— Наткнулись на что-нибудь подозрительное?

— Нет. Опросили всех в округе. Ни черта!

— Что говорит лаборатория?

— Ничего определенного. Тело довольно долго пробыло в воде. Следы на одежде уничтожены. У нас есть одна идея, но если вы настаиваете на иммунитете клуба…

— Вы имеете в виду порезы осколками стекла, не так ли? Видимо, стекло не совсем обычное — наверняка матовое и, возможно, цветное, — и вы хотите мне сообщить, что лаборатория их обнаружила. Да, инспектор, Дюшен или выбросилась из окна, или ее выбросили, а окна в клубе, по всей вероятности, окажутся…

Телефон донес до нас несколько раздраженный голос инспектора:

— Да, в некоторых порезах обнаружены мелкие частицы. Стекло темно-красное и весьма дорогое. Значит, вы видели осколки? Мы провели опрос во всех стекольных магазинах в радиусе одной мили от ворот Сен-Мартен. Владельцы предупреждены, что, если будет заказ, они нам сообщат… Инструкции?

— Пока ничего. Продолжайте работать, но учтите, никаких действий в отношении клуба без моего особого разрешения.

Инспектор выразил согласие и отсоединился. Бенколен опустил трубку и возобновил нервное постукивание кончиками пальцев по подлокотнику. Мы молчали, вслушиваясь в глухой шум коридора и стук бешеного дождя по окнам.

— Итак, — начал я, — девица Дюшен была убита в клубе. Но Клодин Мартель… Бенколен, неужели ее прикончили, потому что она слишком много знала о первой смерти?

Он медленно поднял на меня глаза:

— Почему вы так решили?

— Прежде всего исходя из ее поведения дома в ночь после исчезновения Дюшен. Плач, возбужденное состояние и слова, обращенные к матери: «Ты не сможешь мне помочь. Мне никто не поможет». Совершенно необычно. Она всегда являла собой тип самоуверенной, эгоцентричной юной леди. Как вы полагаете, они обе состояли в клубе?

Он нагнулся, чтобы придвинуть к себе тумбочку, на которой находились графин с коньяком и коробка сигар. Свет из алькова косо упал на его лицо, подчеркнул впадины щек и вспыхнул янтарным сиянием, преломившись в содержимом графина.

— Ну что же, попробую высказать хитроумную догадку. Одетта Дюшен, по моему мнению, не состояла в клубе. Однако мадемуазель Мартель, бесспорно, была его членом.

— Почему «бесспорно»?

— Этому есть масса доказательств. Ну во-первых, ее определенно знала Мари Огюстен, и знала хорошо. Правда, ей могло быть неизвестно имя. Клодин Мартель, видимо, обычно входила в клуб через музей.

— Минутку. Предположим, лицо Клодин было знакомо мадемуазель Огюстен и запечатлелось в ее памяти лишь потому, что она видела ее мертвой.

Налив себе коньяку, Бенколен задумчиво посмотрел на меня.

— Другими словами, Джефф, вы даете понять, что наша хозяйка музея в преступных целях скрывает свою осведомленность об убийстве? Вполне возможно. Чуть позже мы всесторонне обмозгуем эту идею. Что же касается членства мадемуазель Мартель, об этом говорит (и это во-вторых) черная маска, которую мы нашли рядом с телом. Нет никаких сомнений в том, что маска принадлежала Клодин.

Я с недоумением посмотрел на него и сказал:

— Так какого же черта вы доказывали инспектору Дюррану и доказали, что маска принадлежит другой женщине?

— Точно, — ответил он с усмешкой. — Совершенно верно. Мне пришлось ввести в заблуждение вас обоих, чтобы обмануть инспектора. Правда, я боялся, что он увидит прореху, зияющую в системе моих доказательств.

— Но с какой целью? Зачем?

— С какой целью обманул? Да потому что инспектор Дюрран — сугубо человек действий и не способен проявить выдержку. Он полагает, что невинную девушку хитростью заманили в клуб, где и убили при неудачной попытке покуситься на ее честь. Я хочу, чтобы все верили именно в его версию. Если бы Дюрран узнал, что она была постоянным членом этого заведения, то без раздумья кинулся бы к ее родителям, ее друзьям, ко всем без разбору и растрезвонил бы все известные нам факты. Результат — родители и друзья впадают во вполне понятное негодование и вышвыривают нас из своих домов или, в лучшем случае, не пускают на порог, что, в сущности, одно и то же. Так или иначе, мы теряем доступ к информации и лишаемся содействия. Надеюсь, вы заметили, что ни в одной, ни в другой семье я ничем не дал понять о возможной связи обоих происшествий или о том, что девушки имели отношение к клубу.

Я покачал головой:

— Мне кажется, что вы ведете слишком сложную игру.

— Но это единственный возможный путь. Другим способом мы ничего не достигнем. Публичный скандал сейчас вокруг клуба убьет все наши надежды докопаться до правды. Теперь о маске. В системе аргументов, которые я привел инспектору, было одно очень слабое место. Вспомните, внешность, которую я описал на основе маски, могла соответствовать мертвой девушке небольшого роста, смуглой, с длинными волосами. Все сходилось, и маска это доказывала. Но единственным, не столь заметным фактом я сумел убедить Дюррана.

— Ясно, на маске были следы помады. Вы же обратили внимание на то, что мертвая женщина не красила губы.

Усмешка Бенколена переросла в громкий смех.

— Джефф, но вы же собственноручно подняли с пола помаду, которая выпала из ее сумочки! Если ее губы оказались не накрашены в момент смерти, это вовсе не означает, что девушка вообще не пользовалась помадой и не надевала эту маску. Я как руководитель опечален тем, с какой легкостью Дюрран принял на веру мои слова, когда все указывало на то, что маска принадлежала убитой, однако в момент смерти ее на лице не было.

— Но разорванная резинка?

— Резинка, мой друг, была разорвана убийцей, когда он лихорадочно рылся в ее сумочке. Понимаете? Уходя из дома вечером, она прихватила маску. Вне сомнения, старомодная пуританская мораль семьи Мартель не допускала, чтобы девушка красила губы, а позже она просто забыла это сделать. Наверняка она отправилась в клуб. Чтобы окончательно доказать, что она была постоянным членом клуба, обратимся… Впрочем, лучше обсудим все с самого начала.

Он откинулся назад, соединил кончики пальцев и отсутствующим взглядом уставился в окно.

— Итак, мы с самого начала подозревали, что «дама в коричневой шляпке» — Джина Прево — каким-то образом связана с исчезновением Одетты Дюшен. Старик Огюстен, если вы помните, заметил, как она следом за Дюшен спустилась по лестнице, и принял ее за призрак. Мы с полной уверенностью можем предположить, что Клодин Мартель также имеет отношение к смерти Одетты. По-иному быть не могло, принимая во внимание ее членство в клубе и особенно поведение дома в ту ночь. Я не хочу сказать, что они обе прямо замешаны в убийстве. Но их могут обвинить в этом преступлении. Они договариваются о встрече — Джина Прево и Клодин Мартель — в тот вечер, когда Клодин была убита.

Итак, за двадцать пять минут до полуночи мадемуазель Прево ждет чего-то у входа в музей, где ее и видит полицейский. Она выглядит нерешительной и подавленной. Вне сомнений, Прево условилась о встрече с подругой либо в самом музее, либо в переходе. Девушки такого круга вряд ли будут ждать снаружи у двери, выходящей на бульвар Себастополь. Этот бульвар — не самое лучшее место для девицы: вы знаете Париж. Но что-то пошло не так, Джефф, и нам нет нужды ломать голову, что именно. Джина Прево подошла к музею в одиннадцать тридцать пять, но тот уже был на замке.

Нелепая случайность разрушила все планы. Ведь я совершенно случайно позвонил достойному мсье Огюстену, чтобы договориться о встрече, и в результате ему пришлось неожиданно закрыть музей раньше. Прибыв на место, мадемуазель обнаруживает, что двери на запоре, а в окнах темно. Раньше такого никогда не случалось. Она не знает, как поступить. Она вся в колебаниях. Мадемуазель Прево, бесспорно, привыкла проникать в клуб через музей и не может решиться воспользоваться дверью на бульваре Себастополь.

Клодин Мартель явилась раньше. Мы не знаем, пользовалась ли она обычно музейной дверью или ходила через бульвар. Но на сей раз, несомненно, прошла через дверь на бульваре.