Дернул за ручку — болт. Точнее, не болт, а двери закрыты изнутри. Ничего себе подача. Кто же это такой веселый? В другой раз, с удовольствием покараулил, чтобы узнать правду, но не сейчас. Наверняка, этажом ниже работает душ, поэтому решил не замарачиваться и отправиться туда.

Через полчаса вышел, искупавшись. Полегчало лишь физически. На душе стало еще страшнее. Невысказанные вопросы грызли изнутри. Появился еще один:

— Что делать? — произношу его уже вслух, обращаясь к сумрачному пейзажу за окном комнаты.

Все равно меня никто не услышит. Никто. Даже инопланетяне, живущие со мной в комнате: их нет уже который день.

Кстати, завтра надо поинтересоваться, куда делись Биба и Боба.

Состояние… ужасающее, разрывающее на части от непонимания ситуации. Что, как, почему и главное, наверно, КТО? Кто тот, с кем он меня спутал?

Голова кругом! Нервы на пределе. Сейчас бы пойти к нему и разобраться!

Недолго думая, так и поступил. Но не успел выйти, как понял секрет закрытых дверей душевых. Жаров! Конечно. Сегодня я забыл о его существовании. Зато он — нет. Достаточно было пересечься с ним взглядом. В какой-то мере отлегло от души. Жаров сейчас с Васей, а значит не даст в обиду, мало того, Сашка встречается с Просковиным, поэтому не полезет на беззащитного соседа по комнате. Хотя бы потому, что в душе староста наверняка об этом позаботился.

Ох уж этот Сережа… зря я не дожал его на первом курсе — был бы у меня и сосед знатный, и любовник всегда под рукой.

С этими мыслями поперся на кухню. Пить хотелось неимоверно.

Но и тут мне покою не дают. Леша… и еще какая-то очередная. Не общага, а бордель с самообслуживанием! И чаю попить спокойно нельзя, совсем совесть потеряли!

Вернулся недовольный, лег и тут же уснул. Меня порядком измотал прошедший день.

Утром проснулся от мягкой трели будильника. Лежу и думаю:

«Жаров примерный вроде, на лекцию пойдет. Тем более, что она для потока, а значит и Просковин тоже. Буду надеяться на то, что Сороковой снова продинамит институт»

Орлы мои так и не пожаловали. Можно будет Васю затянуть к себе.

Оделся, примарафетился, зашел на кухню, наконец-то сварил зеленый чай. Народ потихоньку рассосался на учебу. Я прошелся около комнаты Сорокового. Тихо. Постучал.

Сердце предательски заныло. Только бы он был тут. Постоял, подождал. Тихо.

Уже сделал шаг в сторону своей комнаты, когда послышались звуки за дверью.

— Кто? — сонным голосом окликнул Сороковой.

— Я, — сам свой голос не узнал от волнения.

Еще пару томительных мгновений — и дверь отворилась. На пороге, в трениках и домашней рубашке, стоял Васька. Бог на свете все же есть!

Не дожидаясь приглашения, вошел в комнату со словами: «Надо поговорить»

— Чего тебе?

Я закрыл дверь за собой на замок и двинулся на объект интереса.

— Что вчера было, помнишь?

В его глазах отразилась такая буря, что мне стало страшно. Повисла пауза.

— Это был ты?

— Да.

Он отошел вглубь комнаты, сел на стул у стола и опустил голову.

— Можно тебя попросить об одной очень деликатной вещи? — не отрывая глаз от стола, тихо прошептал Вася.

— Конечно, — мой голос дрожал, как и я в тот момент.

— Забудь о том, что вчера было.

Васе слова давались с трудом. Таким, как в эту минуту, я его никогда не видел. От внешнего, холеного лоска и наглости, не осталось и следа. Меня обуревало только одно желание: схватить его и заключить в свои объятия. И не отпускать, как это я делал вчера. А вместо этого, я просто стал перед ним на колени и взял его руки.

— Этого я не могу обещать.

От прикосновения моих рук он вздрогнул, а после слов на его лице отразился испуг, скорее настоящий, панический ужас.

— Я не смогу забыть то, что было вчера. Не могу и не хочу. От своих вчерашних слов я не отказываюсь.

Наконец-то он на меня посмотрел. Потом повернулся на стуле так, чтобы смотреть на меня прямо, и с неимоверной тоской заговорил.

— Пойми.. я не знаю, что на меня нашло вчера… у меня снова приступы лунатизма начались.. или еще что-то… я грязный… ничтожество…

Речь скорее были набором несвязных фраз и мыслей, чем осмысленным предложением. Видно было, что он запутался крепко и не знал, как выпутаться из сложившейся ситуации.

— Это неважно все, — я обнял его за ноги и положил голову ему на колени. — Ты будешь моим, и точка. Так или иначе, но ты будешь только моим.

Васька криво, устало ухмыльнулся.

— Знаешь, сколько раз я говорил это девчонками?

Я улыбнулся.

— Много, наверное.

— Ага.

— Только, ты — не девчонка. И мы это оба знаем, — я не мог обижаться на его отказ.

Глупая молодая кровь. А ведь, если бы я тогда не услышал в сортире этих дурочек…

— Зато, я и не пидор, — слова были жестокими, слова, которыми он сейчас пытался от меня избавиться и защититься.

Меня так и подмывало парировать колкостью, но я смолчал. Даже, если тебе режут душу на части, нельзя продолжать это делать в ответ. Тем более, когда рядом тот, кого ты… любишь… Я люблю его?

Мысль, пришедшая неоткуда, поразила меня.

Я? Который никогда, никого, ни под каким соусом и так… сколько раз мне говорили эти слова?! Много, очень много, примерно столько же, сколько он говорил: «Ты будешь моей». И вот сейчас, похоже, расплата, за мое поведение, наступила.

— Это не важно. Ты все равно будешь моим, — я глухо прошептал это в его ладони, все еще покоящиеся в моих руках.

Сколько мы сидели вот так — не знаю. Потом я встал, потянул его на себя, поднял и заключил в объятия.

Вася не сопротивлялся… но и не отвечал взаимностью.

— Давно ты с парнями? — разговор начал клеиться, только когда мы уже ушли из общаги.

До этого, Вася был настолько скован и испуган, что я не в состоянии был ничего поделать. Когда мы вышли, определенного маршрута не было, да только ноги нас сами привели в парк.

Тут лишь одна центральная аллея и множество дорожек, теряющихся в чаще. Парк давно уже запустили, и он медленно, но верно, превращался в лес, в центре города. Здесь всегда можно было от души погулять, переговорить и даже потрахаться по безнадеге. Все три варианта я прочувствовал на своем опыте.

По пути запаслись большими стаканами кофе, парой булок и пачкой сосисок — и чем не пикник? Карта парка, как оказалось, была знакома нам обоим. Поэтому выбрали тропку, ведущую к полянке, с полуразрушенным столом и сваленными вокруг него бревнами.

Сели рядом, распаковали пачку сосисок, кое-как соорудили бутерброды и едим в тишине. На языке, так и вертится, куча всякой всячины, которую я бы хотел у него спросить. Но молчу, разве что пережевываю агрессивно и поглядываю в его сторону.

Вот это уже клиника. Подобным образом, я себя еще ни с кем не вел. И надеюсь… а может, этому надо радоваться, что есть кто-то, с кем я веду себя так?

Я не сразу понял, что он спросил. Лишь, когда я повернулся и попытался увидеть его опущенные глаза, до меня дошел смысл вопроса.

— Где-то с пятнадцати, — и сам потупил взгляд.

— Так рано, — это не был вопрос, утверждением его тоже с трудом можно было назвать, скорее, какая-то скорбь и сожаление.

Вася изменился за последнее время. Я просто не узнавал его. Не знаю, что стало причиной такого поворота, видимо, это был не лучший период в его жизни. Как обычно, я первым делом подумал о его девушке, но ходили слухи, будто она вообще идеал. Тогда в чем дело?

— А ты? — спросил, не удержавшись. Потом, правда, корил себя за несдержанность и болтливость.

Наступила пауза. Видимо, Вася сам не мог разобраться в себе. Он повернулся,в его глазах сверкали слезы. Я придвинулся ближе, и по-отечески обняв парня за плечи, погладил по руке и тихонечко прошептал:

— Не расстраивайся, все будет хорошо, — эти слова вроде бы ни и чему не обязывали, но они на всех действуют как заклинание. Потому что нам всем надо верить в лучшее.