Остальные собрались вместе и стояли с другой стороны, молча следя и тактично не выражая сочувствия. Незанятой частью своего мозга он быстро обыскал их головы. Все трое были еще ошеломлены событиями последних нескольких минут. Почти так же сильно, как и он, подумал Флинкс с горькой иронией. Он чувствовал излучаемую ими симпатию, и ему становилось лучше.

Последняя переналадка, одна упрямая артерия… нет, тут! Одно тонкое веко затрепетало, поднялось. Выглянул и повел взглядом маслянисто-черный глаз. Он повернулся вверх и встретился со взглядом Флинкса. Медленными рваными движениями дракончик начал раскручиваться. Флинкс высунул язык. Пип резко выбросил свой, до соприкосновения в старом жесте дружбы и приязни. Флинкс почувствовал, как напряжение начинает покидать мускулы Пипа, и успокаивается пульс.

Он бросил привычку плакать примерно с того времени, когда открыл, что это не приносит никакой пользы, кроме промывки зрачков. И все же сейчас в уголках его глаз появилась подозрительная влага. Он отвернулся, чтобы ненароком не оскорбить этим других. Если бы он оставался лицом к ним или взял на себя труд прозондировать, то мог бы заметить на лице Трузензюзекса нечто большее, чем всего лишь сочувствие.

Челнок остался невредим, и они поднимались в верхние слои атмосферы с большей легкостью и уверенностью, чем при путешествии вниз. Управляли Ата с Вульфом. Другие находились в задней части салона, сосредоточив свои мысли впервые за последнее время не на настоящем, а на будущем.

– Ну, сэр, – сказал Малайке Трузензюзекс. – Мы приносим вам свои извинения. Похоже, что наш вклад оказался исключительно бесприбыльным. Признаться, вначале это нас по-настоящему не заботило. Но после перенесенных вами расходов и опасностей я желал бы, чтобы вы могли получить с этого что-то в смысле более материальной выгоды.

– О, вы теперь без нужды пессимистичны, мой твердопанцирный рафики. – Коммерсант энергично запыхтел невероятно дурно пахнущей трубкой. – Мне достался город, несомненно заполненный до отказа тар-айимскими артефактами и изобретениями… если я когда-нибудь смогу откопать их из этого дьявольского песка! Прекрасная, пригодная для обитания планета. С процветающей водной экологической системой, вероятно, совместимой с челанксийской нормой. Я думаю, эта планета может даже вернуть к жизни парусные корабли, ндийо!

– Этот аспект ускользает от моего понимания, – сказал философ.

– Когда мы вернемся, я покажу вам триоиды. Один из наиболее поэтических образчиков технологического прошлого человека. Нет, нет, с точки зрения феда я не готов считать это путешествие банкротством! И всегда можно поиграть с Крангом, же? Даже если наш юный друг настаивает, что все дело в нелепой случайности, к которой он не имеет ни малейшего отношения. – Он вопросительно посмотрел на Флинкса, который их всех старательно игнорировал. – Но вот для вас, боюсь, это стало настоящим разочарованием. Вы теперь, должно быть, даже более подавлены, чем когда мы приземлились, же?

– Все зависит от того, как посмотреть на это, – сказал Цзе-Мэллори. – Когда мы пустились по следу этой штуки, мы на самом деле понятия не имели, что ожидали найти, за исключением того, что это что-то большое. Когда мы нашли ее, то не знали, что именно нашли. А теперь, когда мы покинули ее… ну, когда вы будете готовы вернуться и раскопать те артефакты, – он взглянул на брата по кораблю, – мы с Тру будем более чем счастливы помочь вам в сортировке, если не в раскопках. И мы все еще можем, как вы говорите, "поиграть" с самим Крангом. Он, по меньшей мере, будет основой для многих объемистых научных работ. – Он улыбнулся и покачал головой. – Одни только психологические и социологические намеки… а, Тру?

– Безусловно, брат. – Транкс усердно пытался изобразить человеческую позу глубокой задумчивости, потерпел неудачу и удовольствовался вместо этого выражением ностальгической беззаботности. Результат также вышел не совсем удачным.

– Похоже, что легенды браннеров и наших первобытных гоминидов имели под собой некоторое основание. Кто бы такое заподозрил? Кранг – и оружие, и музыкальный инструмент.

Они теперь покинули атмосферу, и Ата проложила курс на сближение со "Славной Дыркой".

– Это многое говорит нам о тар-айимах, не упоминая уж о большом шаге к объяснению их интереса к двум таким, казалось бы, противоположным областям, как война и искусство. Не могу, однако, сказать, что мне нравится их вкус. Лично я предпочитаю Дебюсси и Корецкого. Несомненно, для их ушей – или что там у них было – такие звуки являлись приятными и волнующими, может быть, даже патриотичными.

– Песня смерти грохочет, гибель людей в литавры бьет, – процитировал Цзе-Мэллори.

– Порзакалит, двадцать третий сонет, – сказал Трузензюзекс. – Для этого требуется-таки поэт.

– Возможно, я чересчур туп, – проговорил Малайка, – но я все еще не понимаю, как эта келелекуу заработала!

– Вы, капитан, в этом отношении не одиноки, скорее, типичный представитель большинства. Однако, если пожелаете, я могу выдвинуть гипотезу.

– Так валяйте, выдвигайте!

– Очевидно, – продолжал транкс, осторожно отмахивая прочь ядовитые клубы дыма, производимые дымящей трубкой коммерсанта, – машина генерирует какой-то вид вибрации, признаться, я лично колеблюсь навешивать на него ярлык "звуковые волны". Вероятно, какая-то смесь звуковых и гравитационных характеристик волновых форм, которые мы не можем отождествить, хотя и заметили их воздействие!

Помните, как при нашем первоначальном прохождении сквозь атмосферу я отметил необычную плотность двойного слоя ветроблеска? – Малайка кивнул. – Вероятно, эти слои поддерживаются искусственно. Волновое излучение – давайте назовем его, за неимением лучшего или более точного термина, К-волнами – генерируется Крангом. Эти волны проходят сквозь нижний слой металлического ветроблеска, но не сквозь верхний, более плотный. И соответственно, "зацикливаются" потом между двумя слоями, так как теперь они достаточно ослаблены, чтобы оказаться в состоянии прорваться обратно сквозь нижний. Ручаюсь, так они скачут вокруг всей планеты. И наверное не один раз, ибо их постоянно обновляют генераторы Кранга.

– О, теперь я знаю, что это, вероятно, не звуковые волны, – сказал Малайка, – но всепланетная циркуляция в атмосфере? Из единственного генерирующего источника… поддерживание определенной минимальной силы… требуемая мощность… Вы действительно думаете, что такое возможно?

– Я, мой дорогой Малайка, считаю возможным все – если явно не продемонстрировано обратное, – тем более, когда дело связано с этой машиной.

– Это могут быть даже простые звуковые волны, – вставил Цзе-Мэллори. – В прошлом на самой Земле, в тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году по старому календарю, в главном океане произошел взрыв вулкана на острове под названием Кракатау. Ударная волна несколько раз обогнула земной шар. Грохот взрыва – помните, простые звуковые волны – слышали на всем полушарии. Учитывая способности тар-айимов и тот факт, что это было намного больше, чем всего лишь звуковые волны, я бы считал генератор таких волн достаточно мощным оружием. Кроме того, мне кажется, что вас не требуется долго убеждать после полученной нами крайне захватывающей демонстрации.

– Вывод постфактум, – сухо сказал Трузензюзекс. – Очень проницательно с твоей стороны, брат. Однако, так как я в этом отношении чуть-чуть осведомленней тебя…

– Спорно!

– …то я брошу это дело. Тар-айимы, как ты говоришь, были вполне способны усиливать природу, извините за каламбур.

– Я бы предположил тогда, что это объясняет случившееся с нашим рафики Никососом, – пробормотал вполголоса Малайка. – Как только его челнок вошел в район действующих вибраций…

– Деструктивное колебание? – добавил Цзе-Мэллори.

– Растрясло на куски? Возможно, – согласился Трузензюзекс. – Или они вызвали аварию, или ослабили атомную структуру. Даже в том, что было, вероятно, самым безопасным местом на планете, вибрации – "музыка", если вам угодно – чуть не развалили мой скелет. Устройство не невозможное. Фантастическое – да, но не невозможное. Меня лично больше интересует метод, примененный для ликвидации их звездолета.