После чего комбайн понесся вперед – давить в окопе рядового Кумара и его боевого товарища.

Тут бы Бабуру и радоваться. Ведь комбайн наконец-то начал вести себя так, как предусматривал план! И по собственной воле мчался прямо к аммоналовой адской машине!

Но Бабур вдруг обнаружил, что в пылу единоборства с комбайном потерял кустарный пульт управления электрозапалами.

А когда он в длинном эффектном прыжке (которому позавидовало бы большинство футболистов и вся популяция пауков-вратарей с планеты Квай) все-таки допрыгнул до коричневой коробки и схватил ее, жвалы комбайна зацепили провода и... порвали их как паутинки!

Кулак сержанта обрушился на огромную красную кнопку.

Но взрыва не последовало!

Тогда он бросился за комбайном в самоубийственном порыве – он решил подорвать адскую машину оставшимися у него гранатами. Но в тот миг, когда Бабур уже был готов пожертвовать жизнью, он вдруг обнаружил, что недостаточно глубоко закопанные ведра с аммоналом уже воздеты жвалами комбайна ввысь и прямо на глазах исчезают в его бездонной глотке!

Одно ведро, подлетев в воздух, случайно зацепилось за носовое ногощупальце комбайна.

– Стреляйте по ведру! На джипсе! Оно висит! – заорал Бабур, адресуясь одновременно ко всем, а заодно и к себе.

С этими словами он выхватил пистолет и открыл беглый огонь.

Он наверняка попал бы – даром что ли ежеутрене упражнялся в тире?

Но его опередила... Василиса.

Отважная муромчанка уже давно бежала за поганым чудищем, полностью игнорируя предостерегающие крики пьяненького дяди Толи. И, на удивление быстро смекнув что к чему, она выпустила стрелу со спецбоеголовкой прямо в цель.

Поскольку в Красноселье метко стрелять из лука и арбалета (именуемого самострелом) считалось делом чести для обоих полов, Василиса в цель попала.

Ведро рвануло ничуть не хуже, чем это сделал бы полновесный осколочно-фугасный снаряд танковой пушки. Еще бы – десять килограмм аммонала!

Однако комбайн, возможно, пережил бы этот взрыв. Если бы не те два ведра, которые сдетонировали у него вслед за первым в глотке под мозговым наплывом (который люди ошибочно принимали за кабину водителя).

Взрыв превратил в гнусное месиво всю переднюю часть машины, а из задней выбил стометровый фонтан атомного топлива вперемешку с жидким натрием.

– Ну что, доездился, драндулет инопланетный? – торжествующе проскрипел дядя Толя. –Будешь знать, как чужие газоны без спросу стричь!

После этого локального апокалипсиса всем хотелось отдохнуть: и героическому сержанту Бабуру, и снайперше-арбалетчице Василисе, и натерпевшимся страху рядовым. Но карлик Иннуш отдохнуть им не дал. Воздев ручки в небесам и искривив пухлый рот в скорбной гримасе, он провозвестил:

– Надо бежать на Биозавод! Скорее! Там дети! Нерожденные дети! Скажите им, Анатолий!

В общем, через десять минут вся группа очутилась в самом сердце Биозавода. Почуяв себя в своей вотчине, похожий на раздухарившегося гнома Иннуш принялся командовать парадом.

– Ты, Пакиза, стоишь тут, – пояснял он, подталкивая учительницу к пульту управления. По моему сигналу ты нажмешь на эту кнопку... Это понятно?

– Понятно.

– А ты, Василиса, стоишь тут, напротив... И смотришь, не крадется ли кто к Пакизе. А если вдруг крадется, бьешь его... да хоть бы и вот этой табуреткой по голове!

– Я лучше из арбалета, можно? – подмигнула коротышке Василиса.

– Ну или так, – разрешил Иннуш. – А вы, герои, – Иннуш показал на дядю Толю, Фархада и Бабура, – идете со мной. Будем вентиль поворачивать. Готовьтесь! Он очень тугой!

Вентиль и впрямь оказался непроворачиваемым.

Четверо мужчин, двое из которых, Бабур и Фархад, явно злоупотребляли спортзалом, минуты три пыхтели, краснели и напрягали все свои мышцы, прежде чем вентиль изменил свое положение хотя бы на градус.

Но они все-таки додавили проклятую железяку! Смогли!

Василиса, стоящая в центре соседнего зала, услышала, как трубы изменили мелодию своего звучания.

Словно бы один ручеек обмелел. А другой, гораздо более мощный, начал свой победный бег где-то там, наверху, где, по уверениям Иннуша, проходили коммуникации аварийного контура.

Ей, конечно, очень хотелось увидеть те залы, где в синтетических матках, освещенные тусклым волшебным светом, вызревали младенцы, судьба которых – быть людьми из касты демов, солью земли, на чьих плечах в Конкордии держится все, от рудников до мультипликации.

Но Иннуш категорически отказался провести ее в святая святых.

– Это тайна, понимаешь? Тайна. И она должна сохраняться, что бы ни случилось.

– Но мы же помогли! Мы жизнью рисковали ради этих... малышей! – пыталась переубедить Иннуша любопытная Василиса.

– Прибежище Душ – это не завод. И не магазин. Он принадлежит к сакральному Лону Родины. И лишь моя Родина может решать, кто имеет право видеть ее будущих детей до срока их рождения!

В словах Иннуша было так мало позы и так много глубинной мистической уверенности, что Василиса не посмела настаивать.

– Знаешь что, егоза... Такое мое мнение, что нам отсюда надо сматываться в столицу, в Рахш, – сказал дядя Толя на ухо Василисе, когда вся компания остановилась в столовой Биозавода возле пищевых автоматов – очень уж пить хотелось.

– Сматываться? А разве хоть кто-то возражает? – спросила Василиса. Она чувствовала себя совершенно обессиленной.

– Между нами девочками, – начал дядя Толя как-то избыточно игриво, – возражают все. Кроме нас с тобой.

– Почему?

– Ну, сержант Бабур не может оставить своих бойцов... Кумара и этого, как его... ну, второго. Шахерезада наша, ну то есть Пакиза – она никуда не уедет, пока детей из бомбоубежища не эвакуируют. Так ей велит педагогический долг. То же касается и физрука Фархада... Кстати, ты видишь, как он на нее глядит? В смысле Фархад на Пакизу? Просто глазами пожирает! Чувствую, подружатся они тут, по ходу пьесы... Но это я в сторону отклонился. Теперь Иннуш... Ему тоже ни в какую столицу не надо. Он от сияющего светом неземным Лона Родины ни на километр не отойдет, погибнет вместе с ним, как капитан подводной лодки вместе со своей подводной лодкой... Даже не знаю, ездил ли этот Иннуш когда в отпуск, или тоже тут, в Лоне, его проводил... В общем, я думаю, если мы объявим, что отправляемся в столицу, никто возражать не будет. Все даже обрадуются.

– Но почему именно в столицу? И как мы туда попадем? Связи нет, в воздухе все то же беснование, – Василиса и впрямь недоумевала.

– Пока тот вентиль закручивали, мы с Иннушем кое о чем погуторили. Он сказал, тут боковая ветка монорельса есть, на Биозаводе-то. Можно на магистраль отсюда выехать и прямиком до столицы чухать...

– Монорельс? Поезд?

– Ну да. На нем обычно детвору возили к столичным врачам. Дирекция ездила... Но это редко... Не злоупотребляли им, прямо скажем. Поэтому все новенькое, муха не сидела! Так, по крайней мере, Иннуш говорил. Если вагон монорельса на ходу, мы до Рахша за пару часов долетим!

– А если не на ходу? А если дорога разрушена? Там же что творилось сегодня! Вот представьте, едем мы едем, вдруг рельса р-раз – и оборвалась. И стоим мы с вами посреди чиста поля, как Илья Муромец с Алешей Поповичем, а вокруг черным-черно от нечисти. Только мы не богатыри...

– Ты себя недооцениваешь! – горячо заверил Василису дядя Толя. – А насчет путей, так там, на станции монорельса, в диспетчерской такая умная система стоит, которая сразу показывает: есть проблемы с путями или нет... Мы сразу будем это знать, прямо здесь, на Биозаводе, никуда не выезжая. И твой кошмар "во чистом поле" нам не грозит!

– Ну тогда скажите мне про главное: мы с вами право-то имеем из Прибежища Душ без разрешения уехать?

– А почему нет, доця?

– Ну, мы же... как бы в полоне... Нам же говорил тот офицер, на оленя похожий. Отрабатываем деньги на... – Василиса запнулась, припоминая мудреное слово, – на нашу депортацию! А теперь, если удерем, мы как бы эти деньги отрабатывать уже не будем... И что тогда делать?