И, сделав несколько шагов, он медленным и плавным движением руки положил бумагу перед председательствующим.

— Ну вот, — удовлетворенно произнес руководитель. — По-моему, это очень хороший законопроект. Краткий и точный. Я думаю, что мы можем принять его целиком. Постойте, постойте, отойдите от микрофонов. А я вам говорю — отойдите. Да, я дам вам слово, дам, только потом. Что? К порядку ведения? Ну, пожалуйста, если уж вы иначе не можете… Включите первый микрофон.

— Согласно демократическим установлениям, — проговорили в первый микрофон, — субъектам должно быть предоставлено право доказать свою невиновность в нарушении отдельных законов. Поэтому немедленное принятие законопроекта я считаю невозможным.

— Разумеется, — согласился председательствующий. — Хотя, должен сказать, эта процедура лишь отнимет у нас время, но никак не повлияет на результат законотворческого процесса. Ну, что там еще? Хорошо, второй микрофон. Что там у вас?

— Обеспечено ли дискутируемым участие прекос-лова? Ритуал и традиции требуют…

— Ну зачем вы усложняете простой вопрос? Вы ведь сами понимаете: опытный законовед может доказать, что субъекты не нарушали одного, другого или третьего закона, но никто не в силах доказать, что они не нарушили ни одного. Ну допустим, нам каким-то путем докажут, что преступники не нарушали закона о запрете перекраски обувных шнурков из коричневого цвета в черный. Что? Есть такой закон, есть, мы сами его приняли триста сорок два часа назад. Но никому не удастся доказать, что они не виновны в нарушении всего остального, а в том числе и важнейшего закона о недопущении распродажи и вывоза всех богатств нашего прекрасного мира. Не удастся, повторяю, потому что они в этом виновны, и вина их убедительнейшим образом доказана. Ну судите сами, уважаемые собреды: три субъекта прилетают в наш мир на собственном корабле. Кто пригласил их? Никто! Вот вам уже одно нарушение: прилет без приглашения. Вы скажете: может быть, они честные коммерсанты и привезли какие-то нужные нам товары на продажу? Нет, не привезли, трюмы их корабля совершенно пусты. Ни один торговец не позволит себе гнать пустой корабль, он обязательно найдет подходящий фрахт, чтобы увеличить свою прибыль и избежать лишнего расхода топлива. Таким образом, нарушению подвергся и закон о запрете прибытия к нам кораблей, не везущих нужные товары. Уже одного из этих преступлений достаточно для принятия закона о предании смерти нагло вторгшихся выродков. Но самое ужасное ждет вас впереди! Компетентная экспертиза установила, что корабль преступников прекрасно годится для перевозки — чего бы вы думали? Да, именно протида, главного богатства Иссоры, заставляющего считаться с нею любой мир нашего региона и многие планеты за его пределами. Вот в чем коренится ужасный замысел: вывезти с нашей планеты громадное количество протида, не обложенного налогами и закупленного, вероятно, у подпольных торговцев. Нет сомнения, что и вывозную пошлину эти воры не собирались платить, таким образом обворовывая наш милый мир дважды и трижды.

Он перевел дыхание.

— Высокие собреды, я вовсе не строю гипотез. Я говорю, опираясь на конкретные факты, а именно: на бывшем космодроме государственным учреждением было сосредоточено некоторое, довольно значительное количество протида, предназначенного для выполнения важного обязательства перед одним из сотрудничающих с нами миров. И вот этот протид бесследно исчез. Когда протидная инспекция начала вскрывать тару, где помещались специальные контейнеры, там, уважаемые собреды, оказался лишь мусор. Сопоставьте факты: протид исчезает — и почти одновременно на этом космодроме появляется таинственный корабль с пустыми трюмами. Ребенок, собреды, младенец-кроха без запинки объяснит вам: между этими фактами существует явная и неоспоримая связь!

Шум в зале возрос.

— Как всем известно, по принятому нами же шесть тысяч часов назад закону, неразрешенный вывоз протида карается смертью, и попытка такого вывоза карается смертью, и неуплата или попытка неуплаты пошлины тоже карается смертью. Я полагаю… Стойте, куда вы? Я не предоставлял вам слова! Нет, сядьте на место! А я не позволяю…

В зале поднялся шум, обсуждение прервалось. Кто-то стремился к столу, коллеги оттаскивали его и отталкивали, не жалея кулаков.

— Похоже на постановку в скверном театре, — пожал плечами Изнов. — Немыслимо, чтобы таким образом приговаривали кого угодно к чему бы то ни было.

— И тем не менее, — пожал плечами Алас, — именно так обстоит дело. Однако не унывайте чрезмерно. Я ведь говорил вам: все только начинается. Мы еще будем бороться за ваше полное оправдание.

— Каким же образом, хотел бы я знать? — спросил Изнов.

— Как везде. Свидетельскими показаниями. Искусством прекослова.

— Помилуйте, Алас! Какие свидетели могут доказать, что мы прилетели сюда по приглашению, если мы и в самом деле его не имели?

— Причины здесь никого не интересуют. А вот показания…

— Кстати, — перебил прекослова Федоров, — а что это вообще за порядок судопроизводства: начинать с вынесения приговора, а потом доказывать его обоснованность или несправедливость? Во всех известных нам мирах принято поступать как раз наоборот.

— Вот и сидели бы в тех мирах, — ответил несколько обидевшийся Алас. — А у нас это вопрос традиций и целесообразности. Традиция заключается в том, что на Иссоре приговоры всегда выносились даже прежде, чем возникало обвинение. То есть не приговор исходил из обвинения, а наоборот, обвинение — из приговора. Что же касается целесообразности, то нет никого, кто не был бы виновен в нарушении хотя бы одного закона. Простая логика говорит об этом: если одновременно существует множество законов, противоречащих друг другу, то, соблюдая один, вы тем самым нарушаете другой. Ну а раз всякий житель так или иначе виновен, то и приговора он заслуживает заранее. Все очень просто и разумно.

— И как вы еще существуете? — пробормотал Изнов.

— Просто. Благодаря приспособлению к условиям существования.

— Не представляю, как можно к такому приспособиться.

— Не так уж сложно. Вот если бы суд не принимал во внимание свидетельских показаний, тогда выжить оказалось бы затруднительно. Но у нас именно свидетели играют главную роль. Согласно нашему судопроизводству, один свидетель всегда выступает главным, а еще одиннадцать поддерживают его показания: второй удостоверяет правдивость первого, третий — второго, четвертый — третьего… И вот все наши граждане уже достаточно давно объединились в группы по двенадцать человек. Каждая такая группа называется семьей.

— Так значит именно об этих «семьях» нам говорили?

— Да конечно же!

— Но кто и что может показать в нашу пользу? Нас никто не знает.

— Какая вам разница, да и им тоже? Они покажут то, что им закажут. Но как вы уже, наверное, поняли — за соответствующую плату.

— Но ведь если мы обвинены в нарушении всех без исключения законов… а их, вы сказали, очень много…

— Никто точно не знает, сколько. Количество их ежедневно растет.

— Сколько же времени придется доказывать, что мы ничего не нарушали?

— Успокойтесь, этого не потребуется. Если бы приходилось доказывать все до конца, то до сих пор не завершилось бы слушание и самого первого в нашей истории дела. Но для того, чтобы ограничить слушания во времени, установлен принцип аналогии: если вам удалось доказать, что вы невиновны в нарушении тринадцати самых серьезных законов, то принимается, что по аналогии вы и в остальных нарушениях не виноваты. Ну, за исключением какого-то одного, не самого страшного.

— Значит, все-таки в чем-то виновны?

— Но мы же не можем допустить, чтобы кто-то был привлечен без всяких оснований. Нарушение обязательно. Обычно обвиняемый признается в нем сам, добровольно и откровенно, выбрав то, что ему более по вкусу и грозит минимальным наказанием. Это несложно, потому что доказывать истинность признания не нужно, свидетели к этому даже не привлекаются. В таких случаях суд ограничивается гуманной мерой: только конфискацией имущества.