Вдруг рыжий вильнул рукой и завопил:

– Он у меня‼! – победно потряхивал тот чем-то бардовым в руке.

Лиза узнала свой берет. Она униженно провела ладонью по щетинистой коже.

Класс встретил её голову бурей смеха и ликования. От ненасытных взглядов у Лизы загорелось лицо и стянуло дыхание:

– Отдай сюда!! – тщетно попыталась она выхватить берет к восторгу безумной публики.

Вадик бесновался с трофеем, как первобытный охотник, впервые убивший мамонта. Лиза вырвалась из-за парты – но Вадик вёртко отскочил, задев товарища. Когда же Лиза кинулась настигнуть обидчика, Вадик уже дразнил беретом у двери. Только она сорвалась на бег, как сильнее раззадорила рыжего, пустившегося наутёк. Лиза безудержно порвалась догонять в школьном коридоре, куда, судя по насмешкам в спину, высыпал весь класс.

Лиза чувствовала себя голой. Теперь вся школа будет над ней смеяться! Впереди мелькала Вадика подошва. По бокам проносились фигурки школьников. Мальчишка неустанно описывал виртуозные закорючки, пробиваясь сквозь потоки встречных учеников. С жаждой догнать Лиза неслась, как ошпаренная. Скоро коридор кончился, и бегун уже исчезал на лестнице.

Погоня перекинулась на холл первого этажа, где промежуток сократился до считанных шагов. Лиза след в след огибала за Вадиком препятствия в виде изумлённых учащихся. Этому коротышке не сдобровать! Догнать негодяя стало делом чести, но тягаться с рождённым для бега необычайно сложно.

Круг близился к концу, когда по противоположной лестнице Лиза взбегала обратно на второй этаж. Измученная и запыхавшаяся, встречала она взглядом любопытных одноклассников, выстроенных вдоль, чтоб, очевидно, не мешать. Те верещали и что-то выкрикивали. Вперёд остальных выдалась Юля…

Вадик враз проскочил зрителей. Поравнялась с многоликой толпой и Лиза, где в последний момент различила Юлину подножку. Избежать столкновения не удалось. Лиза оторвалась от опоры и продолжила движение уже в полёте. Вместо рыжего перед глазами поднялся жёсткий пол. Глухой удар. Колени ошпарило болью. Лиза лежала плашмя. Шум стих. Погоня завершилась.

Не издавая ни звука, Лиза неторопливо поднималась. Оказавшись на ногах, она с маской спокойствия проплыла сквозь ребят, чтобы затем проследовать в дальний уголок школьного крыла.

Слышалось, как с окончанием зрелища народ разбредался. Лиза спустилась спиной по стене, не сводя глаз с пушистых облаков за окном. Она старалась ни о чём не думать, отгоняла любые мысли.

Сосредоточенной волей, то щуря глаза, то дыша ртом, Лиза боролась с бурей внутри. Она противилась, крепилась, но глаза предательски наполнялись влагой. Наконец Лиза сдалась, и по щекам ручейком потекли слезинки. Тогда, чтобы спрятать всхлипы и вздохи, она закрылась ладонями. И заплакала с новой силой.

Так прошли минуты. Растерев слёзы по лицу, Лиза увидела стоящего перед ней Лёшу, а за его спиной – близнецов с класса, Сергея и Кирилла. Парнишка спереди сжимал её берет и рюкзак.

– Лёха, давай скорее!! – доносился лай одноклассниц.

Не глядя в глаза, он аккуратно опустил берет на голову и вручил рюкзак. Первый красавчик в классе выглядел неловко. Даже казалось, хотел что-то сказать, но промолчал и подчинился подругам…

«Рядом с Женей я чувствовала себя нормальной, а теперь я изгой и посмешище. У других детей есть всё. У меня нет ничего. Я хочу, как и другие, нарядить ёлку на Новый Год, чтобы меня дурачили байками про Деда Мороза, чтобы мама проверяла дневник и спрашивала, как дела; чтобы мальчишки в классе дёргали за косички! Хочу сплетничать с подружками! Хочу, чтоб меня не рисовали на парте! Лучше б я умерла от лейкемии. Лучше бы вообще не рождалась!»

Лиза старательно выводила мысли в дневнике, что представлял собой широкий блокнот в клетку. В кепке, что снимала лишь перед сном, упёршись в простенок, завешенная шторами и тюлем, она сидела на подоконнике с вытянутыми ногами; с улицы изредка отвлекали прохожие. У окна третьего этажа, там, где любила прятаться, Лиза заметила, что на улице уже горели бледные фонари, и скоро совсем будет трудно писать.

«…Дорогой Дневник, спасибо, что у меня есть ты. Всё чаще кажется, что остаётся лишь один выход. Хотя если быть придирчивым, то два: это Троицкий или Дворцовый мост. Троицкий красивее, а Дворцовый ближе и родней. Хотя если разобраться, то какая разница. И самое обидное, все обо мне быстро забудут. Может, даже покажут меня по „Пятому каналу“, ну а на следующий день точно забудут. Зато маме будет легче без меня устроить свою жизнь, я уже не говорю, как будет рад весь мой класс! В любом случае более бесполезного существа, чем я, на нашей планете едва ли найдётся…»

Внезапно Лиза услышала голос отчима и кого-то ещё. В комнате она находилась уже не одна. Теснясь на подоконнике, дышала еле заметно. Если мама узнает о прогуле дополнительного по математике, ей попадёт.

Лиза знала, что отражённый свет только что включенной люстры сделал занавески совершенно непрозрачными. Она тихонько поджала затёкшие ноги, превратившись для себя в моргающую восковую фигуру, что вслушивается к голосам.

Тут свет в комнате погас…

* * *

Ночёвка в машине пугала холодом, оттого уже вечером Максим одолжил у Чена и с его же подсказки договорился о съёме жилья в районе Васильевского острова. У порога однокомнатной квартиры его встречала семейная пара – Ирина с Иваном. Супруга производила впечатление закоренелой тётки с тщетным старанием держаться приветливо. Иван выглядел старше лет на десять, постоянно шутил и плескался крепкими словечками. Из болтовни мужчины Максим узнал, что одиннадцать лет назад тот перебрался из этой квартиры в соседнюю трёхкомнатную, к будущей жене.

– Сначала мы объединили обе квартиры, – показал Иван на странную дверь при входе, – но потом решили эту сдавать.

Обе квартиры входными дверями расположились по одной стенке, а сообщались прихожими. Иван попробовал – смежная дверь поддалась, на что тот достал ключ и пару раз провернул в скважине:

– Теперь это твоё жилище, соседушка.

Уже в комнате Иван зажёг свет, и Максим увидел бежевый диван, захламлённый журнальный столик, спальную стенку на фоне полосатых обоев и плотно зашторенные болотные занавески. Жилище смотрелось скромно, притом уютно.

– Устраивайся. Я чуть позже загляну, – оставил наконец Иван.

Максим, опустил сумку и принялся разглядывать комнату. Менять планы он раскрыл свой мятый исчирканный черновик, где вёл все дела.

Выключив затем свет, Максим уселся на диван, одолеваемый тысячами мимолётных и давних мыслей, в чаянии, что чрезмерно общительный арендатор всё же оставит в покое. Он откинулся на мягкую спинку и уставился в пол. Странная тень еле касалась носков. Та тянулась от необычного силуэта в окне. Более чем странного. Максим изумился и скрипучим шагом приблизился к занавескам. Протянул руку. Колечки медленно заскользили по карнизу. Возникшая брешь обнажила тайну: на подоконнике, обняв поджатые колени, в полумраке сидела почти бесцветная девочка. Фонарные лучи подсвечивали её наполовину. В малиновой бейсболке, майке, с закатанными выше колен спортивками – на молчаливый взгляд Максима незнакомка отвечала тем же пронзительным безмолвием. Максима привлекли колени с тёмными кругами у запёкшейся раны. Девочка, не спуская глаз, аккуратно раскатала штаны, скрыв рану. В её глазах томилось что-то неуловимое, ускользающее. То ли тоска, то ли душевная боль. Так или иначе, в планы не входило иметь на подоконнике пусть и немую, но живую девочку.

Скорей всего дочь арендаторов. Максим рассудил спровадить соседку. Он приготовился попросить её оттуда. Но её глаза обезоруживали, заставляя искать другие слова:

– Ты живёшь `здесь?

Девочка неохотно кивала.

– На подоконнике? – усмехнулся Максим.

Девочка не удержалась: вслед за ямочками на щеках расплылась она в улыбке, после чего закивала живее.

У босых стоп Максим рассмотрел книгу: «Фея Аламея. За гранью волшебства» – на обложке.