Старший инспектор по качеству, чтобы не плодить сорняки, ходил по полям с граблями, с мешочком через плечо и, как в старину, засевал эти «балалайки» вручную, раскидывая зерно горстями (не гнать же на такие клочки сеялку!). А бракоделам потом предъявлял списочек, сколько и у кого «балалаечек» обнаружено. Да не лично предъявлял, а вывешивал у конторы в сатирической стенгазете «Кочерга».

Название, на первый взгляд, для газеты странное. А если разобраться, оправданное. Во-первых, есть ведь русская поговорка о лицемерах, что «душа у них кривее кочерги». Во-вторых, когда кочергой ворочают, бьют в печи поленья, то горят они дружнее, сильнее. В-третьих же, кому не ведомо, что не один забулдыга-муженек знает, как больно колотит по спине эта самая кочерга, оказавшаяся в руках разгневанной супруги.

Тихон пока ударов газеты «Кочерга» на себе не испытывал, но и знакомиться с ней желания не имел. Лучше уж было, пока не поздно, не дожидаясь появления Трофима Егоровича, засеять огрехи самому.

Послали Тихона на сев кукурузы — еще больше стало отцовских придирок. Соблюдать точные квадраты — штука не простая. На холмистой местности (а вокруг Дымелки почти не было ровных полей) и у опытных механизаторов случаются промашки. Не диво, что Тихон, работая на тракторе первый год (если не считать школьной практики), не вдруг научился «выводить» эти квадраты. От агронома ему, конечно, доставалось, но тот пробирал его, чтобы научить делу. Отец же просто радовался поводу прицепиться к сыну.

— Назвался груздем — полезай в кузов. Захотел стать трактористом, так уж нечего разгильдяйничать. А то столярничать стал — получилось точь-в-точь по поговорке: «Фугуй, фугуй, Тишка, поправим топором, где хватишь лишку!». Плотничать отец позвал, месяц потюкал топором — губу на локоть… Теперь вот сам себе вроде работенку залюбовал. Ан и тут портачит на каждом шагу, оглядывается по сторонам, куда бы еще, как зайцу, задать стрекача. Вот она, на поверку, сознательность-то!

— Трактор бросать не собираюсь.

— Пускай пыль в гляделки кому-нибудь другому, а я зоркий, не вдруг ослепну. В институт-то кто метит?

— Об институте я пока только мечтаю. Думаю поступить заочно. И тоже в сельскохозяйственный, так что от работы своей все равно не оторвусь.

— Не оторву-усь!.. Потянуло, поманило уж на другое — так хана всему. Летун ты последний, а не сознательный человек!

Нападки эти отцовские здорово трепали Тихону нервы. Но их еще можно было терпеть. В конце концов все придирки, касавшиеся работы, шли на пользу: ожесточившись, Тихон не давал себе никаких поблажек, и промахов в агротехнике становилось все меньше.

Худо было не это. Вскоре отец нашел новый, более верный способ уязвлять сына.

— Мать, а мать, а не оженить ли нам Тихона? — однажды во время обеда спросил Спиридон жену, косясь на сына, который сидел тут же, за столом.

— Оженить? — не почуяла никакого подвоха жена. — Как оженить-то, Спирюшка, ежели он не желает?.. Я уж не раз о том заговаривала, так он и к разговору не пристает. Теперь ведь сами невест-то выбирают.

— Ну, это не всегда. Бывает, невеста так жениха заарканит — не взбрыкнет! — тоже будто бы без умысла продолжал Спиридон. — Аришку я вот ныне встретил, Есеюшки-то нашего сноху. Так сразу, понимаешь, начала у меня выведывать, верно ли, что привез я с собой кругленькую суммочку. И того более любопытничала: точно ли, что Тихон, оболтус наш, может теми денежками распорядиться… В общем, слепой не увидит, куда целит баба.

— Ишь ты, негодница! — возмутилась мать. — Метит прибрать к рукам чужие денежки.

— А чего? Баба не дура, хватка у нее крепкая. Тихона нашего она бы живо образумила, — сощурился Спиридон. — Недельку, от силы месяц прожил бы парень под командой такой жены, так сам бы явился к отцу с просьбой: одолжи, тятенька, на наряды милушке.

— Оборони бог от такой напасти! — испуганно и растерянно проговорила мать.

— А зачем нас оборонять. Деньги шальные, валяются попусту. Хоть бы бабочка потешилась… Посватать, что ли? Старовата немного для парня, но ведь с лица не воду пить… Чего молчишь, Тихон?

— Я слушаю, соображаю, что за фокус намечается.

— Фокус? Стало быть, отец — фокусник? — Морщинки возле глаз Спиридона собрались в жесткий пучок, поперек переносья легла складка. — Ладно, спасибо за честь! Раз так, я тебе сейчас самый главный фокус покажу, почище тех, что в клубах кажут… Мать, а мать, надевай-ка то дареное платье да пойдем сватать Тишке невесту.

Мать замялась, не зная, шутит Спиридон или всерьез надумал женить сына.

— Давай, давай, шевелись побыстрее! — скомандовал Спиридон.

— Хватит чудить, — сдержанно, но как можно тверже сказал Тихон. — Такими вещами не шутят.

— Я и не шучу! Это ты, дурья башка, с девками играть вздумал, — налился кровью Спиридон. — А я ту игру хочу разом прекратить по-честному: женить — и баста!

— Ну… если так… — Тихой тоже разозлился. — Я в спектакле этом не участвую. Приводите Аришку — пусть живет с вами. А я тогда в дом ни ногой. — Тихон схватил кепку, нахлобучил на голову.

— Погодь! Аришка — дело десятое. Я ее вспомнил для примера, как бы она денежками распорядилась. А сватать мы пойдем Ланьку Синкину.

— Кого? — так весь и подался вперед Тихон.

— Говорю по-русски: Ланьку Синкину! — ответил, как отрубил, Спиридон.

— Но… это… — Тихон никак не мог найти нужных ему слов. — Это же вовсе глупо…

— Глупо? — язвительно бросил отец. — А мозги девке крутить умно, по-твоему? Да еще сироту вздумал обманывать, бессовестный!

— Обманывать? Ничего не пойму. Никакого обмана не было… — совсем потерянно пробормотал Тихон.

— Не было? Еще отпирается! — гневно закричал Спиридон. — Всей Дымелке ведомо, как ты за девчонкой гонялся, проходу ей не давал. А потом, когда взбаламутил, когда поссорил ее с Максимом, — в кусты спрятался!

— Не кричи, тятя, — начал опять злиться и Тихон. — И вообще не лезь куда не просят.

— Не просят?.. Ежели дело доброе творится, знамо, со стороны соваться ни к чему, только попортить можно. Но когда пакостью начинает попахивать — тут уж положено без просьбы, по совести вникать.

— Ничем тут не пахнет!

— Не пахнет — значит, не надо допускать, чтобы пахло… Пойдем мы со старухой, повинимся за тебя, оболтуса, успокоим девку, предложение намеком сделаем. Ланька, ежели ты хочешь знать, дурья башка, девка всех мер. Тебе бы, олуху, не артачиться, а радоваться такому родительскому благословению. И мне утешение — денежки пойдут на пользу истинную, на воспитание сирот.

Как тут следовало поступить Тихону? Не мог же он спокойно и подробно рассказать отцу о своей безответной любви к Лане. Пусть эта любовь несчастна, мучительна, но все связанное с ней дорого, чисто и свято. Никому не положено знать об этом, все будет схоронено у него в душе.

Правда, на какое-то мгновение мелькнула перед Тихоном робкая надежда: а вдруг Ланя, когда отец с матерью придут свататься, вдруг она согласится выйти за него? Дашутку с Дорой все-таки легче воспитывать. У отца такие деньги!.. И ведь правда — на хорошее дело тогда пойдут. Но сразу же Тихон устыдился своих мыслей. Как ни маскируй, а выходила тут вроде купля-продажа. Не такова Ланя, чтобы согласиться на этот сговор. Да он и сам не хочет купленного счастья. Это позор, мука на всю жизнь, а не счастье!

Тихон вытащил из кармана металлический портсигар, медленно достал папиросу. Но не сдержался, резко захлопнул крышку, так стиснул, что пальцы побелели, а портсигар хлопнул, будто выстрелил, и сплющился.

— Слушай, отец, — чеканя каждое слово, сказал Тихон. — Если ты пойдешь к Лане, если ты посмеешь лезть к ней со сватовством и деньгами, не считай меня больше сыном! Ясно?

Отец спасовал. Подействовали на него не столько решительные слова Тихона, сколько сплющенный, превращенный в лепешку портсигар. Но, как бы там ни было, Спиридон не полез на рожон, а лишь буркнул полувызывающе, полупримирительно:

— Заело? Можно и не ходить, коль заело. Авось и сам тогда одумаешься, не бросишь девку меж двух берегов. А считать ли тебя сыном — это уж нам с матерью надо посмотреть.