Вот ведет он старенький, но еще надежный «Ростсельмаш». Вернее, тянет его за собой трактор, потому что комбайн прицепной. И все же это ничуть не умаляет роли Максима: он видит, чувствует каждой жилкой, как жатка срезает колосья, как барабан молотилки выбивает зерно, как перетряхивается оно на решетах, как течет по шнекам в бункер.

А когда подкатывает к комбайну автомашина, когда зерно на ходу тугим потоком течет из бункера в кузов — тогда Максима охватывает гордость человека, который своими руками дает людям самое необходимое в жизни — хлеб.

Первые дни, когда Максим стал за штурвал, были ясными на редкость. На небе не появлялось ни одного, даже самого малого, облачка. Солнце грело щедро. На мостике жарко.

Зима кажется далекой-далекой! Лишь когда внимательно глянешь по сторонам, видишь: по земле уже прокатились первые ночные приморозки. По пшенице это трудно заметить. Но на кукурузе, там, где ее еще не успели убрать, пожухли верхушки, шелестят на ветру, как жестяные, будто нашептывают: «Спешите, люди, спеш-ш-шите!»… Даже закаленный придорожный бурьян сник: листья висят, словно кипятком обваренные.

Что сорняки морозом пожгло — это хорошо, легче стало хлеб убирать. Но и тревожно: коротка сибирская осень. А вдруг зима поторопится, нагрянет раньше времени, застанет, по народной поговорке, в летнем платье?

Не одного Максима, конечно, подхлестывали подобные мысли. Заморозки начались нынче необыкновенно рано. Уже в первых числах сентября по утрам стало прихватывать воду в радиаторах. А однажды ночью иней лег такой плотной белой простынью, что многих напугало: уж не снег ли выпал?

Механизаторы стали дорожить буквально каждой минутой. Произойдет какая поломка — комбайнер и штурвальный ремонтируют машину куда быстрее, нежели в начале уборки. Тогда они делали все спокойно, основательно, а теперь крутятся волчком. Если же не подойдет вовремя грузовик и приходится стоять «здоровому» комбайну оттого, что переполнен бункер, а зерно ссыпать на стерню запрещено, — тут уж механизаторы просто выходят из себя. По всей степи несутся отчаянные гудки-зовы: «Автомашину!.. Ма-ши-ну!!.».

Максим тоже, когда автомашина опаздывала, несколько раз подавал сигнал «SOS», пока не отчитал его Степан. Не к его комбайну был прикреплен Степан. Но однажды, выкроив, очевидно, несколько свободных минут, пришел на выручку, пристроил свой грузовик под выгрузной шнек. Выручить-то выручил, но и выговорил Максиму:

— Что ты паникуешь, что нервы рвешь? Думаешь, разгильдяйничают шоферы, не понимают без твоих «SOS», как дорого время в уборку? Может, на сотню шоферов найдется один лентяй, так его все равно никакими сигналами бедствия не проймешь. А большинство… Ты вот с комбайнером посменно работаешь, а шоферы днем зерно от комбайнов на ток возят, ночью — с тока на элеватор. По часу, от силы по два в сутки спать приходится. Да и то в кабине на руле или на сиденье прикорнешь…

По воспаленным векам, по красным жилкам на глазах Степана Максим понял: верно, шоферам не легче живется в уборку, чем механизаторам. Неловко ему стало перед товарищем. А вскоре отпала и необходимость в сигналах «бедствия».

Года два назад в районе работала на вывозке зерна армейская автоколонна. Когда уборка закончилась, солдаты-шоферы уехали в свою часть, а грузовики, отслужившие, надо думать, «призывной» срок, были переданы колхозам и разным учреждениям. Одну из машин выделили и Дымельской восьмилетке. Была она ветхая, но дрова из тайги для школы могла возить. И возила, пока нерадивый физрук (шофера школе по штату не полагалось) не разморозил прошлой зимой головку блока. Новую головку сразу не смогли достать. А потом кто-то из «добытчиков», водящихся еще между шоферами, снял и утащил аккумуляторную батарею, генератор. И на грузовик, поскольку он относился к категории списанных, окончательно махнули рукой. Стоял он теперь в дальнем углу двора.

Все это мельком слышал от людей Максим, но пропустил в то время мимо ушей. Теперь же, удрученно ожидая на мостике комбайна запаздывавшие грузовики, вспомнил о школьной развалюхе. Что если попытаться отремонтировать ее?.. Развалюха-развалюхой, а проходит осень — уже великое дело!

С разрешения директора («Пожалуйста, восстанавливайте, только своими силами, а не за счет школы») Максим осмотрел грузовик. Слухи подтвердились. Блок разморожен, ни батареи, ни генератора нет. Утащены бензонасос и бобина, выбиты фары, вывернуты лампочки. Все остальное, правда, цело, но парень приуныл: мыслимо ли пустить эту рухлядь в ход?

Особенно удручающе подействовала на Максима пустяковая деталь: в отражателе одной из фар лежал желтый обмылок. Возвращаясь из школьного огорода, тут, видать, мыли руки. Воду наливали в радиатор и, когда надо, отвертывали спускной краник: между передними колесами стояла грязная лужица. Несомненно, человек, догадавшийся использовать бачок радиатора в качестве умывальника, не лишен был смекалки. Но это-то чуть и не принудило Максима повернуть оглобли назад. Наверное, он и отступился бы, если бы не заметил кривую улыбку директора: «Что, зелен-жидковат для такого дела?»

«А вот посмотрим!» — упрямо сказал тогда сам себе Максим. Прежде всего надо было побеспокоиться, конечно, о запчастях. Аккумуляторную батарею он добыл легко: на электростанцию к нему шоферы привозили раньше эти батареи для зарядки, и он знал, у кого есть запасные. Нашлась и катушка зажигания. Но генератор и бензонасос оказались дефицитными вещами. Ни в колхозе, ни в совхозной мастерской, бывшей МТС, где когда-то работал отец, их не было.

Все же аккумулятор и бобина кое-что уже значили. Поставив их на место, Максим решил проверить работу мотора. Можно же было завести его без стартера, без генератора, если бензин пойдет самотеком. Для этого Максим приспособил на капоте грузовика канистру, соединил ее резиновым шлангом с карбюратором, предварительно наполнив шланг бензином. Волнуясь, крутнул ручку.

Мотор вздрогнул, фыркнул и заработал! Правда, вода в рубашке охлаждения не держалась, тотчас вытекала через щель в головке блока, и долго работать мотору давать было нельзя, чтобы не заклинило цилиндры. Но и двух-трех минут хватило, чтобы понять: двигатель исправен, повреждена только наружная стенка блока. Максим даже включил скорость и проехал с десяток метров по двору. После этой «обкатки» повеселел. Теперь-то уж добьется своего, так или иначе пустит грузовик в ход!

В первую же свободную смену он снял головку блока, подогнал, наложил на щель металлическую накладку. При помощи ручной дрели и метчика высверлил отверстия, нарезал резьбу и, подложив под накладку картонку, пропитанную суриком, привинтил ее медными шурупчиками. Ремонт, с точки зрения заводской технологии, не очень качественный, но практикой проверенный. Во всяком случае, вода из рубашки охлаждения больше не вытекала.

А генератора нет — пока обойдется и без него. Будет заводить вручную, к свечам ток станет поступать от батареи. Бензонасоса раздобыть не удалось — тоже не беда. Можно бак поднять повыше, в угол кузова, тогда горючее пойдет самотеком.

Так Максим и сделал. Конечно, он знал, что заряда аккумуляторной батареи хватит для пробега всего километров 400–500. Но это же немало! Приблизительно подсчитал, сколько рейсов за день надо сделать от тока до комбайна и обратно и какое из этого сложится расстояние, и вышло — грузовик на одной батарее может работать почти неделю. Если же раздобыть вторую батарею, тогда нечего горевать! Одна будет стоять на электростанции на зарядке, вторая — на грузовике. Через неделю переменил их — и езди опять. А батарею он найдет. Конечно, придется ездить только днем, фары включать нельзя, иначе аккумулятор живо разрядится. Но и так подмога большая.

Насвистывая самый веселый мотив из всех, какие он знал, Максим перед «генеральным» выездом занялся техуходом. Он лежал под машиной и шприцевал рулевые тяги, когда вдруг кто-то потянул у него с ноги сапог.

— Эй, не балуй! — крикнул парень, еще не видя, кто там озорует.