– Я же говорила – ниже надо было брать! – вполголоса выговорила Ким прыщавому Ральфу.

– Я стрелял правильно! – развел руками тот. – Прицел сбит, я так и знал.

– Профессор! – позвал я. – Как вы?

– О-хо… – простонал тот. И снова схватился за голову.

– У вас есть чем обработать рану? – спросил я совят. Трое сразу же полезли в рюкзаки и поясные сумки.

А какой-то инициативный паренек запустил руку под полы профессорского пальто. Тест дал отрицательный результат.

– Он – железноголовый! – сказал, точно сплюнул, мальчишка и вытер руку о штанину.

– Ой, это плохо, – раздался девичий голос. И за ним последовал щелчок затвора винтовки.

– Бегом! Бинты, йод или что там у вас! – прикрикнул я. – И снежка еще принесите. Приложим к ране.

– Я живой? – прохныкал Брукс.

– Вполне, – ответил я. – Вам повезло. Вы меня видите? Слышите?

– Да, – ответил тот. – Как будто с похмелья.

Один из птенцов принес в ладонях снег, сжатый в тугой ком. Я приложил снежок к ране. Профессор заныл, не разжимая губ, закрыл глаза. Снежок потемнел, но кровотечение прекратилось быстро. Далее я вылил на рану полпузырька йода и соорудил повязку.

– А кто он, дядя дух? – спросил Ральф, вглядываясь в покрытое потеками крови и йода лицо профессора.

– Он? – я помог Бруксу сесть. – Он учитель. Учит молодых железноголовых.

– Как убивать скилл, да? – уточнили самым невинным тоном. Будто ничему другому юных железноголовых учить было нельзя.

– Нет, конечно! – мой ответ заставил совят удивленно переглянуться. – Он изучает предметы Оставшихся и передает свои знания молодым людям.

– А-а… – протянула Ким. – Тогда он совсем бесполезный. Потому что только скиллы могут правильно обращаться с этими штуками. Железноголовые не могут, они не чувствуют.

– Дядя дух! – обратился ко мне Ральф. – А что, Великую Машину уже построили?

– Нет, – насторожился я. – С чего вы взяли?

– Ну, как, – принялся пояснять Ральф. – Вы ведь появились. Как может быть дух у Машины, если самой Машины еще нет?

– Я иду к Машине, – ответил я честно, потому что совят следовало принимать всерьез. – И мне надо увидеться с вашими взрослыми.

– Через перевал можно будет перейти только летом, – сообщила Ким.

– И у нас тут экзамен, – добавила желтоглазая милашка, вооруженная двустволкой. – Если мы провалим экзамен, нас изгонят из деревни.

– Почему? – спросил я.

– Потому что так нам сказали, – ответили мне.

– Послушайте, – я развел руками. – Я не собирался быть помехой вашим испытаниям. И мы с моим спутником уйдем, как только он сможет встать на ноги. Чем вы будете заниматься дальше – это ваше дело. Но я уверен, что винтолеты пожалуют сюда, не дожидаясь, пока настанет лето. Я это знаю точно, и не спрашивайте – почему.

– Потому что поезд взорвался? – переспросили меня.

– А я видела, как облачник подзорвал паровоз, – подергав меня за рукав, прихвастнула желтоглазая.

– Железноголовые захотят проверить, что стало с поездом? – предположила Ким. Я решил, что она – старшая в этой группе.

– Непременно, – зловещим тоном пообещал я.

– Ну и что! – Ральф принялся натягивать тетиву арбалета. – Нас много, и все мы умеем драться.

– Не сомневаюсь, – дипломатично заверил я. – Вы сами решите, что и как нужно делать. Я лишь говорю, что заберу профессора и уйду своей дорогой. Где, вы говорите, находится ваша деревня?

– На нижнем плато, с южной стороны, – сообщила Ким. – Только вы туда не попадете, потому что надо ждать, когда настанет лето. И учитель ваш тем более не сможет пройти перевал. Он даже на склон не поднимется.

Мы посмотрели на Брукса. Тот виновато улыбнулся.

– Мне б прилечь. А, ребятки?

Я осмотрелся. Возле дальней стены эллинга громоздилась куча брошенных друг на друга рюкзаков, свернутых валиками спальников и одеял. По просторной пещере эллинга гуляли сквозняки. Через щель в приоткрытых воротах задувало хлопья снега, но они сразу же таяли. Из обнесенного бетонным бордюром провала поднимался теплый воздух.

– Давно вы здесь?

– С первых часов зимы, – ответил Ральф, шмыгнув носом. – А потом снег пошел, и вы пришли.

Меня снова дернули за рукав.

– А здорово облачник подзорвал поезд! – сверкая янтарными глазами, проговорила обладательница двустволки. – Ты видел, дядя дух?

– Видел…

– А из-за вас нам точно засчитают это испытание?

Кажется, разговор пошел по замкнутому кругу.

– Ким! – позвал я предводительницу отряда. – Если я оставлю своего спутника с вами? Это возможно?

– Нет, – отрезала девчонка. – А если и в самом деле прилетят винтолеты? Нам же придется очень быстро убегать и прятаться. А он не сможет. Извини, дядя дух.

– Значит, мы уйдем… – я повернулся к Бруксу, невольно думая о том, что если бы стрела Ральфа прошла чуть ниже, то у всех нас было бы на одну проблему меньше. А у Брукса не было бы проблем вообще. – Слышали, профессор?! Пять минут вам на то, чтобы прийти в себя. Кстати, что там?

Я подошел к провалу, заглянул за ограждение. Горловина была затянута колышущимся, будто студень, туманом. Луч фонаря уперся в непроглядную взвесь. Из провала тянуло тяжелым болотным духом.

– Железноголовые выкопали отсюда большую штуку Оставшихся, – пояснила Ким. – Распилили ее на части и увезли на поезде. Потом железноголовые ушли, а в яме теперь живет огнежорка. Чувствуешь тепло?

Вспомнилась клятва, которую я как-то дал Борову: «Клянусь духами Мороси: Облачником, Стыдливцем и Огнежоркой…» Облачников я видел не один раз, от стыдливца едва унес ноги. Остальная часть зоопарка явно тоже не была мифом.

Не удивительно, если даже я прописался в местном пантеоне.

Дух Машины…

Жаль, на Земле посмеяться по этому поводу будет не с кем. Разве только с Ником Брагинским, оперативный псевдоним Мрак, но у главного призрака чувство юмора практически атрофировано.

Туман в горловине то поднимался, то опадал, вызывая не очень приятные ассоциации с дыханием большого существа. Иногда луч фонаря как будто отражался от серебристой взвеси. А может, свет шел из провала.

– Я никогда не видел огнежорок. Они опасны?

– Не-а, – Ральф перегнулся через ограждение и плюнул в провал. Белый комок канул в тумане. Через секунду внизу зашипело, словно влага попала на раскаленную поверхность. – Только надо знать, как с ними обращаться. Огнежорки глупые и медлительные. Но от них много тепла. Видите, можно даже не разводить костер.

Меня подергали за рукав. Желтоглазой снова хотелось чем-то поделиться.

– Когда мы вырастем, то будем жить там, где много огнежорок, – сообщила она.

Когда вы вырастете, – подумал я, – то, в лучшем случае, будете строить очередную Великую Машину для Ревнителей Ктулбы. В худшем – вам найдут применение Суперы. Быть может, скрыться в краях, где «много огнежорок», – не такое уж и плохое решение. Знать бы только, где эти края находятся.

– Все мы будем жить там, где много огнежорок, – пробормотал я без всякого умысла.

Совята переглянулись.

– Да, дядя дух, – согласилась Ким. – Потому что дождь не может идти вечно.

Я невольно вздрогнул. Вспомнилось жилище слуги Дэна Крогиуса – старого, чокнутого Боцмана. И надпись над дверью, нацарапанная на штукатурке рукой Тени: «Дождь не может идти вечно».

Сказанная на языке аборигенов, эта фраза обрела новый смысл.

Дождь – не единственный мир, в котором может пройти твоя жизнь. Если ты захочешь, то дорога уведет за хмурые тучи. Туда, где сияют звезды и луны, где висит багровый серп Жнеца, и еще дальше.

Испытания зимой и кровью – не просто посвящение во взрослые, вроде ловли детеныша стреножника, это подготовка к жизни у иных звезд, на других планетах. Я сам когда-то проходил подобную практику вне Вертикалов, в старых кварталах Генезии. Маленькие скиллы – это поколение будущих колонистов и первопроходцев. Недаром у них с собой такая сложная экипировка.

Что же касается огнежорок…