— Взять на мушку каждого всадника. Джашпара я беру на себя. Стрелять по моему сигналу!

Да, это был небольшой отряд Тныштыкбаева. Всадники покинули Когашик рано утром и по заметенной пургой, едва заметной дороге, петляющей меж пригорков, направились в Сузак. Они проехали Куйген-рабат, когда-то служивший для купцов перевалочной базой, небольшую низину. Потом показались заваленные сугробами домики караван-сарая, что в Балыкчах. Здесь у Ташмат-аки Джашпар решил сделать кратковременную остановку.

Перед самым входом в ущелье Джашпару показалось, что где-то рядом заржала лошадь. Он насторожился, остановил отряд. Впереди, на белом поле, темными силуэтами маячили верховые. Джашпар различал их одежду, высокие сапоги, какие носили здесь, как правило, жители Бетпак-Далы, тонкие стволы ружей. «Неужели Султанбек взял Сузак и идет в сторону Туркестана?» — мелькнула тревожная мысль.

Через минуту у Тныштыкбаева не оставалось сомнения в том, что его отряд вышел на бандитов. Нужно было что-то предпринять.

По команде Джашпара бойцы спешились, заняли круговую оборону. Со стороны ущелья уже во весь опор неслись бандиты. Салыкбай, разгоряченный скачкой, кричал:

— Брать только живым!

«Это, наверно, ко мне относится, — подумал Джашпар. — Нет, не выйдет, сволочи. Не выйдет! Большевики в плен не сдаются!»

Над головой засвистели пули. Придерживая коня, Джашпар медленно поднял маузер, сделал несколько выстрелов. Два всадника рухнули наземь. По команде открыли огонь бойцы. Среди бандитов наступило замешательство. Некоторые из них падали замертво, были ранены, другие, стреляя на ходу, с разных сторон приближались к высотке, на которой занял оборону маленький отряд Тныштыкбаева. Быстро оцепив обстановку, Джашпар на клочке бумаги набросал записку Абрамуку:

Тныштыкбаев подозвал Абдуллу Агаева, которого знал давно как преданного Советской власти работника и отличного наездника, вручил ему записку:

— Скачи в Туркестан, в ОГПУ. Живым не сдавайся!

После того как связной ускакал, Джашпар продолжал отстреливаться от наседавших бандитов. Метким выстрелом сразил одного из них, под вторым упал раненый конь. Тныштыкбаев вскочил на лошадь, бросился к оставшимся в живых двум товарищам, но, не доехав до них, вместе с конем упал. Легко раненный острым камнем, он, превозмогая сильную боль во всем теле, приподнялся, отполз в сторону и, присев, сделал еще несколько выстрелов. Две пули попали в цель. Две другие пролетели мимо. Джашпар почувствовал, что теряет сознание. На какой-то миг вспомнил Абрамука, Абдуллу Агаева, скакавшего в Туркестан, и впал в беспамятство. Не знал, сколько длилось оно. Когда очнулся, увидел, что лежит возле серого валуна, а рядом стоит, играя камчой, Салыкбай.

— Живой, собака! — сказал бандит и сплюнул на снег сгусток крови. — Стреляешь неплохо. Но меня, Салыкбая, большевистская пуля не берет.

Помолчал немного, спросил:

— Ты мусульманин? Признаешь бога?

С трудом разомкнув побелевшие губы, Тныштыкбаев ответил:

— Нет, бога не признаю! Я большевик, чекист…

Салыкбай что-то крикнул, и два бандита подхватили Джашпара под руки, поволокли к дороге. Там они привязали чекиста арканом к хвосту лошади и поволокли его в сторону гробницы «Святой Балыкчи». Ярко-красная полоса прорезала белоснежную скатерть степи, отмечая последний путь Джашпара Тныштыкбаева.

Вскоре остановились. Салыкбай стоял над умиравшим Джашпаром, вел допрос.

— Зачем ездил в Туркестан? Что готовится против нас? Говори правду!

И бил чекиста камчой по ранам, по рукам и ногам, пинал его сапогами, целя в голову.

Чувствуя, что уходят последние силы, Джашпар неимоверными усилиями воли заставил себя приподняться. С трудом раскрыл залитые кровью глаза и плюнул в лицо Салыкбая.

— Вы, баи и прихвостни байские! Народ не пойдет за вами! Сегодня умру я, но завтра придет конец вам всем. Народ, большевики победят!

Джашпара зверски добили здесь же, на «святой могиле». Остывшее тело оттащили подальше в степь, забросали снегом.

О схватке в ущелье «Балыкчи» Салыкбай сообщил Султанбеку с посланным в Сузак гонцом. Несколько часов спустя тот привез ответ. Хан приказывал Салыкбаю с имеющимися силами двигаться на Когашик, в сторону Туркестана, а их место в Балыкчах должен занять усиленный отряд во главе с Бильбеком Урпековым…

— Да, да, Иван Иринархович, — говорил сидевшему напротив у стола плотному, уже немолодому человеку, Ананий Моисеевич Журавлев. — Медлить нельзя. Надо выступать!

С улыбкой, в которой сквозила присущая ему доброта и требовательность, Ананий Моисеевич подошел к Никитенко, положил ему руку на плечо.

— И еще, скажу прямо, знаем тебя, Ваня. Знаем — не подведешь!

Журавлев говорил правду. Он и другие работники ОГПУ хорошо знали Ивана Иринарховича Никитенко. Вернувшись с мировой войны, он не выпустил из рук оружия: еще много врагов оставалось у Советской республики. Никитенко прошел суровую школу гражданской войны. С винтовкой в руках ходил в атаки против белоказаков в Верном, бил банды Анненкова, в двадцать девятом громил басмачей в Бостандыке. И вот — новое задание.

— Раз надо, так надо, — сказал Никитенко. — Только вот домочадцев предупрежу. До вокзала, если не трудно, подбрось.

— Это можно, — кивнул головой Журавлев.

На перроне в Туркестане Никитенко встретил Абрамук.

— Журавлев не на шутку встревожен информацией Тныштыкбаева, — вместо приветствия сказал Петр Николаевич. — Дело, видать, серьезное. Что делать-то будем? Тут Ананий Моисеевич кое-что посоветовал. Давай обсудим…

В это время к зданию Туркестанского ОГПУ подъехал Абдулла Агаев. Резко осадив взмыленную лошадь, он спешился и бегом направился к Абрамуку. Прочитав записку Джашпара, Петр Николаевич передал ее Никитенко, пока тот читал, несколько раз прошелся взад-вперед по кабинету.

Их размышления прервал телефонный звонок. Секретарь Туркестанского райкома партии приглашал их к себе. Когда Абрамук с Никитенко вошли в кабинет, там уже сидели все члены бюро райкома. Секретарь подошел к двери, пригласил из приемной немолодого казаха.

— Знакомьтесь, товарищи. Это лесничий Кокубас, секретарь партячейки. Ему удалось прорваться из Сузака в Туркестан. Послушаем его.

— Из дому я вышел на рассвете, — сказал Кокубас. — Оседлал коня и поехал по делам службы. На выезде из Сузака услышал отдаленный глухой топот. Остановился, прислушался. Топот нарастал. Мне вначале показалось, что это пастухи гонят большой косяк лошадей. Но вскоре я увидел, примерно в километре от кишлака, у небольшого пригорка, всадников. Они остановились, вокруг стало на редкость тихо. Вдруг послышался протяжный свист. Он летел из Сузака. В ответ тоже засвистели. И тут я заметил верхового, быстро скакавшего по окраине кишлака в сторону конников. Я напряг зрение и опознал вначале гнедого коня, потом его хозяина. Это был заготовитель кожсырья Рустамбек Джабаев. Когда он стал приближаться, навстречу выехали двое. Не слезая с лошадей, они о чем-то посовещались. Затем один из подъехавших, одетый в белый халат, позднее я узнал, что это был бай Султанбек, взмахнул камчой. Следом за ним двинулись остальные. Тут только я сообразил, что это банда. Повернув коня и погоняя его камчой, поскакал к себе домой.

…В Сузак бандиты ворвались с яростным криком, стрельбой. Вскоре в центре начались пожары: горели подожженные бандитами здания райкома партии и райисполкома. Чуть позднее вспыхнули дома партийных и советских работников, руководителей союза «Кошчи». Бандиты метались из стороны в сторону, рубили вывески, срывали лозунги, стреляли в окна домов, в воздух, создавая неумолчный гул боя, сея панику. Кто-то из них выволок на дымящееся крыльцо двух избитых, в изорванной в клочья одежде немолодых казахов. Это были местные коммунисты, прошедшие пламя гражданской войны. Застигнутые врасплох, они мужественно сопротивлялись, но не сумели противостоять чуть ли не десятку вооруженных бандитов. Минуту спустя вокруг их бездыханных тел расползлась по снегу алая лужа крови. В поисках спасения из домов выскакивали старики, дети, женщины, девушки. Но всех их настигали бандитские пули.