В этот раз с ним был высокий, стройный и смуглокожий мужчина. Он все время молчал и держался как-то в стороне. Рональд спросил, не возражаю ли я против его присутствия. Мужчина хотел только посмотреть на нас. Сам же он не произнесет ни слова и не коснется меня даже пальцем. Странно, но мне эта идея понравилась. Я вспомнила, как порой мне хотелось, чтобы мама увидела нас с Дональдом, хотя знала, что это будет для нее страшным ударом. Только так она смогла бы понять меня до конца.

Итак, я согласилась и позволила тому мужчине наблюдать за нами. Он уселся в углу с таким видом, словно ему уже много раз приходилось видеть подобное, и не просто видеть, но наблюдать. Я понимала, что все то, что мы с Рональдом делали у него на глазах, имело для него особый смысл, и это удваивало наше наслаждение...

Потом, когда Рональд уже прибирался в кабинете, этот мужчина подошел ко мне. Мы молча смотрели друг на друга так долго, что у меня закружилась голова. «Этого я не знал», – произнес он, наконец, столь таинственным голосом, что у меня по коже пробежали мурашки. Я хотела спросить, что он имел в виду, но тут же подумала, что это будет выглядеть страшно глупо. Где-то в глубине сердца я понимала, что мне не следует связываться с этим человеком. «Я ничего о тебе не знал», – внезапно сказал он. На меня напал такой страх, что сердце было готово выпрыгнуть из груди – так сильно оно забилось. Кровь бросилась мне в голову, и я ничего не смогла сказать.

Потом, когда они с Рональдом сидели и негромко о чем-то разговаривали, я потихоньку ускользнула в соседнюю комнату. Они даже не заметили этого. Когда мужчины ведут серьезные разговоры, женщины им уже не нужны. Его пиджак висел на старомодной деревянной вешалке в кабинете Рональда. Меня словно магнитом притянуло к этому пиджаку. Довольно долго я просто прижималась к нему щекой, вдыхая запах его хозяина. Запах этого мужчины мне нравился. Потом я запустила руку во внутренний карман и вынула оттуда бумажник, длинный и плоский, какие любил Дональд. Он был из крокодиловой кожи темно-синего, почти черного цвета. Он мне очень понравился, этот необычный, иссиня-черный оттенок. Потом я открыла его, сама не знаю зачем, и увидела тисненное золотом имя – Трей Мерли. Что за странное имя? Может, это какая-то выдумка? Если опустить одну букву, получится «тре мерли», что по-итальянски означает «три дрозда»...

На этом запись обрывалась. Однако в самом низу недописанной странички Рейчел торопливо набросала карандашом чей-то адрес. Уж не этого ли Трея Мерли?

Внезапно Кроукер похолодел от ужаса. Если верить словам покойной Вонды Шеперд, именно так звали владельца прокатной фирмы в Маргейте. Именно в этой фирме Майер арендовал зеленый «линкольн». Теперь выясняется, что этот Трей Мерли был знаком с доктором Стански. Что бы это могло значить? Пока Кроукер ничего не понимал, но в глубине души уже знал, что скоро все тайны раскроются...

Адрес, нацарапанный в дневнике Рейчел, оказался реальным, где-то на Гибискус-Айленде. Сам по себе Гибискус-Айленд был небольшим, не более десяти кварталов в длину и двух в ширину, но дома здесь были очень большими, при каждом имелся свой собственный лодочный причал. Сверившись с адресом, Кроукер подъехал к большому белому дому и остановил машину у обочины. Если не считать темно-синих навесов над окнами, этот дом практически ничем не отличался от соседних. Кроукер вышел из машины, с наслаждением подставив свое избитое и измученное тело под горячие солнечные лучи.

Поднявшись на крыльцо, он позвонил в дверь, однако на звонок никто не откликнулся. Он обошел дом сбоку, миновав клумбы алых роз. Позади дома оказались большая веранда и огороженный со всех сторон бассейн. Вокруг бассейна были аккуратнейшим образом расставлены восемь белых шезлонгов. Однако рядом не было ни души. Листья пальм едва слышно царапали по стеклу, тихонько булькали фильтры бассейнов. На небольшом столике на колесах лежала стопка чистых полотенец и стояли баночки с солнцезащитным кремом.

Позади бассейна находился лодочный причал, но возле него не было ни одной лодки. Возвращаясь назад, Кроукер заметил, что дверь, ведущая к бассейну, приоткрыта. Он вошел внутрь. Прямо перед ним виднелись окна гостиной, справа – окна жилых помещений, а слева – окна спален для гостей. Вокруг не было ни души, только в бассейне покачивался на зеленой воде пластиковый аллигатор, который, казалось, с любопытством разглядывал непрошеного гостя. Раздвижная дверь, которая вела в гостиную, была незаперта, и Кроукер вошел в кондиционированное помещение.

Гостиная была заставлена светлой, очень дорогой мебелью, столь безупречно чистой, словно в этом доме никто никогда не жил. Посреди накрытого на пять персон стола стояла высокая ваза со свежими цветами. Однако в воздухе не пахло ни едой, ни табачным дымом, ни женскими духами, ни мужским одеколоном.

Войдя на кухню, Кроукер осмотрел все буфеты и шкафчики, обнаружив в них основательные запасы продовольствия и массу кухонной утвари. К холодильнику он приблизился в последнюю очередь. После гибели Сони этот предмет, столь обычный для каждой кухни, наводил на него необъяснимый ужас. Открывая дверцу холодильника, он не мог отделаться от мыслей об отрезанной голове Сони, глядевшей на него из холодильника. Вот и теперь, взявшись за ручку холодильника, он подумал: «А что, если там, внутри, отрезанная голова Трея Мерли?» Сжав зубы, он решительно рванул на себя дверцу. Внутри оказались обычные продукты.

Подождав, пока успокоится не на шутку разошедшееся сердце, Кроукер со слабым вздохом захлопнул дверцу.

В хозяйской спальне он увидел роскошную, королевских размеров кровать, антикварный французский прованский гардероб и огромное настенное зеркало в позолоченной раме. Открыв гардероб, Кроукер осмотрел его содержимое и не нашел ничего интересного, отметив, впрочем, что у Трея Мерли, должно быть, тугой кошелек и отменный вкус. Возле кровати стоял небольшой лакированный ящик высотой приблизительно в тридцать дюймов. На ночном столике лежал пульт дистанционного управления. Кроукер взял его в руки и нажал кнопку «открыть».

Тотчас же ящик в ногах кровати бесшумно открылся, и из его глубин поднялась длинная подставка, на которой стояли телевизор, видеомагнитофон, проигрыватель лазерных дисков и целая куча видеокассет и компакт-дисков.

На кровати лежала аккуратная стопка свежевыстиранных белых рубашек. Внутрь каждой рубашки была вложена картонка. Рядом лежала розовая квитанция из прачечной.

Что-то в этой картине насторожило Кроукера. Вложенные в рубашки картонки показались ему слишком толстыми. Своей биомеханической рукой он осторожно вытянул картонку из верхней рубашки, оказалось, что это самая обычная папка.

Кроукер вздрогнул – на ней была наклейка с именем Сони Виллалобос.

В папке лежала выписка из ее медицинской карты, сделанная доктором Рональдом Стански. Причем в шапке бланка был указан адрес его клиники в Маргейте, а не частного кабинета в Вест-Палм-Бич. Значит, Соня была пациенткой доктора Стански?

Кроукер торопливо выдернул из второй рубашки еще одну папку и, к своему ужасу, увидел на ней имя Вонды Шеперд. Значит, она тоже была пациенткой этого Стански? Это не могло быть случайным совпадением. Обе папки содержали результаты одних и тех же анализов. Возможно, такова была стандартная процедура, но в обе папки было вложено по листочку, от вида которого у Кроукера волосы встали дыбом. Это были результаты весьма специфического анализа крови. Он вытащил третью папку и не поверил своим глазам. На обложке стояло имя Рейчел Дьюк. Дрожащей рукой он перелистал содержимое папки. В мозгу замелькали страшные догадки. Если он прав...

Он взглянул на квитанцию – прачечная-химчистка «Джиффи тайм». И адрес – где-то на Мексиканском бульваре. Адрес показался ему странно знакомым.

И тут Кроукер застыл на месте. До его слуха донесся какой-то слабый звук из гостиной. Он бесшумно передвинулся в другой угол спальни, откуда виден был коридор.