— Все в порядке, Виктор Иванович! Телеграмму приняли. Просят от аппарата не уходить.
— Ладно, скоро вернусь. Надо узнать, что там случилось.
Когда Дьяконов вышел из аппаратной, увидел вблизи здания две свежие воронки. В воздухе медленно оседала поднятая взрывами снежная пыль. Стояла тишина. «В атаку сейчас пойдут. Надо скорей в траншею», — подумал Дьяконов и, пригнувшись, побежал к укрытию. Здесь, в траншее, он отыскал Вагаева, попросил его не отходить от пулемета.
Дьяконов хотел пройти в другой конец траншеи, где расположилась группа работников укома, но в это время кто-то кубарем скатился с бруствера и чуть не сбил с ног Поплевко, который осматривал затвор карабина.
— Осторожнее, черт! — ругнулся чекист.
— Прости, дружище! — ответил, вставая, Порфирьев.
В руках он держал неуклюжий «шош».
— Мастера все-таки наши деповские, Виктор Иванович, — сказал Порфирьев Дьяконову. — Полчаса всего и поковырялись А вот — готово! Теперь-то мы с Вагаевым дадим контре прикурить.
Где-то вдалеке ударили орудия. Перед траншеей вздыбились фонтаны земли. Затем навалилась гнетущая тишина. Вглядевшись в чернеющую даль пустоши, Поплевко тревожно крикнул:
— Идут!
— Кто идет? — думая о чем-то своем, спросил Вагаев. — А-а, эти!
Не спеша, он привстал со дна траншеи, посмотрел на густые цепи мятежников и кинулся к пулемету.
— Без команды не стрелять, — приказал Барлебен.
Поудобнее пристраивая «шош», Порфирьев отчетливо вспомнил, как однажды в феврале 1919 года на Восточном фронте ему пришлось участвовать в отражении атаки каппелевцев. Вместе с командиром полка он лежал в сугробе и ждал, когда первая цепь дойдет до израненной осколками березы. «Ох и посекли тогда белых! — мелькнула мысль, — А ведь многие из них рассчитывали на победу. Шли в атаку уверенно, чуть ли ни строем. Как сейчас».
Жиденькая цепь обороняющихся казалась Дьяконову до предела натянутой тонкой ниткой. «Нажмут бандиты, — подумал он, — не соберем костей». И твердо решил: не давать жать, не давать!
Какой-то красноармеец не выдержал, выстрелил. И началось! Временами захлебываясь, зачастил очередями «максим» Вагаева, гулко и размеренно бил «шош» Порфирьева, пулю за пулей посылали в бандитов коммунисты, красноармейцы, чекисты. Атакующие дрогнули, затем смешались и побежали назад. Первая атака была отбита.
— Виктор Иванович! Виктор Иванович! — прямо в ухо прокричал прибежавший в траншею Глазков. — К аппарату вызывают. Омск ждет!
Из губчека сообщили, что по решению Сиббюро ЦК РКП(б) и Сибревкома Петропавловску срочно оказывается помощь. Назывались номера алтайских полков, фамилии людей, направляемых в город и уезд. Дьяконов был доволен тем, что руководство по разгрому мятежников поручалось опытным и решительным товарищам. Еще в четыре утра из Омска вышел бронепоезд «Красный сибиряк», в котором находится новый начальник 21-й дивизии Корицкий. «Этот не чета Омельяновичу, — рассудил Дьяконов. — Прошлым летом на Алтае банду Шишкина под орех разделал».
— Слушай, Глазков. Простучи-ка по линии, где там бронепоезд застрял. Не пора ли Корицкого встречать?
— Говорят, час назад из Токушей вышел. Где-то на подходе, — прочитав точки и тире, сказал Николай Глазков.
— Пошли встречать! Зови Барлебена и Соколова.
НАЧДИВ КОРИЦКИЙ
Бронепоезд тихо, без свистков, подошел к перрону станции и, лязгнув буферами, остановился. Тотчас открылась бронированная дверь, и молодой военный, не ожидая, пока принесут стремянку, спрыгнул на дощатую платформу. Поправив портупею, он быстрым шагом подошел к стоявшей у дверей вокзала группе людей, представился:
— Корицкий Николай Иванович. Назначен командовать войсками по обороне Петропавловского района.
Здесь же, на перроне, после взаимного обмена приветствиями, было принято решение: немедленно обстрелять из орудий бронепоезда позиции мятежников, не дать им возможности начать новую атаку. Через несколько минут бронепоезд повел прицельный огонь. В бой вступили и те три орудия 255-го полка, которые до того из-за отсутствия снарядов молчали.
Под грохот канонады Корицкий довел до членов оперативной пятерки план дальнейших действий.
— Подкрепление, — сказал он, — прибудет где-то к вечеру. И если мы сейчас не предпримем что-то решительное, за нас это сделают мятежники. Мой план таков: собрать все силы, ворваться в город. Если мятежники получат подкрепление раньше нас, отойти к вокзалу.
— Я за атаку, — заявил Дьяконов.
— Решение правильное, — поддержал Корицкого Барлебен.
Удалось собрать 200 пехотинцев, около 30 кавалеристов. Начдив Корицкий поставил задачу, цепи пошли вперед. Но мятежники, разгадав замысел, бросили в атаку сотню кавалеристов. Вагаев и Порфирьев огнем своих пулеметов остановили конников, затем обратили в бегство. После небольшой заминки отряд коммунистов и красноармейцев снова двинулся к городу.
Порфирьев шел рядом с Поплевко и лишь изредка останавливался, чтобы пулеметной очередью сбить заслон мятежников: Перед наступлением Дьяконов приказал: «Во что бы то ни стало захватить предателя Сокольского, кого-нибудь из мятежных командиров». Поплевко ответил: «Не сумлевайтесь, товарищ начальник. Все как надо сделаем!»
Сокольского взяли в доме архиерея. В компании своих друзей, бывшего купца Полякова, владельца мыловаренного завода Чунарева, приближенных архиерея, он праздновал захват Петропавловска бандами, обмывал свое назначение на пост коменданта города.
— Праздник, господа, отменяется, — сказал Порфирьев, распахивая двери столовой.
— Ба, да тут все старые знакомые! — воскликнул он, разглядывая побледневшие от страха лица продавца наркотиков Рейнца, контролера РКИ Нечаева, работника тюрьмы Фатеева. — Ну, что ж, одевайтесь. Прогуляемся до станции. Может быть, в Омск путешествие совершите под охраной. И вы, ваше преосвященство, тоже с ними. Вместе выпивали, вместе и закусывать будете.
Позднее дела арестованных рассмотрели на заседании полевого ревтрибунала, председателем которого был назначен член оперативной пятерки Яков Наумович Стронгин. Все приговоры утверждал или отвергал штаб обороны.
Стронгин вел допросы квалифицированно, спокойно. Наиболее интересные показания дал Сокольский. С трудом раздвигая непослушные от страха губы, сказал, что был назначен на пост уездного начальника главарем мятежников атаманом Незнамовым. Последний приказал пустить среди казаков слух о том, что борьбой с коммунистами руководит сам генерал Белов. Выяснил трибунал и неприглядную роль архиерея, выступавшего связным между организацией Севастьянова — Шантурова и группами белогвардейцев.
— Так вот какими делами ты, святой отец, занимался, — сказал один из железнодорожников, присутствовать на допросе. — Иуда ты, истинный крест!
Железнодорожник сплюнул на пол, перекрестился и, что-то бормоча себе под нос, вышел.
Далеко за полночь трибунал завершил свою работу. Его решения с удовлетворением встретили бойцы и командиры, чекисты.
На рассвете потянуло теплым южным ветерком. Дьяконов сбил на затылок шапку, посмотрел в бесконечную небесную синь, невольно расправил плечи. Бойцы боевого охранения, преодолевая сон, вели наблюдение за местностью. Многие защитники станции, привалившись к стенкам окопов, к спинам товарищей, спали. Кое-где мерцали огоньки цигарок.
«Золотые все-таки у нас ребята, — подумал Дьяконов. — Голодные, промерзшие до самых костей. Прощают нам немалые промахи, изливают свою злость на куреве и мате по адресу контры».
— Виктор Иванович, пора идти. Сейчас Омск будет на проводе, — напомнил начальнику о его хлопотливых обязанностях Глазков.
В Омске к аппарату подошел Гузаков. После обмена приветствиями он сообщил, что помощь Петропавловску увеличивается. Вслед за освобождением города надо принять меры к успешному продвижению на запад, восстановить железнодорожное сообщение с Москвой.
Пока Глазков отстукивал первые слова о прибытии Корицкого и принятых им мерах, Дьяконов подготовил донесение. Оно гласило:
