Василиса кивнула. Теперь, когда прошло столько времени, она вспоминала свою работу на кухне школьной столовой с какой-то необъяснимой нежностью. Как будто каждая картошка, которая там прошла через ее руки, была сделана из волшебной эссенции высшей какой-то заботы.

Имелись у Василисы с дядей Толей и темы, на которые они никогда не говорили.

Например, василиск. И даже шире – василиски.

Хотя Василиса и запомнила дословно всё сказанное инопланетянином насчет клада в Восточном Лабиринте вулкана Смеющийся Курильщик, предпринимать что-либо она пока не решалась.

Скажешь дяде Толе – засмеет.

Или вот взять, к примеру, Александру – она принципиально не верила ни одному слову "подлой твари". И наотрез отказалась "тратить хотя бы один литр казенного топлива на всю эту ерунду".

Но интуиция подсказывала Василисе, что не зря, нет, не зря она узнала про озеро в Восточном Лабиринте! И что когда-нибудь, когда у нее появятся верные друзья-единомышленники и хоть какой-то флуггер, она обязательно вернется туда, на Наотар. Вернется за штурвалом своей машины. И вспомнит ту, давнюю себя, что готовила клюквенный мусс интернациональной банде трапперов из клана "Алые Тигры".

Василиса была уверена: это стоит того.

Может быть, сокровищ в расхожем смысле она в Восточном Лабиринте и не отыщет. Но ведь отыщет какие-то другие сокровища – может быть, сокровища собственного духа?

Но если с дядей Толей они о василисках не обмолвились ни словом, то с Александрой, Чичиным, а также многочисленными и едва различимыми между собой подручными последнего, Василиса наговорилась всласть.

– ...Уважаемая Василиса Емельяновна! Внимательно проанализируйте свои ощущения во время нахождения на ЗКП авианосца "Царь Иван Третий". И, пожалуйста, запишите их в виде текста...

– ...Превосходно! А теперь, будьте добры, нарисуйте вот этой гуашью рисунок, который наиболее точно отражал бы ваши переживания на ЗКП...

– Но не умею рисовать! – робко возражала Василиса.

– Здесь у нас никто не умеет! Но все рисуют! Некоторые даже втягиваются, – Чичин глумливо подмигнул коллеге, как видно, имея в виду некоего общего сослуживца по отделу "Периэксон".

В общем, послушная Василиса не жалея сил рисовала, описывала ощущения, отвечала на тесты, проходила сканирование мозга.

Проект "Периэксон" бился над вопросом (и даже не особо скрывал это от Василисы): почему именно чувствительную девушку не парализовали оптические атаки василиска, как это произошло со всеми остальными, грубыми и невпечатлительными, звездолетчиками?

Но ответов не находилось.

В итоге Чичину сотоварищи пришлось принять гипотезу, что у Василисы возник к пси-воздействиям василисков своего рода иммунитет еще в форте "Вольный", когда она неделями ухаживала за особью по имени Буч.

Кстати, про форт "Вольный" Василиса тоже немало рассказывала ответственным товарищам. Правда, эти были не из отдела "Периэксон" (где, как поняла Василиса, гнездились мечтатели, интеллигенты и душки).

Те, вторые товарищи всё больше напирали на систему организации караулов, количество огневых точек, расположение посадочных площадок, а также личные алкогольные пристрастия трапперских вожаков и бригадиров.

К слову, один из этих товарищей – со смешной фамилией Федотик и совершенно несмешными глазами головореза-практика – еще совсем недавно служил на знакомом Василисе авианосце "Царь Иван Третий".

Он рассказал муромчанке, что корабль все-таки не пережил Наотарский конфликт.

Да, в тот знаменательный день гремучий тандем василиска и Василисы парадоксальным образом спас "Ивана Третьего". Последний смертоносный импульс джипсианского гразера не достиг реакторов корабля, потому что бедовый инопланетянин резко "газанул" и выдернул авианосец из-под удара. А затем уже Василиса помогла "Ивану Третьему", убив василиска – который требовал от двигателей запредельной тяги, что обещало привести и к взрыву носовой реакторной группы, и к разлому корабля из-за перегрузок.

Но через несколько дней джипсы "Ивана Третьего", почти подготовленного к буксировке с орбиты Ауруши прочь, все-таки добили. Это случилось во время большого сражения, в которое был втянут весь Экспедиционный Флот и прикрыть поврежденный авианосец было нечем. Две группы озверевших гребешков набросились на "Ивана Третьего", словно голодные пираньи, и все-таки развалили его пополам, стреляя из скорострельных рентгеновских лазеров внутрь огромных пробоин, полученных кораблем в предыдущем бою.

Конечно, большая часть экипажа смогла спастись. Но вот спасти корабль не было никакой возможности.

Федотик близко к сердцу принимал гибель родного авианосца и пытался забыться в работе.

– Так откуда, вы говорите, Василиса Емельяновна, происходит этот опасный пират, Иеремия Блад? Из Луизианы?

Василиса кивала – она уже трижды рассказывала всё, что знала. И показывала дареное зеркальце с монограммой. И даже нашла трость, похожую на трость Иеремии Блада, в каталоге дорогих аксессуаров – слоновая кость, ручное исполнение, восемьсот терро.

За всеми этими делами – подкурсами, собеседованиями, свидетельскими показаниями и часами в роли подопытной мартышки и художницы – у Василисы совершенно не оставалось свободного времени.

Лишь иногда она позволяла себе поваляться в соленой ванне с пеной или поглядеть "Первый Женский". К вопросу о пене и женском – спецжурналиста Станислава Стеценко она больше никогда не встречала и ничего о нем не слышала.

Однажды, в Москве, где она была на пешей экскурсии вместе с другими девчонками с подкурсов, Василиса увидела на лавочке, прямо возле Чистого пруда, что на Бульварном кольце, Герду – девушку с глазами цвета аквамарина (или девушку, как две капли воды на Герду похожую.)

День был дождливый и холодный. Герда сидела на лавочке и грела руки о стаканчик с капуччино. На стаканчике – логотип ближайшей закусочной быстрого питания. Дымчатые волосы Герды были забраны в конский хвост, а воротник зеленого кашемирового пальто поднят.

Лицо Герды уже не было таким убийственно-печальным, каким запомнила его Василиса, когда та, пьяная от горя, рассказывала зрителям свою историю. Оно было стылым, как ноябрьский воздух. Чу! Вдруг в кармане у Герды задрожал телефон. Девушка поднесла к уху трубку. Вмиг выражение ее лица переменилось – нежданно на нем расцвела улыбка, в которой были и надежда, и ожидание грядущего счастья.

И Василиса улыбнулась вместе с Гердой...

Домой Василиса все-таки написала – переборов гордость, обиду и детское желание быть взрослой.

Написала в тот самый день, когда на практических занятиях первого курса она впервые подняла в воздух старенькую "Малагу". (Пусть и в присутствии инструктора, пусть и при автопилоте, включенном в режим ассистента, но все-таки – сама, занимая место первого пилота!)

"Дорогие мои тятя и братцы! Пишу вам я, ваша дочь и сестрица Василиса Богатеева. Я жива, здорова, сыта и устроена во всех своих потребах, брегома нашими богами и затейницей-судьбой. Живу в достатке, близ стольного града Москвы, отца городов русских..."

Василиса написала практически обо всем, утаив разве что свое знакомство с дядей Толей, месяцы в зверинце у "Алых Тигров", охоту на василиска в кратере вулкана, работу в Прибежище Душ имени Счастливой Звезды, нападение джипсов на Наотар, бегство из Риты на монорельсе, чувственные дни в гостинице "Ипподром" и предательство Стаса, а также космический бой авианосца "Царь Иван Третий" с джипсами и беседы с акселерированным василиском. Зато она немало места посвятила изучаемым предметам, портретам одногруппниц и одногруппников, а также рассказам про московитские обыкновения.

"А в мовницу они тут ходют не по четвергам и не по субботам, а каждый день, по утрам. Да и мовница зовется у них "баней", "сауной", а иногда "душем". Встают же по утрам они не с петухами, а с будильником, который есть штука зело зловредная и ненадежная..."