Побагровевший от смеха Овсепян махнул рукой конвоирам.

Кто-то подтолкнул Илью. Дед Григорий неуверенно поплелся следом, не спуская взгляда со спины внука.

Первое, что увидел Горбунов, когда его втолкнули вслед за Овсепяном, была плеть, висящая на стене. Напротив входа, у окна, так, что тень скрывала его лицо, сидел Волох, облаченный в серые бриджи и зеленый френч. Илья лишь мельком скользнул по нему взглядом и с нескрываемым интересом стал рассматривать сидящую за столом женщину. Серая папаха, черная черкеска с серебряными газырями, перекрещенная тонкими ремешками от шашки и кобуры револьвера, белая рубаха-косоворотка, виднеющаяся в широком вырезе черкески, — все это сидело на ней ладно, с чуть уловимым кокетством и молодецкой лихостью. Белое, не тронутое загаром лицо с подвижными чертами не было жестоким. «И как это ее угораздило в атаманы…» — с сожалением подумал он. Она окинула его настороженным взглядом, медленно перевела взор на неподвижно замершего у двери деда Григория и с любопытством спросила:

— Дед, ты знаешь этого человека?

— А как же! — возмутился дед. — Чтоб я да не знал собственного внука! Он сызмальства при мне… Казаком его сделал, а он спутался хрен знает с кем.

Овсепян украдкой покосился на Волоха. Осторожно уселся на табуретку.

— Расскажи, дед, что знаешь! — распорядился он.

— Эт про што?

— Как пришел, что говорил…

— Пришел обыкновенно, как все люди ходят, — ногами, — спокойно заговорил дед, не глядя на внука, засунув по привычке большие пальцы рук за ремешок на поясе. — Дело перед грозой было… Я ему говорю, чтоб в хату шел, а он спрашивать начал: где атаманша проживает да кого поймали вчерась…

Лена беспокойно повела бровями.

— Я ему про все рассказал, что знал, — продолжал дед. — А как он ушел, призадумался. «Зачем, — думаю, — ему все знать надобно?» Пошел к Карпычу, — старик кивнул на знакомого Волоху казака, — он сосед мой. Рассказал ему про все… Потом… Вот он!

— Молодец, дед! Ты настоящий казак! — похвалил Овсепян. — Говори, что хочешь за добрую услугу?

— Да мне ничего не надобно. Вот только внука… не убивайте.

Все, за исключением Карпыча, посмотрели на старика как на помешанного.

— Зачем же донес про него? — не сдержала удивления атаманша.

— Хочу, чтоб снова с казаками был, а не супротив казаков.

— Ну и болван ты! — чуть ли не со слезами в голосе вскипел Илья. — Настоящие казаки с Кубани и Дона за власть Советскую воюют, а не за толстобрюхих куркулей Деникиных да вот этих лавошников! — Он кивнул в сторону Овсепяна.

— Молодец, дорогой! Теперь мы знаем, ты большевичок! — довольно потирая руки, воскликнул Овсепян.

— А я в не собирался отпираться! Сбрехал бы, так ты б не поверил.

— Правильно! Теперь скажи: зачем сюда пришел?

— Сюда не приходил, сами привели! Я этот дом с малых лет не перевариваю.

— Это я уже видел… Зачем в станицу пришел? Зачем про атаманшу спрашивал?

— А на что тебе знать? Может, влюбился!

— Надо знать, дорогой. Ты лучше не серди меня. Скажешь все — с дедом домой пойдешь, не скажешь — так отделаю, ноги у меня целовать будешь!

Илья пружинисто напрягся, когда Овсепян, возбужденно сверкая глазами, нарочито медленно приблизился к нему. Двое казаков повисли на его руках. Овсепян сдернул с гвоздя плеть, поиграл ею и ожесточенно начал хлестать пленного, стараясь попасть по лицу.

— Я тебя, дорогой… сволочь! Я тебе весь морда исполосую!

Повисшие на руках казаки не давали разведчику уклоняться от ударов. Он пригибал голову, по плеть все равно достигала лица. Неожиданно армянин ударил его ногой в пах. Илья охнул от резкой боли и потерял сознание.

Дед Григорий тусклым взглядом наблюдал за избиением, не проронив при этом ни звука.

— Отнесите его в сарай! — распорядилась атаманша.

Овсепян, тяжело переводя дыхание, остался стоять посреди комнаты в позе зверя, у которого неожиданно отняли полуистерзанную жертву.

— Не можешь ты допрашивать пленных, — с нескрываемым торжеством и насмешкой поддела его Лена. — Надо об этом Ропоту сказать, чтоб отправил уборные чистить…

— У Деникина не таких заставлял говорить! — просипел бывший подполковник деникинской контрразведки, направляясь к двери. На пороге он обернулся, кинул недобрый взгляд на Волоха: — Еще посмотрим…

После его ухода в комнате несколько минут царила гнетущая тишина, нарушаемая лишь доносившимся со двора и улицы веселым оживлением.

— Как ты думаешь: зачем ему нужно было знать, где я живу? — нарушила молчание Лена, пытливо заглядывая в лицо мужа.

— Не знаю… — уклонился тот от ответа.

— Зато я знаю! — с вызовом бросила она. — Ему нужно было увидеться с тобой! И вы виделись! Ты передал ему, что услышал от меня… А вот уйти он не успел: пожрать у родного дедушки захотелось!

— Думай что хочешь!

— Должна думать! По вашей милости сделалась атаманом!.. Сегодня же уведу отряд. Этого расстреляем!

— Если ты уверена, что он связан со мной, расстреливай и меня.

Она затравленным взглядом смотрела ему в лицо.

— Сережка, кто я?

Волох неопределенно пожал плечами.

— Если для меня, так с одной стороны жена, с другой — сатана!

Она горько усмехнулась.

— Баба не баба, мужик не мужик… Не могу я тебя убить! Люблю же… Слышишь, люблю!

Лена порывисто бросилась к нему, стала на колени и заплакала, уткнувши лицо ему в живот.

— Что же нам делать?! — выдавила она сквозь слезы. — Ведь не могу же я все бросить!

— Можешь, если захочешь!

— А почему ты не хочешь?

— Во-первых, я уверен в нашей правоте. А ты в чем-либо уверена?

— Нет! Но предателем тоже не могу быть! — Она подняла к нему заплаканное лицо и впервые в этот день улыбнулась.

— Странно у нас получается, Сережка. Ничего друг другу не говорили, а все известно… Я теперь почти верю — ты комиссар… Уходи сегодня же, иначе я не смогу спасти тебя! Слышишь?…

— Слышу. Теперь ты послушай. Раз уж действительно карты открыты, делай как прикажу я, твой муж. Ты должна бросить банду! Сделаешь это ради себя, ради меня, ради наших будущих детей, ради брата, наконец!

— Брата?

— Да! Алексей Христов — командир полка, где я комиссар.

Лена оторопело посмотрела в глаза мужа, пытаясь заметить хоть искорку спасительной лжи. Медленно села на пол, закрыла руками лицо, будто спрятаться хотела.

— Господи! Что ж это?… Брат — командир, муж — комиссар, а я… О-о-о! И моего Степушку тоже красные убили!

— Это нелепая случайность!

— Где ты был раньше, чтоб сказать мне это? Зачем мне все это знать теперь, когда уже нет возврата?…

Она вдруг умолкла, напряженно прислушалась к воцарившейся во дворе неожиданной тишине.

— Что там случилось? — взволнованно спросила.

Со двора, так же неожиданно, как до того наступила тишина, донесся взрыв бурных криков и резких возгласов. Множество ног застучали в коридоре за дверью.

— Беги! — Она кивнула ему на окно, выхватила из кобуры револьвер. — За меня не бойся!

— Все равно не уйти. Кони…

Дверь с треском распахнулась, и в комнату ввалилась толпа возбужденных казаков во главе с торжествующим Овсепяном.

— Вот он!

Все взоры обратились на Волоха.

— Попался, комиссар!

— Хотел нас угробить, теперь сам запляшет…

Волох шагнул вперед и так, что за общим гомоном его услышала только жена, шепнул:

— Не делай глупостей! Меня не спасешь…

Атаманша трижды выстрелила в потолок.

— Тихо!

Толпа вздрогнула, умолкла, шарахнулась назад.

— Что случилось? Почему врываетесь ко мне без дозволения? — негромко спросила она, с мрачной решимостью сверкая глазами.

Из толпы вытолкнули запыленного, уставшего Реву.

— Пущай он объяснит.

Рева отер рукавом капли пота со лба, опасливо покосился на револьвер в ее руке.

— Ты, Мария, этой штукой не балуй…

— Ты за этим приехал, чтоб советы мне давать? Без тебя знаю, чем и с кем мне играться.