Но люди — это всего лишь люди, пускай их убеждения сколь угодно правильны, а биографии безупречны. Вдали от среды, где им удалось найти и проявить себя, они мало отличались от детей.

Идеальная обстановка городской памяти действовала на старотуземцев слишком соблазняюще и откровенно бросала вызов Карен и Сули Рам Кикуре.

Кроме того, в атмосфере ощущалась какая-то загадочная напряженность. Что-то подсказывало Карен: вскоре на ее пути встанут препоны куда серьезнее.

— Не пора ли отдохнуть? — спросила Рам Кикура.

Карен усмехнулась:

— Это местечко для того и создано, чтобы отдыхать.

— Да, только к тебе это не относится. Тебе нужен отпуск. В этой среде мы — на десять часов объективного времени. Возвращайся к себе.

— В тело. Из царства снов.

— Именно. Из кошмара. И отдохни по-настоящему. Если что-нибудь сдвинется к лучшему, я дам знать. Если нет — закрою лавочку и разгоню всех по телам. Спровадим их на Землю и возьмемся за новый план. — Подняв брови и потупив голову, она взглянула на Карен в упор. — Идет?

— Да.

Спустя объективный час Карен у себя в квартире надела шелковое кимоно, тридцать лет назад подаренное группой уцелевших жителей Японии, и улеглась на кушетку с бокалом охлажденного «чертополохов-ского шардонне»; негромко играл Квартет Гайдна, музыка сопровождалась пиктограммами. Интерьер квартиры был переделан в открытую веранду с видом на пляж тропического острова. За широким и чарующе-синим океаном праздно коптил вулкан, его дым растекался по белым скирдам облаков. Над плетеным креслом Карен резвился соленый, теплый бриз.

Она могла бы и не выходить из городской памяти, где иллюзия была столь же полной, но здесь не досаждало ощущение, вернее, понимание того, что не только ее разум, но и тело — всего-навсего копия. Тонкий нюанс. Чего-чего, а тонких нюансов на Пухе Чертополоха хватало.

«Какие мы еще дети, — думала она, потягивая вино и невидяще глядя на далекий вулкан. — Может, Гарри прав: к черту все, пускай возраст берет свое. Может, за сорок лет мы все выгорели внутри, но только он остался честен до конца».

Мелодично загудел пульт комнатного контроля. Она откинулась на спинку кресла и апатично произнесла:

— Да?

— Госпожа Ланье, с вами желают поговорить двое. Один — ваш супруг, другой — Павел Мирский.

Карен вздрогнула от неожиданности. «Помяни черта!»

— Остров убрать. Стандартный интерьер.

Исчезли веранда, остров, вулкан и океан. Образовалась небольшая комната, обставленная в классически-скромном стиле Гекзамона.

— Хорошо.

В центре комнаты появился Гарри.

— Здравствуй, Карен.

— Как дела?

— Отлично. Вспоминал тебя. Давно хотел с тобой поговорить, но боялся помешать.

— Ничего, пожалуйста. — В воображении появился облик, который ей сейчас хотелось принять, — облик Бетти Дэвис, американской актрисы начала двадцатого века, холодной, сварливой, черствой и вместе с тем ранимой. Но пикторы были не в силах оказать ей такую услугу.

— Нам надо поговорить с Сули Рам Кикурой.

— Она все еще в городской памяти. Не дает цыпляткам заклевать друг дружку.

— Проблемы?

— Не идет у нас дело, Гарри. — Она отвела взгляд от изображения мужа и, заметив, что палец окунулся в вино, отставила бокал. — Вот, отдыхаю. А как Мирский? Что происходит?

— Назревают крупные неприятности. — Он объяснил ситуацию.

Настало время действовать — Гарри-то, оказывается, явился не по своей прихоти. Но действовать не хотелось. Даже просто шевелиться.

— Неужели Нексус мог на это пойти? Без согласования с Землей?

— Мирский поведал много удивительного, — ответил Ланье, — и я, честно говоря, не думал, что Нексус отклонит его просьбу. По-моему, открыть Путь да так и оставить — идея пагубная.

— Сули в курсе?

— Нет.

Мысли побежали быстро, неприязнь почти истаяла. Вновь они в одной связке, работают над одной проблемой. Кроме того, что-то в ее муже переменилось. Что с ним сделал Мирский? И со всеми?

— Хорошо. Я с ней свяжусь через городскую память и объясню, что дело срочное.

— Я люблю тебя. — Ланье растаял.

Совершенно против желания и к немалому ее удивлению, у Карен перехватило дух. Пришлось напрячься, чтобы сдержать слезы. Сколько лет она не слышала от него этих слов!

— Черт бы тебя побрал… — пробормотала Карен.

Китс[18] был не прав.

Красота не вечна. Одной красоты слишком мало. Все неизменное — сомнительно. Ибо что есть жизнь, как не тщета, суета и неизбежные перемены — то мгновенные, то прорастающие исподволь?

Манерность истинна. Истина манерна. Это все, что мы знаем, а большего и не надо знать. Общество мутирует каждый день, каждый час, и индивиду не остается ничего иного, как следовать за ним. Даже если этот путь никуда не ведет.

Мечтательницы прошлого века, тоскуя о жизни иной, меланхолически напевали: «…ах, подарите мне новое платье, новые волосы и лицо!..»

Новое лицо.

Но высшие жрецы трансформации, почитаемые за всемогущих арбитров и законодателей моды, на деле лишь самые бесправные из ее слуг, ибо утрачивают собственную сущность в сумбуре произвольных, ими же вызванных к жизни перемен.

Поверьте тому, кто знает это лучше многих.

Искренне Ваш — доктор Строуд.

Девушка на больничном ложе как две капли воды походила на взволнованную мадонну. Я не помнил, как ее зовут: в клинике Строуда пациенты сменяют друг друга так часто и в таком количестве, что поневоле перестаешь воспринимать их как индивидов. Старшая сестра Мэгги Крауновер четко и без лишних слов просветила меня перед дверью палаты.

— Здесь Хана Моррелл, доктор. Четырнадцать лет, техник Лонг-Айлендской станции холодного термояда, кредит на солидную сумму. Органические дефекты отсутствуют. Обычная перекомпоновка.

Отсутствие органических дефектов — не слишком адекватная характеристика красоты, от которой даже у меня чуть ли не захватило дух. В окружении мониторов девушка полусидела, облокотившись на подушки: светлые струящиеся волосы, овальное лицо с нежной кожей оттенка перламутра, изумительные серые глаза, классический нос с легкой горбинкой. Изгибу полных губ могли бы позавидовать лучшие модели Рубенса.

Она улыбнулась, и мой внутренний голос возопил: «О Господи! Какого дьявола! Ты что, всерьез намереваешься улучшить это лицо?!»

Я протянул руку, и ее тонкие пальцы крепко пожали мои.

— Здравствуйте, доктор Строуд.

— Доброе утро, мисс Моррелл. Вы желаете биоскульптуру лица, насколько я понял?

Я постарался скрыть свое неодобрение. В конце концов все, о чем стоит волноваться, так это сумма ее кредита.

Девушка нерешительно кивнула, по-видимому, лишь в моем присутствии окончательно осознав, что собирается сделать.

Я заговорил быстро и убедительно — следовало рассеять ее последние сомнения и подтолкнуть к решающему шагу. Согласие на операцию она уже подписала, и мне совсем не хотелось упускать из рук жирный гонорар за не слишком утомительную работу.

— Ну что ж! Пора взглянуть на ваше будущее лицо! Мэгги не мешкая включила голосистему: в воздухе,

прямо над кроватью, сформировалось объемное цветное изображение женской головки, слегка просвечивающее в потоке ярких солнечных лучей, заливающих роскошную одноместную палату.