– На пути? У этой трубы? – переспросила перепуганная Василиса.

– Да-да, у трубы, – ласково улыбался чему-то своему сержант Бабур.

– А можно еще спросить? – киногенично хлопая ресницами, промолвила Василиса. – Почему вы, если у вас в руках такое мощное оружие, не перестреляете этих ужасных птиц?! Почему эти штуки жрут вашу землю? Пугают ваших детей?

Сержант Бабур помедлил с ответом – как видно, выбирал выражения покорректнее.

– Приказа не было стрелять. Вот в чем дело, – наконец вымолвил он. И, после недолгих колебаний, пояснил:

– Я бы этого гада на красных шарах уже трижды из пулемета распилил... А на тех летающих исчадий Ангра-Манью напустил бы наши истребители! Но командование категорически не разрешает открывать огонь.

– Но почему? – в голосе Василисы звучали и недоумение, и возмущение, и даже обида ребенка, которого лишили мирового зрелища, где упитанное, импозантное добро с кулаками разбирает на запчасти всё еще могучее, но обреченное зло.

Сержант Бабур посерьезнел.

– Говорят, там, на орбите, соотношение сил пока не в нашу пользу. Этих гадов много, а у нас только шесть кораблей и меньше сотни флуггеров... Вот подтянем еще сил – тогда будем мускулами играть... А пока надо сидеть тихо и джипсов не провоцировать.

Последняя тирада заставила оживиться дядю Толю, который с безучастным видом дул горячий клонский грог с имбирем и жевал эвкалиптовую жвачку из солдатского пайка.

– Джипсы? Ты сказал джипсы? – спросил он у сержанта.

– Сказал, а что? Знаком ты с ними, что ли?

– Я-то нет, – как-то вдруг весь потух дядя Толя. – Но кореш мой, точнее как кореш... черт один... Чарли Небраска его звали... говорил, что безбашенные эти джипсы – как триста чоругов. Но чоругов – тех хоть иногда понять можно. А джипсов вообще хрен поймешь.

– Загадочные такие? – уточнил сержант Бабур.

– Вроде того.

Пока Василиса, дядя Толя и сержант вели эти содержательные разговоры, там, за пределами безопасного окопа, разворачивалась вторая часть драмы вторжения.

– Сержант, там фермеры приехали. Не желаете посмотреть? – осторожно осведомился рядовой Кумар, глядя на начальника своими выразительными восточными глазами.

– Не желаю, но придется, – проворчал сержант, выглядывая из окопа.

Разумеется, Василиса с дядей Толей тоже высунулись поглазеть.

Совсем недалеко от них, метрах в ста к юго-востоку, зеленел неправильный четырехугольник чудом уцелевшей фермерской делянки.

Делянка была засеяна высоким растением с пушистыми белыми стеблями и мелкими кремово-розовыми цветами. Если судить по полному отсутствию сорняков, сложному каркасу поливной системы и двум дорогим кибер-садовникам, это была наверняка очень ценная полевая культура.

Туда-то, к кремово-розовым цветочкам, и прикатили фермеры на своих тракторах.

Тракторов было три – престарелых, грязно-желтых, размалеванных криворукими сельскими мазилами.

Фермеров было пятеро. Два постарше, седобородых, два помладше, похожих на охранника Дастама как две капли воды. И один совсем еще подросток – сутулый, нескладный, большеголовый.

Жестикулируя и выкрикивая что-то очень агрессивное, фермеры выстроили трактора неким подобием бастионного редута. И, похватавшись за ружья, заняли, так сказать, оборону.

Ветер дул от них в сторону пулеметного окопа. Судя по доносившимся обрывкам воплей, главным врагом фермеров был джипсианский комбайн – адская машина на пурпурных шарах.

– Так я и думал. Притащились сено свое охранять, – с печальной ухмылкой аристократа изрек сержант Бабур и ласково посмотрел на Василису.

– Это не сено, господин сержант, – робко вставил рядовой Кумар, – а наотарский женьшень, очень ценное растение. Килограмм сушеных клубней под тысячу динаров может потянуть у закупщиков.

На лице сержанта промелькнула гримаса удивления. Которую, однако, он быстро спрятал. Надо же казаться прекрасной даме всеведущим!

– Ценный? Тем хуже, – заключил сержант. – Значит переубедить крестьян не упорствовать в своих заблуждениях будет очень сложно.

– А на что их переубеждать? – пожал плечами потомственный пофигист дядя Толя. – Упорствуют себе и упорствуют...

Сержант хотел ответить дяде Толе, но внезапный и очень резкий маневр комбайна, который, казалось, мирно проползет стороной, заставил сержанта схватиться за бинокль и за рацию одновременно.

Эта сержантская рация имела режим громкоговорителя, которым и воспользовался Бабур. Надавив соответствующую кнопку, он грозно зарычал:

– Внимание фермерам на делянке наотарского женьшеня! С вами говорит старший сержант Бабур егерского корпуса "Атуран"! Я убедительно прошу вас отойти под защиту моих бойцов в окоп, который вы видите слева сзади от себя! Повторяю: внимание фермерам...

Старший из фермеров обернулся и, приложив ладони рупором ко рту, закричал, люто вращая глазами:

– Мы на своей земле! Никуда не уйдем!

Сержант понял, что психатаку надо бы повторить. Но в более мягкой форме – поскольку контингент явно не в себе.

– Друзья! Я не настаиваю насчет окопа! Можете оставаться там, где вам больше нравится! Но я предупреждаю вас: стрелять нельзя ни в коем случае!

– Если эта тварь сожрет наши посевы, мы разорены! Не указывай нам, что делать, солдат! – не менее люто прокричал бородатый фермер.

Василиса вздохнула.

Всё это было знакомо ей слишком хорошо.

Более того, произойди нечто подобное в окрестностях ее родного Красноселья, ее отец с братьями вели бы себя так же, как эти фермеры. О чем она и заявила во всеуслышание, хотя была уверена, что ее никто не слушает.

Правда, таких красивых и хорошо вооруженных егерей в Красноселье если бы кто и прислал, так только московиты. Но московиты еще за несколько лет до объявления муромской незалежности такими широкими жестами радовать сельчан отчего-то перестали... И об этом Василиса почла за лучшее промолчать.

Джипсианский комбайн на алых шарах был уже совсем близко от желтых фермерских тракторов.

Так близко, что еще две секунды – и срезаемый машиной пришельцев верхний слой почвы обещал отправиться вместе с тракторами прямо в ее биохимический реактор, который располагался внутри, за загрузочными устройствами, которые Василиса называла "пастью".

Нескладный подросток вскинул к плечу охотничье ружье времен зари колонизации.

– Нет! – прокричал Бабур.

Но подросток выстрелил. И еще раз выстрелил.

Было так тихо, что выстрелы прогремели едва ли не на всю планету.

Василиса вздрогнула от неожиданности.

Дядя Толя крепко выматерился.

– Бэджад, не надо, не стреляй! – это кричал отец подростка, небритый мужчина с потухшим взглядом.

Комбайн замер на месте.

– Расчет к бою, – буднично скомандовал сержант.

Рядовой Кумар занял место наводчика – за рукоятками пулемета с расположенной между ними спусковой клавишей.

Второй номер расчета – справа от него. В его ведении находились металлические ящики с патронами и запасной ствол.

Сам сержант Бабур, пробормотав "помогите нам, Ахура-Мазда и Вэртрагна" принялся аккуратно выкладывать перед собой на специальную полку перед бруствером весь своей богатый арсенал: всережимную винтовку, пистолет-пулемет, четыре гранаты и трубу Пламенного Привета из Хосрова.

Про Василису он больше не вспоминал. Не до девчонок ему теперь было.

Интуиция не подвела сержанта.

Комбайн джипсов, неожиданно уподобившись раненому зверю, завыл, да так громко, что у нежной Василисы едва не лопнули барабанные перепонки.

Продолжая реветь, комбайн рванул вперед. Учитывая разницу в размерах, он легко опрокинул и смял все три желтых трактора.

Две фигурки, нелепо взмахнув руками, исчезли в складках сминаемого железа.

Трем другим фермерам повезло больше – они успели по-мышиному прыснуть в стороны.