Еще секунда – и из распахнутых бортовых люков посыпались страшные бородачи с автоматами наперевес.

На откинутой аппарели заурчал бронеавтомобиль.

"Ну чистый гроб на колесах", – ужаснулась чувствительная Василиса.

Подбежавший к ним командир десантников по бледной коже сразу опознал в них инопланетных гостей Великой Конкордии. Поэтому он заговорил с ними, предварительно включив висящий на шее переводчик. (Впрочем, в этом не было особой необходимости – ведь такие же казенные переводчики имелись и у дяди Толи с Василисой.)

– Возвращайтесь в школу! – потребовал офицер. – Здесь вам находиться нельзя!

– Если здесь так опасно, почему бы нам не отправиться сразу в Риту? – спросил дядя Толя.

– Все перемещения гражданских лиц без контроля военных запрещены! – отрезал офицер. – Вы вернетесь в школу. Будете под нашей охраной. В полной безопасности. Потом вас эвакуируют.

– А если мы с моей племянницей все-таки хотим попасть в Риту? – попробовал мягко надавить дядя Толя.

Командир десантников снял с плеча автомат, направил его прямо в грудь дяде Толе и сказал:

– Тогда я буду вынужден применить оружие.

– Ясненько, – дядя Толя лучезарно улыбнулся и как бы в шутку поднял обе руки. – Вопросов больше не имею!

Пока они тащились обратно, одна из аэромобильных рот успела образцово-показательно развернуться заслоном между Прибежищем Душ и зоной вражеской высадки.

И не просто развернуться, а даже окопаться! Вертолеты-гиганты, оказывается, высадили не только бронетехнику, но и четыре роторных траншеекопателя.

Близость вооруженных до зубов военных вселила в Василису и дядю Толю ложное чувство защищенности.

Поэтому возвращались они прогулочным шагом, любознательно вертя головами.

Василиса – та даже улучила момент, сорвала с дерева и принялась оттирать от кусачих шерстинок пару сахарных персиков. Один для себя, другой – для дяди Толи.

Между тем, в зоне высадки пришельцев творилось черт знает что.

Клонские истребители парами и четверками носились над домнами.

Время от времени некоторые флуггеры красиво ложились на крыло – и крутым виражом проходили между инопланетными колоссами. То ли для устрашения пришельцев, то ли из чистого озорства.

Над морем, в круге ожидания, жужжали шмелями машины покрупнее.

– Что это там такое? – спросила Василиса у дяди Толи.

Дядя Толя, приложив ладонь козырьком ко лбу, некоторое время разглядывал военно-космическое роенье вдалеке. Затем вынес свой вердикт.

– Это "Варэгны" и "Фраваши". Клонские торпедоносцы под охраной тяжелых истребителей.

– А чего они ждут?

– Понятно чего! Либо команды "пли!", либо команды "дробь!".

– А что такое "дробь", дядя Толя?

– Ну... "задробить" это "отставить", в смысле... Короче, если сейчас барагоз какой пойдет, то они тяжелыми ракетами по чужакам вжарят.

– А какой барагоз может пойти? – спросила Василиса. Она уже спрашивала у дяди Толи и знала, что ёмкое словцо "барагоз" на трапперском слэнге означает одновременно и шум, и крик, и драку, и всякую опасную муть.

– Да знаешь...

Закончить свою мысль дядя Толя не успел. Потому что грянули первые аккорды большого барагоза.

Беззвучно, как и их большие корабли-свечки, из зенита спикировали флуггеры чужаков.

Они были совсем не похожи на привычные людские авиакосмические аппараты. Скорее уж – на расчески, чуток искривленные и в сотни раз увеличенные в размерах. (Потому их русские пилоты и прозвали "гребешками".)

Они вывалились из синевы безо всякого строя, гурьбой. И в этой хаотической бесшабашности, свойственной не людям, но насекомым, было что-то особенно пугающее.

Казалось, вот прямо сейчас эти штуки начнут всех жалить насмерть, как шершни. Или пожирать всё вокруг – как термиты.

Когда дяде Толе начало казаться, что этот рой уже никогда не сможет выйти из пике (логика аэродинамического полета подсказывала: убьются!), гребешки с кошмарной, ирреальной легкостью изменили вектор движения на девяносто градусов и брызнули в стороны на бреющем полете.

– Прям как метеоритный дождь, итить его налево, – пробормотал пораженный дядя Толя. – Только метеоритики управляемые...

– Не стрелять! Никому не стрелять! – неслись окрики офицеров над позициями клонских егерей.

Василиса обернулась.

Десятки стальных рыл, торчащих из свежевырытых окопов, синхронно поворачивались, сопровождая ближайший "гребешок". Это были пулеметы и малокалиберные автоматические пушки егерей корпуса "Атуран".

Василиса только и успела что ахнуть – "Неужели будут стрелять?!" – как тут же ее вниманием завладели пугающие трансформации, происходившие с болотно-зелеными "свечками".

В нижней части каждого сооружения открылись темные провалы, похожие на ворота. В них зияла глухая чернота.

Затем из провалов выплеснулись по два длинных кроваво-красных языка.

Эти ленты-языки пружинисто воткнулись в жирную наотарскую землю. Они несколько секунд вибрировали – затем застыли, будто отвердели на свежем наотарском воздухе.

И по этим красным языкам на поверхность Наотара устремился джипсианский десант.

Василисе в первый миг показалось, что из свечек выходят... мамонты! – этих смешных волосатых слонов, воссозданных ретробиологами, она видела в небогатом зверинце Усольска – и девушка искренне обрадовалась. Она была уверена, что мамонты, известные своим прекрасным характером и доброжелательным нравом, ничего плохого людям не сделают.

– Дядя Толя! Мне кажется, мы зря волнуемся! Все будет хорошо! – радостно завопила она.

Немолодой пилот лишь скептически скривился в ответ на ее слова – дескать, молодо-зелено...

Увы, то, что Василисе примерещилось в качестве мамонтовых бивней и хобота, было ансамблем носовых ногощупалец джипса-комбайна.

Комбайн представлял собой дикое и несуразное зрелище.

Машина перемещалась не на обычных колесах, а на вращающихся сфероидах. Они шли тремя парами по бокам машины и имели тревожный алый цвет.

Из-за этих огромных колес-сфероидов корпус машины почти не просматривался. Хорошо различалась только ее кабина – коричнево-зеленое бугристое рыло, пересеченное двумя рядами красных вздутий.

Сооружение имело длину метров сорок-пятьдесят и высоту с четырехэтажный дом.

– Хорош комбайн... Не хотел бы я увидеть комбайнера, – озадаченно проворчал дядя Толя.

Очень быстро таких комбайнов выехало из кораблей-свечек с полсотни.

Они собрались в несколько групп. Одна из групп поползла по холму вниз, прямо на позиции клонских десантников.

И комбайны не просто двигались. Они, распахнув по несколько пастей каждый, начали срезать и заглатывать плодородный наотарский грунт, помогая себе пучками ногощупальцев!

Разумеется, поглощали они наотарскую землю вместе со всем, что на ней произрастало.

– Как бы от зеленого картомата его пучить не начало, как третьего дня наших школьничков, – неуклюже пошутил дядя Толя. – А то в навозе всем городом утонем.

Но Василиса не засмеялась, как обязательно сделала бы это еще несколько минут назад (она любила грубые дяди Толины шутки!).

Зрелище работающих комбайнов ее совершенно деморализовало.

Возможно потому, что, как и все жители аграрного Большого Мурома она относилась к Земле-кормилице как к величайшей ценности. А стало быть, воровать, портить, мучить матушку-землю, согласно внутреннему моральному кодексу Василисы, было наихудшим преступлением из возможных. Абсолютным Злом. Примерно как измываться над беременной женщиной...

– Куда податься, дядя Толя? – трагическим шепотом спросила Василиса.

– Куда солдатик сказал, туда и подадимся, – дядя Толя был спокоен, как бревно. – И вообще, что-то мы с тобой тут застоялись, это на психику плохо влияет.