Пробковые кранцы, прижатые стальными пластинами борта «Кандельфельса» к причальной стенке, жалобно стонали, лебедки глухо гудели, а проволочные канаты, связывающие судно с причалом, дрожали и звенели от натуги, пока, наконец, стальная громадина не замерла у берега.

Темнота в этих широтах опускается быстро, и вскоре только желтые лучи мощных прожекторов тускло освещали живущую напряженной жизнью гавань. Такие крупные порты никогда не спят. Днем и ночью здесь кипит жизнь. Вдоль протянувшихся на много километров причалов с обширными складами неспешно двигаются величественные краны, вытягивающие в разные стороны свои гигантские руки. Металлические цепи с подвешенными на концах захватами опускаются в открытые трюмы грузовых судов и вновь появляются с грузом кип, тюков или ящиков. Некоторые трюмы настолько огромны, что могли бы вместить многоэтажный дом.

У причалов стояли британские, французские, шведские и немецкие суда, причем немецких было очень много. Яркие флаги самых разных стран трепетали на высоких мачтах, словно случайные мазки краски на масштабном полотне неведомого живописца. Пока все эти суда еще мирно стояли рядом друг с другом…

Крупные порты в любой части света похожи друг на друга, но здесь все же ощущалась некая особенная атмосфера, характерная именно для тропической природы Индии. Странными и романтическими казались причудливые одежды докеров и стивидоров,[3] хотя в их тяжелой, изнурительной работе ничего романтического не было. Измученные нищетой создания с коричневой кожей и тоской в глазах гнули спины на белых людей, чтобы заработать свою чашку риса. А сквозь едкий запах смолы, краски и ржавого железа пробивался сладковатый дурманящий аромат, доносимый ветром из далеких джунглей.

— Эта страна почему-то всегда кажется новой и привлекательной для европейцев, независимо от того, сколько раз ты уже здесь был, видел ее неповторимые краски, вдыхал ее пряный воздух, — задумчиво проговорил Бехер, облокотившись о поручни. Глядя вдаль, туда, где ночное небо тропиков было озарено красноватым свечением — именно в той стороне находился центр самого большого города на Ганге, — он, казалось, размышлял вслух, не обращаясь ни к кому конкретно.

— Наслаждайся, пока есть возможность. Скорее всего, теперь она долго не представится, — сказал незаметно подошедший капитан, слышавший последние слова. Капитан выбил трубку и молча ушел.

— Возможно, мы видим все это в последний раз, — вздохнул Бехер.

На фоне темного неба появившийся луч света был особенно ярким. Точка, тире, точка. Точка, точка, тире.

Начинается, подумал Бехер.

Выгрузка «Кандельфельса» продолжалась без остановки весь день и всю следующую ночь. Капитан торопился освободиться от груза и уйти. Британские портовые власти не создавали особых трудностей, но и не помогали.

Сразу же после окончания выгрузки началась погрузка. Ханефельд сидел на одном из последних ящиков, предназначенных для погрузки в третий трюм. Вообще-то этот ящик прибыл одним из первых, и, если бы Ханефельд не был настороже, он бы уже исчез в недрах трюма. Но Ханефельд успел вовремя заметить крупные красные буквы, складывающиеся в слова: «Осторожно! Хрупкий груз!» Обязанностью Ханефельда, отвечающего за погрузку и выгрузку, было следить за тем, чтобы бьющиеся грузы не укладывались в трюме под другие тяжелые ящики. Также по долгу службы он следил, чтобы, как только груз прибывал, его сразу же помещали в трюм, не теряя времени и с максимальной пользой используя грузовое пространство. Чтобы сделать жизнь «грузового» помощника более интересной, фарфор обычно прибывал раньше, чем слоны, и приходилось ждать, что означало задержку, дополнительные портовые сборы и непроизводительный расход ценной иностранной валюты.

Ханефельд устало вытер вспотевший лоб. Мало удовольствия, подумал он, спешить при такой жаре.

Последние две ночи он почти не спал. Приказ недвусмысленно гласил: как можно быстрее. Быстрее, опять быстрее! Одна смена темнокожих грузчиков закончила работу и собиралась уходить. На ее место с минуты на минуту должна была заступить другая смена. А пока наступила обычная в такой ситуации короткая пауза. Ханефельд задумчиво прошелся взад-вперед по палубе, с грустью глядя на причал. Для него смен не существовало. Его вахта закончится, когда дело будет сделано, груз уложен и должным образом закреплен в трюмах, люки закрыты и проверен дифферент судна. Не раньше. На причале можно было видеть не только деловитых стивидоров и грузчиков. Здесь, как и во всех портах мира, хватало праздношатающихся бездельников и зевак.

В конце концов грузовое судно Восточно-Азиатской линии «Кандельфельс» было готово к отплытию. В его трюмы было погружено ценное сырье. Если не имеешь собственных колоний, приходится пользоваться чужими. Судно должно было доставить на родину джут, жмых, масличные орехи, земляные орехи, резину, хинин, вольфрам, а также некоторые штучные грузы, которые невозможно было достать дома. Люки были плотно задраены и накрыты брезентом. Работа Ханефельда была закончена.

И вот раздался протяжный стон судовой сирены, заработали винты, вспенивая грязную воду, и «Кандельфельс» начал осторожно маневрировать: сначала назад, потом вперед… Выйдя на свободное пространство в Хугли, судно набрало скорость. Вскоре его двигатели уже мерно гудели, сотрясая корпус судна, вышедшего в эстуарий Ганга, а затем в Бенгальский залив. Теперь следовало поторопиться, иначе существовала вероятность вообще не попасть домой.

— Увидимся, — приветливо сказал Ханефельд спускающемуся на катер лоцману.

Парень ухмыльнулся и помахал рукой вслед удаляющемуся судну. Честно говоря, Ханефельд вовсе не был в этом уверен. Помощник капитана «Кандельфельса» и подумать не мог, что довольно скоро снова окажется в этих местах, будет буквально на пороге Калькутты, причем на том же самом судне. Но уже не под мирным торговым флагом.

Пересекая Индийский океан, они миновали Аден и пошли по Красному морю, воды которого были так спокойны, что казались стоячим болотом. Со стороны Сахары дул сухой обжигающий ветер. Создавалось впечатление, что ты дышишь, засунув голову в зажженную духовку. Поэтому люди чувствовали себя раздраженными и усталыми, им не хотелось шевелиться, каждое движение представлялось проблемой.

На подходе к Суэцкому каналу на борт поднялся итальянский лоцман. Жара, казалось, не причиняла ему неудобств, во всяком случае, на его разговорчивость она никак не повлияла. Он беспрерывно болтал, в основном о грядущей войне. Послушать его — так итальянец ненавидел англичан всем сердцем, но это, скорее всего, было потому, что он говорил с немцами. Демонстрируя праведное негодование и возмущение, лоцман показал нам новое проволочное заграждение, установленное англичанами вдоль берегов. Затем он неожиданно начал напевать арию о безоблачном голубом небе над нашей головой. Мысль о войне, только что занимавшая его целиком, больше лоцмана явно не волновала.

— Пуччини, — сказал Бехер.

— Верди, — поправил капитан.

На берегу сновали люди в форме: маленькие худощавые фигурки и одна высокая, подтянутая. В зоне канала размещались индийские, британские и австралийские войска.

В полной темноте «Кандельфельс» миновал Порт-Саид. По темному небу шарили лучи прожекторов. «Мы слышали звуки орудийного огня, видели яркие серебристые вспышки». Это тренировались британские зенитчики.

Жара спала, дышать стало легче. «Кандельфельс» резво скользил по спокойной голубой глади. Эти воды хранили богатую историю кровавых битв, которые велись на протяжении многих веков за право господства на этом древнем море. Неподалеку от живописных берегов виднелись смэки[4] с ярко раскрашенными парусами. Картина дышала миром и покоем, создавалось впечатление, что здесь никогда не может случиться ничего плохого. Хотя на Средиземноморье внезапные страшные штормы являются отнюдь не редкими.