Поздним вечером 24 октября госсекретарь США Д Раек при­гласил к себе посла СССР А. Добрынина и передал личное письмо Кеннеди к Хрущеву, а также текст предстоящего обращения аме­риканского президента к народу. На вопрос Добрынина, что это все означает, Раек ответил так:

— 

Я имею инструкцию не отвечать на вопросы и не коммен­тировать предоставленные вам документы.

—

Но ведь, по существу, год назад вы уклонились от обсуждения вопросов, которые теперь сами и поднимаете! — резонно заметил Добрынин, намекая на отказ США в свое время обсуждать проблему размещения американских ракет в Турции.

Не найдя ответа, Раек лишь неопределенно пожал плечами. А спустя час Кеннеди уже выступал по американскому телевидению и радио. Президент призвал народ к предстоящей борьбе за Кубу и к готовности к жертвам.

В эти минуты кубинские вооруженные силы заканчивали пере­ход к полной боеготовности, а пятьдесят четыре отмобилизованные дивизии занимали свои боевые позиции. В ответ на воинственную речь Кеннеди Кастро не без гордости объявил:

— 

Мы будем безжалостно подавлять контрреволюцию и рас­стреливать любого, кто выступает против правительства Нам не страшна любая локальная война Мы ее наверняка выиграем!

На следующий день на речь Кеннеди отозвалась и Москва Со­ветское правительство заявило резкий протест против организуемой морской блокады вокруг Кубы, назвав эту акцию «беспрецедентным агрессивным действием». В тот же день Хрущев и Кеннеди обменя­лись письмами, где взаимно обвинили друг друга в агрессии.

Тем временем двадцать пять судов, транспортировавших вто­рой эшелон войск, продолжали свое движение к Кубе. Разведка ВМС США доложила, что два передовых судна этого отряда со­провождает подводная лодка Информация вызвала у руководства Америки самую негативную реакцию. Еще бы! Ведь впервые со времен Второй мировой войны подводная лодка недружественного государства направлялась прямиком в американские прибрежные воды!

Вечером 25 октября на официальном приеме в госдепарта­менте США военный атташе СССР генерал Дубовик на вопрос, понимают ли в Москве, что направление к берегам Кубы столь большого количества судов с техникой может иметь самые тяже­лые последствия, ответил однозначно:

— Судам дан приказ продолжать движение через рубеж бло­кады независимо от последствий.

Естественно, что, видя столь очевидную решимость Кремля, Пентагон тоже не бездействовал. Руководство организацией кубинской блокады было возложено на командование Атланти­ческим (2-м оперативным) флотом Непосредственно для выполне­ния задач блокады было выделено 136-е оперативное соединение кораблей — несколько десятков крейсеров, эсминцев и фрегатов. Позицию южнее Кубы заняло 135-е оперативное соединение — гордость ВМС США, состоящее из новейших кораблей во главе с атомным ударным авианосцем «Энтерпрайз». В непосредственный резерв был определен ударный авианосец «Индепенденс».

Как определят позднее историки, в составе этих соединений насчитывалось без малого сорок шесть крупных боевых кора­блей, включая восемь авианосцев, двести сорок самолетов, более тридцати тысяч офицеров и матросов. Главная задача всей этой армады заключалась в оказании противодействия идущим к Кубе транспортам.

Отдельно от основной группировки военно-морских сил раз­вертывались не менее мощные противолодочные силы. В южной части Карибского моря начинало патрулирование только что сформированное 137-е оперативное соединение, образованное из кораблей латиноамериканских государств: двух аргентинских эсминцев и двух венесуэльских фрегатов. На поддержку им полным ходом спешили еще два фрегата доминиканских ВМС.

На аэродромах Флориды было сосредоточено 750 самолетов с обыкновенными и напалмовыми бомбами, ждавшие приказа по нанесению удара по городам и военным объектам Кубы. Рядом с ними у взлетных дорожек, более 600 транспортных самолетов с семнадцатитысячным десантом на борту. К зоне предполагаемого конфликта непрерывно стягивались американские войска.

Едва руководители двух противоборствующих супердержав обменялись письмами, как американское посольство в Москве передало еще одно послание американского президента, где объявлялось окончательное время установления карантина во­круг Кубы — 14.00 24 октября 1962 года. Ответ Хрущева был незамедлительным и жестким:

— США бросили нам вызов. По какому праву? Ведь наши свя­зи с Кубой касаются лишь двух наших стран. Это не карантин — это ультиматум и прямая угроза нам. Согласиться с подобными требованиями — значит потакать произволу. Мы говорим «нет» всем попыткам нас запугать!

Тем временем до Кеннеди довели свежую разведсводку по Кубе, составленную на основании аэрофотосъемки. В ней указывалось, что русские начали усиленно маскировать свои ракетные позиции по всему острову. Количество ядерных ракет на Кубе американская разведка оценивала в три десятка еди­ниц. Количество самолетов Ил-28 — в двадцать машин. И снова неожиданность. Американцы узнают, к своему ужасу, что на Кубе давно развернута кадровая советская мотострелковая дивизия с танками и артиллерией!

И снова пошли политические игры. Ознакомившись со всеми разведданными, Кеннеди решает попытаться еще оттянуть время столкновения с советскими судами и отодвигает линию блокады еще на несколько сот миль ближе к острову, но так, чтобы бази­рующиеся на Кубе МиГи не могли ее достигнуть и попытаться прикрыть с воздуха свои транспорты.

По указанию президента Макнамара срочно отправляется на ЦКП ВМС США, где доводит до флотского руководства осо­бенности блокадной операции, которая серьезно отличается от классической блокады, которую намеревались осуществлять американские адмиралы. Там министр обороны распорядился направить дополнительную авианосную группу во главе с авиа­носцем «Эссекс» против приближающихся к острову советских подводных лодок. По данным разведки ВМС США, Москва направила к Кубе шесть своих лодок. Не было лишь ясно, являются ли эти субмарины дизельными или атомными.

Макнамара еще не успел покинуть ЦКП ВМС, как туда посту­пило сообщение, что идущие к Кубе советские транспорты внезапно изменили курс и снизили ход. Мнения относительно причин проис­шедшего сразу же разошлись. И если Макнамара склонялся к выводу, что Москва, так же как и Вашингтон, начала тянуть время, надеясь на политическое решение вопроса, то американские адмиралы рас­суждали более определенно:

— Советы выслали в море шесть субмарин, и транспорты про­сто поджидают их подхода, чтобы затем прорываться к Кубе под их прикрытием

А советские суда неумолимо приближались и приближались к красной черте блокады на оперативных картах американских штабов. Что делать, когда они пересекут эту роковую черту, не знал никто. Страшно было представить, что с этого момента могла начать отсчет третья мировая война! Вот до блокадного предела остается всего со­рок миль, двадцать, десять- И наконец неотвратимый миг наступил. В восемь часов утра по московскому времени линию карантина, не снижая хода, пересек советский танкер «Бухарест», за ним судно ГДР. Немедленно над нарушителями заповедной зоны появились само­леты патрульной авиации, затем примчался американский фрегат. Расчехленные орудия и боевые расчеты подле них говорили о его готовности к самым решительным действиям. Но остановить суда американец все же не решился, ограничившись лишь запросом о характере перевозимого груза и визуальным наблюдением

Теперь ответный ход был уже за Москвой. В середине дня со­вершенно внезапно для американцев двенадцать из двадцати пяти советских транспортов вдруг повернули обратно. Первой реакцией в Вашингтоне было: мы одерживаем верх! Однако радость была не­долгой. Кто из американских руководителей мог сказать, какой груз находился в трюмах судов возвращающихся в Европу, и что оставалось в трюмах тех, что продолжали свой путь к Кубе?