мы услышали нарастающий гул и рёв двигателей и из-за кустарника вынырнула колонна из трёх БМП и трёх танков. С оглушительным рёвом подлетев к нам, машины одновременно развернулись вправо и уже цепью – танки впереди, БМП между ними на небольшой скорости пошли вперёд. Вдалеке поднялись ещё мишени танков и наши танки, не останавливаясь, открыли огонь. Полторы минуты и мишеней как не бывало. Теперь вперёд выдвинулись БМП, а из открывшихся задних дверей вдруг посыпалась пехота, которая мигом рассыпалась в цепь. А впереди уже поднялось несколько десятков целей – ростовые, грудные, групповые. Одни просто стояли на месте, другие поднимались и опускались, третьи были в движение и смещались в сторону. Ещё пару групп целей просто приближались. За этой группой целей, но дальше вдруг поднялись большие цели имитирующие БТР и помчались вбок. В довершение всего откуда-то из середины поля в небо взмыли большие разноцветные шары.

И тут атакующая пехота открыла огонь. Кино – это кино, но я впервые, да и все остальные, увидели бой своими глазами. Вот так – наяву. Тринадцать тысяч молодых глоток азартно заревели и этот рёв подстегнул бегущую цепь. Сотни и сотни светлячков трассирующих пуль и трасс потянулись к фанерным целям, пронзая их. А ещё, из замаскированного окопа, по шарам открыла огонь автоматическая зенитная установка и теперь на небе творилась огненная свистопляска, в которой бесследно исчезли все шары.

Бой длился пять минут, пехота быстро и послушно заскочила во внутрь машин и ещё через пару минут только сизые дымки солярки напоминали о грозных машинах и людях, которые всё это разнесли. Вот это да!!! Вот это сила!!! Адреналин гордости и радости распирал всех нас и сержантам пришлось повысить тональность голоса до грозного рыка, чтобы построить нас в колонны. Мы до самого вечера обменивались впечатлениями от увиденного. А я воочию увидел, что такое Д-30 и мне ещё больше захотелось стать настоящим артиллеристом.

До Германии осталось 156 дней.

– Курсант Цеханович, выйти из строя, – я сделал два шага вперёд и чётко повернулся.

– На время приёма пищи остаётесь для охраны оружия. Пересчитать и принять, – младший сержант Тетенов отправил вниз взвод и принял от меня доклад о принятие оружия под охрану, после чего важно удалился из расположения.

Автоматы лежали на полу центрального прохода казармы двумя ровными рядами, а я со своим в положении «На Плечо», прохаживался вдоль рядов ни на секунду не выпуская оружие из виду.

Прошло три дня после принятия Военной Присяги и сегодня был последний день занятий по Боевой готовности. Наш взвод, согласно боевого расчёта, по «Тревоге» занимался установкой палаток пунктов приёма военнообязанных в случае объявления мобилизации. В первый день по сигналу «Тревога» мы экипировались и побежали в парк, где из дальнего бокса с трудом выкатили огромный прицеп и на специальной площадке начали расставлять на металлических каркасах семь малых и больших палаток, после чего потащили вовнутрь бесчисленную начинку: столы, табуретки, ящики с учётными картами, тюки с вещевым имуществом и много с чем другим. Развешивали всевозможные бирки, разных размеров. И на всё это отводилось три часа. Конечно, в три часа мы не уложились. Было много бестолковой суеты, ругани несмотря на то что нами руководил командир взвода и младший сержант Тетенов. Младший сержант в свою очередь назначил себе в помощники чересчур активного Фокина и теперь этот тандем добросовестно пытался разобраться в куче имущества и ящиков, сгруженных с прицепа. Фока, «оценив» доверие и проникнувшись ощущением хоть и маленькой, но всё-таки власти, решительно и особенно не задумываясь, активно внёс свою лепту в этот бедлам. Да и лейтенант Князев сам первый раз расставлял пункт приёма, поэтому всё ставилось долго и нудно, потом всё это бестолково переделывалось и снова ставилось и опять неправильно. Через два часа, такой бестолковщины, появился старший сержант Бушмелев, который по «Тревоге» в учебном корпусе разворачивал отделение выдачи и подгонки химического имущества. Развернув свой объект, Бушмелев прибежал в парк помочь командиру взвода. Он раньше отвечал за разворачивание пункта приёма, поэтому с прибытием опытного сержанта, дело сразу наладилось и хоть с опозданием, но мы выполнили поставленную задачу. Честно говоря, мне совсем не понравилось участие в этом мероприятии. Пока суетились, бегали, расставляли, вешали бирки, все вспотели. Растопили железные печки-буржуйки, которые жадно глотали дрова и пока горели и рдели малиновым жаром раскалённые бока – было жарко и горячо сидеть вокруг них. Но только огонь убывал, холодный воздух предательски заползал в палатки, заставляя зябко поёживаться, ощущая влажное от пота нательное бельё. И вроде бы вся суматоха прекратилась, в ожидание проверки командиром полка, но мелочная суета бесконечно долго продолжалась, не давая расслабиться ни на секунду. Поэтому, когда замкомвзвод Бушмелев забрал меня в свою команду в учебный корпус, я обрадовался. Сухо, тепло, светло, всё разложено и расставлено в широком коридоре учебного корпуса. Семь курсантов, в том числе и мои новые друзья-воркутинцы Сергей и Николай, спокойно дремали на ящиках с хим. имуществом и Бушмелев не препятствовал этому кайфу. Раздевшись, я присоединился к кайфующим, и с удовольствием окунулся в приятную дрёму. Через два часа, после обхода комиссии и устранения мелких недостатков, мы быстро и споро собрали разложенное имущество в ящики и через час были в батарее. Я спокойно сидел на табуретке у своей кровати, довольный прошедшим мероприятием, когда заявился остальной взвод. Им, после проверки, пришлось всё сворачивать и грузить на прицеп. С первого раза не получилось сложить как положено, поэтому пришлось опять всё разгружать и заново укладывать. Все были, в отличие от нашей команды, страшно уставшие, раздражённые и злые. Они толпились и переругивались у вешалки, заправляя шинели в общий ряд, кидая отнюдь не дружелюбные взгляды в мою сторону. В принципе, неудовольствие в основном проявляли братья Крохины, а также остальные удмурты и Фокин, который стоял рядом с Тетеновым и слушал его, хмуря жидкие, рыжие брови. То, что Тетенов настраивал Фокина и остальных против меня, сомнений не вызывало. Он, как только узнал, что я собираюсь из армии поступать в военное училище, открыто невзлюбил меня.