— Спасибо, что разрешили мне сделать это, — произнесла доктор Риттерсдорф формальным и вместе с тем — как показалось Бэйнсу — отчетливо угрожающим тоном. Ее взгляд был непроницаем.

Бэйнс продолжил:

— Вы спрашиваете разрешения посетить другие, кроме Гандитауна, поселения. В особенности вам необходимо осмотреть Высоты Да Винчи. Мы обсудили этот вопрос. И решили отклонить вашу просьбу.

— Я вижу, — кивнула доктор Риттерсдорф.

— Объясните ей почему, — произнес Говард Строу. Его лицо перекосила безобразная гримаса, он ни на мгновение не отводил взгляд от земной женщины-психолога. Его неприкрытая ненависть к ней, как зараза, наполняла комнату и придавала атмосфере зловещий оттенок. Бэйнс, сам того не желая, чувствовал, что ненависть захватывает и его.

Подняв руку, доктор Риттерсдорф проговорила:

— Погодите. Вы еще успеете зачитать мне ваш документ. Она медленно обвела присутствующих испытующим, профессиональным взглядом. Говард Строу ответил злобной гримасой;

Якоб Симион кивнул и бессмысленно улыбнулся, позволив ее взгляду проследовать дальше. Аннет Голдинг, бледная как полотно, нервно подняла голову, потом опустила глаза и принялась рассматривать свои ногти. Деп ничего не заметил — он смотрел себе под ноги. Шиз Омар Даймонд взглянул на доктора Риттерсдорф с суровой возвышенностью, за которой, как заметил Бэйнс, скрывалось раздражение. Казалось, он в любую минуту опять может отключиться.

Что касалось самого Бэйнса, то он находил доктора Мэри Риттерсдорф физически привлекательной женщиной. «Имеет ли значение тот факт, — невольно отметил он про себя, — что она прибыла сюда одна, без мужа?» Она была, без сомнения, сексуальной особой. Ему казалось необъяснимой неуместностью, учитывая всю важность этой встречи, то, как подчеркнуто женственно она была одета: черный свитер и юбка, никаких чулок, на ногах — туфли золотистого цвета. Свитер, как заметил Бэйнс, был чересчур облегающим…

Понимала ли все это госпожа Риттерсдорф? Он не мог этого сказать и вскоре обнаружил, что его внимание полностью переключилось от того, что она говорила, на ее заметно выступающие груди. Груди у нее не выглядели большими, однако благодаря своей остроте заметно выделялись под облегающим свитером. Груди ему нравились.

«Интересно, — подумал Бэйнс, — может ли эта женщина, пребывающая в самом расцвете своих сексуальных возможностей — ей, наверное, не более тридцати двух, — может ли она искать здесь чего-либо еще, помимо профессионального успеха? "

Мощный внутренний голос подсказывал ему: доктор Мэри Риттерсдорф озабочена не только своей профессиональной задачей — она также оживлена неким личностным началом. Хотя, скорее всего, и не осознавала этого. Ее тело было одержимо своей собственной задачей, которая, по всей видимости, временами вступала в противоречие с целями мозга. Сегодня утром, вставая с постели, доктор Риттерсдорф, вероятно, просто подумала о том, что ей хочется надеть этот черный свитер — и ничего более. Однако тело с хорошо развитым гинекологическим аппаратом внутри лучше знало, что ему нужно.

В ответ на эти мысли отреагировала соответствующая часть его собственного тела. Но это была уже сознательная реакция. Бэйнс подумал: «А нельзя ли извлечь отсюда какую-либо выгоду для нашей общей, коллективной безопасности? Может, мне удастся сделать кое-что для общего блага?»

Думая так, он чувствовал, что начинает заботиться уже о коллективной защите, а не только о себе самом. В голове Бэйнса сразу же возникло множество планов помощи своим коллегам.

— Доктор Риттерсдорф, — мягко начал он, — перед тем как мы позволим вам посетить некоторые другие наши поселения, ваш корабль должна осмотреть делегация Высшего Совета. Необходимо выяснить, имеется ли оружие на борту вашего судна. Все остальное нас совершенно не интересует.

— У нас нет оружия, — сказала доктор Риттерсдорф.

— Тем не менее, — настаивал Бэйнс, — я предлагаю, чтобы вы позволили мне и, вероятно, еще одному из присутствующих здесь делегатов сопровождать вас при возвращении на базу. У меня имеется документ, — он потряс манифестом, — который гласит, что ваш корабль обязан покинуть Гандитаун в течение сорока восьми земных часов. Если вы не согласитесь с нашим предложением… — Бэйнс посмотрел на Строу, тот кивнул. — В таком случае мы начнем против вас военные действия, на основании того, что вы будете считаться вооруженными захватчиками.

Немного понизив свой приятный высокий голос, доктор Риттерсдорф сказала:

— Я понимаю вашу позицию. Ведь вы так долго жили в полной изоляции. Однако должна сказать вам следующее… — Теперь она обращалась непосредственно к Бэйнсу, пристально глядя на него своими прекрасными интеллигентными глазами. — Должна привлечь ваше внимание к одному немаловажному факту, который, боюсь, вы сочтете неприятным. Вы все — индивидуально и коллективно — психически больны.

В зале повисло долгое, напряженное молчание.

— Черт побери, — произнес Говард Строу, не обращаясь ни к кому в отдельности, — мы уже много лет живем свободно. Без так называемого госпиталя, который на самом деле являлся концентрационным лагерем. — Он скривил губы. — В котором люди были рабами.

— Мне неприятно говорить вам это, — настаивала доктор Риттерсдорф, — однако вы не правы: здесь был вполне законный психиатрический центр, где лечили больных. Я попросила бы вас включить этот факт в свои планы, которые вы строите по отношению к нам. У меня нет причин лгать — я говорю чистую правду.

— Квид эст веритас? — пробормотал Бэйнс.

— Что вы сказали? — не расслышала доктор Риттерсдорф.

— Что есть истина? — перевел Бэйнс. — А не кажется ли вам, доктор, что за десять лет нам удалось подняться над нашими изначальными проблемами межличностной несовместимости и… — он сделал жест рукой, — приспособиться? Или какой термин вы больше предпочитаете?… В любом случае мы стали способны к адекватным групповым взаимоотношениям, которые, например, вы можете наблюдать в этом зале. Если мы в состоянии выполнять совместную работу, то, вне всякого сомнения, не являемся больными. Лучшего теста, чем групповая работоспособность, просто не существует, — Бэйнс сел, чрезвычайно довольный собой.

Доктор Риттерсдорф заговорила, тщательно подбирая слова:

— Да, я, конечно, должна признать, что в данный момент вы объединились против общего врага…, против нас. Однако я готова поспорить, что до нашего прибытия, и после того, как мы улетим, вы опять превратитесь в кучку разрозненных индивидуумов, озабоченных взаимной враждой и недоверием, неспособных договориться между собой. — Она обезоруживающе улыбнулась Бэйнсу, однако тот не ответил, догадавшись, что это всего лишь уловка. Причем весьма неудачная, так как она сильно портила впечатление от столь проницательного заявления.

Потому что докторша, конечно же, была абсолютно права. Она попала в самую точку: кланы редко действовали заодно. Однако…, она все-таки ошибалась.

Она допустила очевидную, хотя и незаметную на первый взгляд ошибку. Она предполагала, как нечто само собой разумеющееся, что причина вражды и страха крылась в самом Совете, исходила от людей, его составляющих. Однако именно земляне первыми начали действовать угрожающе: прибытие их корабля явилось де-факто актом враждебности… Иначе была бы предпринята попытка получить разрешение. Земляне первыми продемонстрировали свое недоверие, а значит, несут ответственность за то, что отношения не складываются. Если бы они захотели, то могли бы без труда избежать этого.

— Доктор Риттерсдорф, — резко произнес он, — альфанские торговцы связываются с нами, когда хотят получить разрешение на посадку. Вы даже не попытались сделать этого. С ними у нас проблем не бывает: мы обмениваемся товарами на регулярной, постоянной основе.

Его тирада попала в цель — психолог молчала, не зная, что ответить. Присутствующие радостно зашумели, выражая недоверие пришельцам; Говард Строу пробормотал что-то злобное.

— Мы предположили, — проговорила наконец доктор Риттерсдорф, — что если бы начали добиваться такого разрешения, то получили бы отказ.