Интуиция подсказывала Коляну, что его путь еще не однажды пересечется с дорогой «демократа». На первых порах следовало приручить этого медведя, чтобы в один прекрасный день он не прокусил кормившую его руку. За домом Гордеева Радченко установил наблюдение, и лидер партии даже не подозревал о том, что едва ли не каждое его тайное рандеву записывается на пленку. Интересно, что сказала бы его добропорядочная женушка, если бы узнала, что последней привязанностью Павла Несторовича стала семнадцатилетняя студентка колледжа?

– Можете всегда рассчитывать на мою помощь, Павел Несторович, – Николай постарался придать своему голосу проникновенность.

– Колян, мы пришли к тебе с миром, – сказал Артем Резаный, самый известный из всех присутствовавших авторитетов. Резаный обвел взглядом сидящих и спокойно продолжал: – Война нам не нужна. Очень неприятно жить, когда знаешь, что кто-то ходит за тобой на цыпочках, сжимая в руке топор. Я не говорю уже о том, что война сильно бьет по нашему бизнесу.

Все явились без оружия, как было оговорено заранее. Каждый мог взять на стрелку только одного телохранителя, и сейчас плечистые парни в угрюмом молчании стояли за спинами боссов.

После смерти Назара авторитеты впервые собрались вместе. «Фиалка» для предстоявшего сборища была идеальным местом. Ее преимущество заключалось, во-первых, в том, что бар находился в самом центре города – некая свободная экономическая зона, где свою долю имел каждый из присутствовавших воротил. Во-вторых, авторитеты города уже не однажды собирались в этом баре, и каждый чувствовал себя здесь почти как дома, тем более что за прошедшие несколько месяцев в «Фиалке» ничего не изменилось.

Обычно посетителей в баре обслуживали девушки – длинноногие молодые красотки в юбках настолько коротких, что из-под них виднелись трусики.

Но в этот раз бар был пустынен.

На организацию встречи каждый из авторитетов выделил Николаю Радченко солидную сумму. Ножки столов чуть ли не подгибались от деликатесов.

– Колян, я не хочу говорить грубых слов, но ты вмешиваешься не в свое дело. Вспомни, чем ты занимался раньше? Обувал лохов! Так и делал бы то же самое дальше. А здесь уже все отлажено, все отмерено и отстегнуто кому надо, – четко выговаривал каждое слово Пятак. Зубы у него были сплошь золотые, и пламя свечей весело плясало на благородном металле. – Ты никогда не задумывался над тем, что все ниши уже заняты и ты просто лишний?

Николай оставался невозмутимым. Создавалось впечатление, будто обидные слова предназначались для кого-то другого. Только один раз губы его снисходительно дрогнули, когда Пятак эффектно завершил свою тираду.

– Позволь мне не согласиться с тобой, Пятак, – мягко вмешался авторитет по кличке Бес. Ему было сорок пять, он был старше всех присутствующих. Многие с почтением именовали его Батей. За его плечами был колоссальный уголовный опыт, по существу, он являлся ходячей тюремной энциклопедией. За ним прочно закрепилась репутация человека с понятием, способного разрешить любой конфликт. Не случайно именно его приглашали улаживать споры, которые могли завершиться большой кровью. – Для каждого из нас есть место под солнцем. Работы хватит на всех. Другое дело, что мы не должны мешать друг другу, должны обговаривать правила, по которым каждый из нас должен работать. Однако у меня создается впечатление, что ты, Коля, сознательно попираешь все правила.

– Я не спрашиваю, кто грохнул Назара. Но тот, кто это сделал, должен помнить, что ни одно злое дело не остается безнаказанным. Как говорят у нас, если не хочешь, чтобы тебя убили, не убивай сам, – сказал Пятак и многозначительно посмотрел на Радченко. – Ладно, это как бы между прочим… Но я хочу сказать, что наследники Назара ведут себя так, будто, кроме них, никого больше не существует. Подобные действия называются беспределом. На зоне за такое отправляют в петушатник.

Сказано было сильно. На минуту в баре установилось предгрозовое затишье.

– Не будем ссориться, братва! – Голос Беса прозвучал на удивление мягко, а интонации были настолько вязкими, что, казалось, способны были успокоить всех присутствующих. – В конце концов, мы собрались здесь не для этого. Давайте отведаем балычка, икорки, попьем пива, посмеемся, а там и решим, что нам делать.

Разговор не заладился с самого начала. Гнетущее напряжение ощущали все присутствующие. Один Николай был невозмутим – он энергично кромсал ножичком куски мяса и с аппетитом отправлял их в рот.

– A мы и не ссоримся, – печально улыбнулся Игорь Прохоров, или просто Прохор. – Мы уже не первый год живем на этой земле и уж как-нибудь сумеем отличить правду от туфты. Пятак был не прав, когда сказал, что Колян действует как беспредельщик. Мне думается, что все намного хуже. Он поступает как типичный мент! А ведь он проучился в милицейской школе всего год. Трудно представить, что было бы, если бы наш Коля одолел всю ихнюю науку. По нашим блатным понятиям, лягавый должен сидеть у двери. А наш Николай, как первейший из людей, восседает во главе стола. Вот что я хотел тебе сказать, Коленька: ты не туда лезешь. Здесь все места заняты, и, если ты набрал в свою команду три десятка отмороженных, которые не способны даже сосчитать до десяти, это не значит, что ты сумеешь скрутить нас в бараний рог. Прежде чем принять твое предложение и прийти в «Фиалку», мы переговорили между собой… – Прохор многозначительно выдержал паузу. – Мы тебя воспринимаем как скверную погоду, которая скоро должна закончиться. Нам не по душе твоя активность, дружок! Возможно, у кого-то другого твои успехи и вызвали бы уважение, но только не у нас. На своем веку мы повидали всяких фраеров. А потом, есть такая славная примета: кто ретиво начинает, тому очень быстро сворачивают шею.

– Уж не ты ли мне ее свернешь? – оторвавшись от еды, спросил Колян.

– Не переживай – не я, но охотников найдется предостаточно.

– Братва, давайте не будем ссориться, а то через минуту мы начнем бросать друг в друга тарелки, – попытался разрядить напряжение Бес. – Жратва-то здесь отменная.

– Паша, мы очень ценим твой юмор, но сейчас он неуместен, – произнес Пятак. – Разговор идет об очень серьезных вещах. Здесь нас десять человек, и нам всем очень не по душе стремительный взлет Коляна. Он не считается с нами, а это очень скверная привычка – не уважать людей.

В правой руке Пятак держал на весу вилку, и создавалось впечатление, будто он готов броситься с ней в атаку.

– Самое большее, что мы можем выделить тебе, Колян, так это оставить за тобой «Фиалку», да и то с условием, что пятьдесят процентов прибыли ты будешь отчислять в наш общак.

– Интересное предложение. Его нужно будет обмозговать на досуге, – усмехнулся Радченко.

– У тебя на обдумывание всего лишь сутки, – произнес Прохор. – Потом ты должен будешь оставить те территории, которые незаконно занял и которые всегда считались общаковскими. Город, в котором мы живем, – воровской город, а значит, порядки здесь должны быть правильные, а не бандитские. Это наш ультиматум.

– А если я все-таки не соглашусь?

– Тогда пеняй на себя… Не будешь же ты все время сидеть в четырех стенах.

Прохор был уважаемым человеком в городе. Он контролировал вокзал и несколько казино. Первый срок он заработал в шестнадцать лет за убийство, хотя любому оперу было известно, что мокрого дела он не совершал, а взял на себя вину, чтобы выгородить великовозрастных подельников.

Скорее всего, ультиматум был идеей Прохора, и остальные ее просто поддержали.

– Жаль, – печально произнес Радченко. – Вижу, вы так и не поняли, с кем имеете дело. Я вам не мелкий дождичек, которым можно пренебрегать. Я катаклизм природы, с которым следует считаться. Я вас долго слушал, теперь вот вам что скажу… Вы должны оставить город. Навсегда! И знаете почему? Потому что сюда пришел я и мне с вами тесно. Вы мне дали сутки? Это очень великодушно с вашей стороны. Я же вам даю десять минут. У меня большие планы, поэтому мне некогда разбазаривать время. Тот, кто ответит «нет», может считать себя покойником. Он вообще не выйдет отсюда! Вы называете меня беспредельщиком? Что ж, я не против. Хорек, выйди сюда, пусть наши гости поймут, что в вопросах бизнеса я шуток не люблю.