– Нет, что вы. Я не могу этого сделать. Зачем давать пищу для разных разговоров? На месте вашего супруга я бы вас приревновал, если бы узнал, что в моё отсутствие кто-то приходит к моей жене.

– Ладно, уговорил. Сейчас мужа в баню соберу и приду, – рассмеялась Елена Сергеевна.

Умелов, все это время наблюдавший с крыльца заставы за фельдшером с женой командира, понял, что первый этап операции прошел удачно. Он накинул куртку и отправился в баню проверить обстановку.

– С легким паром, Елена Сергеевна! – поравнявшись с женщиной, крикнул Олег.

– Спасибо за хороший пар! – услышал Умелов вслед.

– Пожалуйста.

Олег проверил парилку с печкой и остался дожидаться прихода начальника с прапорщиком. Они не заставили себя долго ждать.

– Товарищ старший лейтенант, баня готова. Какие будут приказания?

– Спасибо, ты свободен, – разрешил удалиться сержанту начальник.

– Товарищ старший лейтенант, только вы каменку сильно не заливайте.

Начальник заставы ничего не ответил, плотно закрыв за собой дверь предбанника.

Умелов зашел за угол сруба и рукой дал понять маячившему у заставы Корчагину, что все нормально. С этого момента операция под кодовым названием «Экспроприация экспроприаторов» вступила в решающую фазу.

Сорок пять минут, пока мылись Володин с Аракачевым, пролетели как одно мгновение. Буквально за пару минут до их выхода на улицу Толик дал знать Олегу, что уже можно сниматься с позиции.

Вечером этого же дня после одиннадцати все, кто не был занят в это время на службе, собрались в спальном помещении заставы. Посреди комнаты стояли два табурета, аккуратно покрытые белой наволочкой. На ней аккуратно были разложены куски свежевыпеченного хлеба, пропитанные пахучим подсолнечным маслом и присыпанные солью крупного помола. На всех собравшихся вокруг импровизированного стола пограничниках было только нательное бельё. Это было предпринято специально на случай неожиданного визита начальника заставы. На шухере у приоткрытой двери спального помещения стоял Толик Карабанов.

Валера Иваненков, которому была отведена роль «старшего дембеля», отвинтил крышку у алюминиевой фляги и начал выливать её содержимое в эмалированную кружку. Приятно запахло спиртом. Наполнив кружку, он передал её другому дембелю, Виктору Котову, стоявшему рядом.

– Пацаны, – начал Виктор. – Я вот что хочу сказать. Мы послезавтра улетаем с острова, и вы, наверное, думаете: как мы сейчас счастливы. Да, наше сердце рвется домой к нашим близким и родным. Но ведь и вы все стали нашими близкими за это время. Вы – наша семья, и, уезжая с острова, мы расстаемся не просто с вами, а с нашей юностью и частичкой нашей жизни. Я хочу выпить за то, чтобы наша застава оставалась такой же, какой она была при нас.

Виктор отпил большой глоток и передал кружку дальше. Каждый из последующих пограничников, кто брал кружку в руки, говорил практически о том же самом. И когда первая фляга разбавленного спирта почти опустела и Валера пошел к своей кровати за второй, Толик, стоящий у приоткрытой двери, отрывисто крикнул:

– Атас!

В мгновение спальное помещение опустело. Невообразимым образом исчезли наволочка с остатками хлеба и две табуретки, стоявшие посередине. Все бойцы лежали в своих кроватях и делали вид, что давно спят.

У двери спального помещения послышались легкие шаги. В проеме показалась чья-то фигура. Вдруг дверь резко закрылась, и в помещении раздался шепот Юрки Уварова.

– Ребята, вы что, спите?

Спальное помещение сразу ожило.

– Ты что, с ПТНа свалил? – несмотря на легкое опьянение, очень серьезно произнес Иваненков. – Ты же старший пограничного наряда! Давай бегом назад, пока начальник заставы не застукал.

– Валера, я же на минутку. Я вас поздравлю и отвалю.

– Ладно, валяй, – нехотя согласился Иваненков и быстро добавил: – Только спирта сейчас все равно не получишь. Ты хоть и герой сегодня, но все равно на службе. Вот утром придешь и свою долю выпьешь.

Уваров закивал головой в знак согласия и только собрался произнести слова, как Толик Карабанов опять приглушенно крикнул:

– Атас!

Все опять кинулись по своим койкам. Уваров подбежал к своему спальному месту и уже было хотел откинуть одеяло, как его за руку резко схватил Олег:

– Ложись в мою койку быстро! Ты же на службе…

Уваров, не раздумывая, плюхнулся к Умелову прямо в сапогах. Олег лег рядом, укрыв себя и Уварова своим одеялом.

Через секунду все стихло. Олег немного стянул с головы одеяло, чтобы посмотреть, кто пришел в спальное помещение. На пороге маячила фигура прапорщика.

– Так, бойцы! – нетрезвым голосом пробасил Аракачев. – Значит, все спят? Иваненков, все спят или не все?

– Теперь уже нет, товарищ прапорщик. Вы же всех разбудили, – ответил Валера.

– Это ты своей бабушке будешь рассказывать, когда она у тебя будет! А ну-ка скажи мне, Иваненков, кто был сегодня в моей комнате, пока я в бане мылся, а? – заплетающимся голосом спросил «кусок».

– А почему вы, товарищ прапорщик, решили, что у вас кто-то в ваше отсутствие был комнате?

– Откуда, откуда? Оттуда! Я старый пограничник. Ты же знаешь, Иваненков, меня обмануть можно, но нае…ть меня нельзя, – аргумент Аракачева, как всегда, отличался безупречной логикой. – Вы что меня, за идиота держите? Я что, не вижу, что вы тут мой спирт пьете? – продолжал наседать прапорщик.

– Товарищ прапорщик, – начал Иваненков, – мы же послезавтра улетаем. Мы с вами полтора года одну пайку делили, одну службу вместе несли. А сколько всего за эти полтора года произошло? И вы из-за какого-то спирта на всем этом крест хотите поставить?

Слова Иваненкова подействовали на Аракачева успокаивающе. Он снял фуражку и, протерев внутреннюю часть платком, уже спокойным тоном ответил:

– Только не надо из меня злодея делать. Я же тоже человек, хотя и прапорщик.

Присутствующие в помещении прыснули от смеха. «Тонкий юмор» Аракачева не раз становился причиной насмешек на заставе.

– Ну, что заржали?! Нет, с вами по-хорошему нельзя, – обиделся прапорщик.

В это мгновение его внимание привлекла кровать Умелова. Аракачев подошел к койке сержанта.

– А это что тут у нас за беременная корова?

С этими словами он откинул одеяло. Представшая перед ним картина выглядела весьма неоднозначно. Тесно прижавшись друг к другу, на кровати лежали Умелов и Уваров.

– Ну, не хрена себе! Умелов, ты что – ориентацию сменил? Или, как говорится: «нет лучше влагалища, чем очко товарища»?

Застава взорвалась от смеха. Прапорщик дождался, пока стихнет веселый гомон, повернулся к кровати Иваненкова и абсолютно трезвым голосом сказал:

– Не ожидал я, что пограничники будут самовольно службу оставлять. Иваненков, ты же ответственный человек, и авторитет у тебя среди бойцов. Ну ладно, спирт. Вот нарушение несения службы – это уже слишком. Пойдем, выйдем. Я хочу с тобой серьезно поговорить. А ты, Уваров, бегом на ПТН.

Виновато глядя на Аракачева, Юрка быстро выскочил из помещения.

Аракачев тоже направился к выходу. Старший сержант молча оделся и вышел вслед за прапорщиком.

Пока Иваненков отсутствовал, в спальном помещении вполголоса обсуждали, что предпримет прапорщик и заложит ли он начальнику заставы этот залет Уварова. Примерно через полчаса на пороге появился Иваненков.

– Валера, ну как там? – спросил кто-то из бойцов.

– Ребят, а «кусок» наш вообще-то нормальный мужик, – с этими словами старший сержант поднял вверх правую руку, в которой была зажата ещё одна фляжка со спиртом.

В спортивном зале тренировочной базы шел спарринг-бой. Двое бородатых мужчин, облаченных в защитную униформу, отрабатывали приемы боевого самбо. В зал вошел еще один военный с бородой, одетый в такую же униформу. Хлопнув в ладоши, он громко прокричал.