Не вышло. Саня меня опередил. Одним рывком, подхватывая меня на руки, как пушинку, отнес на свою кровать.

Предусмотрительные, и экономически подкованные, проектировщики общежития наверняка предвидели такие повороты событий, устанавливая в комнатах кровати, на которых и одному с трудом можно уместиться. В итоге, я оказался вжатым в кровать, под массивным телом детины, раза в полтора меня крупнее.

И снова поцелуи, на этот раз долгие, откровенные, как будто мы не знакомы были до этого три года, будто сейчас время остановилось. Саша проявлял настойчивость, сдавливая меня в своих крепких ручищах, поглаживая и сжимая мою кожу. Его член колом упирался мне в пах, пульсируя, подрагивая, касаясь моего члена.

От переполняющих меня чувств хотелось стонать и кричать. Мне хотелось большего! Значительно большего. Перед глазами предстало лицо отца, в тот момент, на полигоне. Со всей ответственностью, я понимал, что готов.

Мои ноги в определенный момент обхватили его бедра, раскрываясь перед его каменным стояком. И он меня понял…

Это потом я осознал, что принимать вот так, с ходу, в себя такой диаметр было полнейшим безрассудством, но в тот момент было все без разницы. Я, словно шлюха, отдавался, раскрываясь от желания и морщась от боли. В ту минуту, когда он практически полностью вогнал в меня член, острое, ни с чем не сравнимое блаженство накрыло меня. Потом еще и еще. Это чувство перекрыло и боль, и страх, все еще ютившийся в моем сердце.

А потом наступила маленькая и яркая смерть. По-другому, я не могу это описать. Всего-то мгновение, но я ощутил такое!

Реальность возвращалась ко мне болью во всем теле и диким желанием дышать. Последнее удавалось с трудом. Сашка меня окончательно пригвоздил к кровати.

— Ты как? — усталым, запыхавшимся голосом прошептал, возлежавший на мне, объект моей страсти.

— Если сейчас не слезешь с меня, сдохну, — тихо, с запинками простонал ему в ответ.

— Ой… — Сашка соскочил с кровати со скоростью солдата-подрывника, у которого не получилось разминировать взрывчатку. — Извини. Ты как?

Болело все. Попа вообще, похоже, замахалась посылать болевые сигналы о помощи и тупо онемела.

— Хреново, — простонал я в ответ с самым несчастным видом. Но глядя на то, как эти слова отразились горем на лице, вечно беззаботного Саши, я сделал над собой прямо-таки титаническое усилие и улыбнулся. — Обними меня.

Сашку уговаривать не надо было. Он аккуратно присел на край кровати, и помогая мне приподняться, сгреб в свои объятия. Резкая боль в попе судорогой прошлась по телу, заставляя сжимать в руках все, что в них до этого попало. В итоге, я впился когтями в плечи Саши и глухо выдохнул. Он только ласково меня погладил, шепча какие-то беспорядочные. успокаивающие слова.

— Поможешь? — я попытался встать. — Мне в туалет надо. — С третей попытки у меня почти получилось.

— Тихо ты, я отнесу тебя… — он встал, намереваясь воплотить в жизнь обещание.

— Совсем с дуба рухнул? Или ориентировку на местности потерял? Хочешь, чтобы вся общага в курсе была?

Я был просто в шоке от его поведения. Тоже мне, рыцарь хренов! Ему-то хорошо, а у меня вся жопа пополам и… даже думать страшно. С его помощью я все же слез с кровати. Надо было в сортир и в ванную. Причем срочно. Сашка быстро подсуетился, найдя мне какой-то халат неизвестного происхождения и аккуратно накидывая его на меня.

С каждым шагом меня начинало злить и бесить все. Моя раздражительность дошла до уровня нервного шипения.

— Не ходи за мной, как за сахарным, не растаю.

Любовь куда-то моментально испарилась, желание видеть Сашу сменилось кардинально противоположным. Я высунул нос из комнаты, оценивая обстановку. Пусто. Придерживаясь за стену, со скоростью больной черепахи, направился к сортиру. По ноге что-то потекло.

Не буду рассказывать, что и как было дальше. Упомяну лишь, что из душа возвращался сам и намного быстрее, чем полз в сортир. Успев позаботиться даже о своих, наспех забытых в темноте, вещах. Вернулся я все равно к Саше в комнату, рассудив, что все еще не готов, физически и морально, предстать перед Лешкой и его лахудрой.

Да уж. Любовь убивает серая реальность. Факт.

К моменту моего возвращения Сашка извелся конкретно. Он. с видом побитой собаки, сидел за столом и героически изображал из себя праведного студента перед сессией. В глубине души, я даже благодарен был ему за то, что не стал возобновлять ухаживания.

Войдя в комнату, садиться не стал, а только подошел к Саше, изучая, над чем корпит это большое, теплое существо. Лисковский…

— Слушай, кто тебя так учил систему заполнять? — в глаза бросались ошибки, которые я уже исправлял, как минимум, у шестерых из моей группы.

— А как? — в глазах Сашки сиял ясный свет надежды.

Еще полтора часа ушло на переписывание Сашкиного ИДЗ. Все это время я настойчиво отказывался садиться. В итоге, когда последнее ИДЗ было завершено, Саня встал и оказался вплотную ко мне. Он, недолго думая, сгреб меня в свои сильные ручищи. Странное это какое-то чувство. С одной стороны, и обидно за то, что…ну, вы сами понимаете, а с другой, мне так было хорошо сейчас.

— Пойдем спать, а то вставать скоро.

Спал я на кровати Васьки. Это было своеобразной, извращенной местью с моей стороны.

«Боже! Я — пидорас!» — воскликнул бы, наверное, какой-нибудь экзальтированный герой ширпотребного романа и начал бы рвать кудрявые волосенки на причинном месте. Только это все не ко мне. Как-то вопросы сексуальной ориентации прошли, видно, мимо меня, потому как наутро, не обнаружив Сергея, я кинулся к нему в комнату.

Его там не было. Зато оказал услугу заспанному Лехе, подняв его в аккурат, чтобы не опоздать на пары. В итоге, Леха с его Олей рады, а я, как дурак, вернулся к себе. Сижу и думаю: как быть? Вчера, то есть сегодня ночью, Сережка вообще ходил с трудом. И куда он пошел с утра пораньше? Только бы с ним было все хорошо. Только бы он не натворил глупостей. Это же я виноват во всем. Набросился на него, изнасиловал. Вот я дебил недостреляный, как я мог его упустить!

В итоге, в самый последний момент, сгреб все со стола и умчал. на крыльях любви или заботы, в институт. Конечно, о любви говорить еще рано было. Меня сейчас заботило только состояние Просковина.

О том, какой сегодня день недели и какие у меня пары, до меня дошло уже в институтском лифте, когда рука потянулась к кнопкам. И правда: а куда мне ехать? Рассудив логически, что у меня сейчас Лисковский и что ИДЗ, с горем пополам и светлой Серегиной помощью, я сделал и даже умудрился, впопыхах, прихватить с собой, говорило в пользу практики у Лисковского. Вот я и нажал на кнопку 7. На третьем этаже лифт остановился подобрать попутчиков. Каково же было мое удивление, когда в лифт вошел сам, неподражаемый, Лаврентий Бесогонович. Эта наглая рожа отвернулась от меня, и как-то с опаской, вжалась в противоположную стенку просторной кабины, рассчитанной на 10-12 человек. Испугался, видно, что его догонит мой утюг, скромно упакованный в пакетик. Только потом, один добрый человек, рассказал мне, что в этом была разгадка того, почему на той паре мне были подписаны все ИДЗ одним махом. Лисковский, оказывается, страдал манией преследования. А пока, я ехал в полном неведении и с громадным булыжником на душе.

Лисковский пропустил меня перед собой в аудиторию, оказывая честь не быть наказанным за опоздание. А это многого стоит, поверьте. В целом то, что было на паре, ни единым словом не отложилось у меня в голове из-за постоянной тревоги за Сергея. К концу второго часа я в край извелся. На автомате, принес на проверку свои ИДЗ, пребывая в полнейшей уверенности, что меня пошлют и дальше гулять по саду, и курить бамбук. Но когда на всех ИДЗ отразилась размашистая карлюка подписи Лаврика, я как будто второй раз проснулся, так сказать, вернулся в реальный мир.

— Всё? — стою и смотрю на Лисковского ошалелым взглядом.