Штукатурка и пыль посыпались на нас сверху, обломки балок затарабанили крупным градом, и наконец оттуда свалился гоблин, в перепачканном плаще и с ворохом буклетов в руках.

– Это же сущие гроши! – повторял он. – Весь цивилизованный мир давно уже…

Мортимер зарычал, схватил его за шкирку и поволок к выходу. Шесть стальных тросов выстрелили из рукавов гоблина, и длинные мифриловые крюки глубоко вошли в стены.

– Тысяча монет! – кричал он. – За право купить Нефритовый дворец султана Харум-абаба.

Трактирщик пыхтел, распиливая тросы ножовкой.

– И никаких клубных взносов!

– Дай-ка посмотреть, – заинтересовался один из гноллов.

Гоблин быстро встряхнулся, стальные тросы вернулись в рукава, и он протянул жертве красочные буклеты.

Я открыл глаза.

Вязкая капля упала мне на лицо. Медленно скатилась по щеке, и коснулась губ.

Кровь.

Неужели моя? Несколько секунд я лежал, пытаясь собраться с мыслями. Потом понял, что не могу одновременно плющится на каменном полу, и висеть над собой, истекая кровью.

Если меня не разрубили на части, конечно.

Но я бы это заметил, нет?

Жизнь медленно возвращалась в тело. Глаза привыкали к темноте. Черная магия, сковавшая меня, медленно отступала, – так рассеивается туман на Стимфалийских болотах, если архидруид вонзает в землю астральный посох.

Мне казалось, я умираю.

По потолку скользили темные руны. Сперва я подумал, что это облака; нет, если честно, мне показалось, будто это сиреневые горгульи, вывернутые наизнанку дважды. Потом я понял, что все еще копошусь в бреду, и вновь отключился.

Не знаю, сколько я так пролежал. Но когда господь вновь послал мне по почте ясность ума, – мое лицо все было заляпано кровью. Я скосил голову и увидел инструмент для пыток, – мифриловое сверло, которым пронзали еретиков.

Оно зависло в нескольких футах от моего лба.

Повернувшись, я понял, что нахожусь в подземелье, с низким потолком и серыми стенами. На камне росли бурые джаббервоки, – значит, мы футах в ста под землей.

Или глубже.

Я попытался встать, но не тут-то было. Мои руки и ноги прикованы к каменному столу. Тихо звякнули цепи, и я сразу же ощутил острую боль. Черт бы побрал того алхимика, который первым придумал варить кожу в яде серого мандуранга…

Кандалы накажут меня даже за одну мысль о побеге.

Плохо…

Я быстро прошептал заклятие размыкания. Каждый темный эльф знает его наизусть, – как и сотни других. Но магия молчала, и посмотрев вверх, я понял, почему. Руны, скользившие по потолку, были сигилами Безмолвия. В этой комнате не сработает ни одно волшебство, – даже чары дервишей, а их не так-то просто заглушить.

Очень мудро, если собрался пытать чародея.

И все-таки надо встать.

Я не знал, кто привел меня в эту комнату, и сколько времени у меня осталось, – пока мифриловое сверло не окажется в моем теле. У меня почему-то было подозрение, что это мне не очень понравится.

Такой уж я пессимист.

Не работает колдовство – ладно. Открыть замок для темного эльфа проще, чем дворфу выковать рунический меч из горы ложек да вилок. Я закрыл глаза и начал повторять про себя:

При слове «брось» последний замок открылся, но я все равно прочитал Иро Ха-Но-Ута до конца. Просто из суеверия.

Ноги мои коснулись пола, и я услышал, как хрустит битое стекло.

Мне улыбалась большая циркулярная пила, с надписью: «Игра началась».

Отлично.

Я оглядел комнату. В дальней стене, чернела провалом дверь. Но мне не хотелось идти, незнамо куда, даже не прихватив оружия. Может, удастся отломать это сверло? Или найдется молоток посолидней.

Столов было пять.

Мой находился дальше всех от дверей.

Я поднял с пола тяжелую кочергу, и примерил в руке. Сойдет. На черном набалдашнике, виднелась надпись: «Он прошел сквозь пытки, и остался жив».

Рядом виднелся тигль, в нем медленно тлели уголья.

Вот какую печать получает на груди тот, кому удастся отсюда выйти.

Или на спине.

Я подошел ко второму столу.

Когда бежишь из тюрьмы – не бери попутчиков. Скорее всего, они тебя и погубят. Да и глупо думать, что сюда попали сплошь честные и безвинные люди.

Поэтому я твердо решил никого не спасать.

На втором столе лежал гнолл. Большой, мускулистый громила с мордой лисы. Он был обнажен по пояс, и на его широкой груди я заметил десяток шрамов.

Так парень избавился от проклятой татуировки.

– Идти сможешь? – спросил я, раскрывая его наручники.

Гнолл медленно сел, растирая затекшие руки.

– Темный эльф.., – пробормотал он. – Нечасто встретишь ушастых в Драоранг’Ларе…

Я помог ему встать.

– Где мы? – спросил я.

Гнолл недобро усмехнулся.

– Крепость на Приграничье. Особая честь… Сюда отправляют лишь тех, кто заслужил.

Он поднял с верстака тяжелый молот, и наотмашь рубанул воздух, словно снося кому-то голову.

– Судья сказал, что смертная казнь будет для меня слишком простым наказанием. Поэтому и отправил сюда… Я свернул ему шею, прежде чем стражники меня повязали.

Гнолл хлопнул меня по плечу.

– Раз ты здесь, длинноухий, значит, наш человек.

Мы прошли дальше.

На третьем столе лежала девушка, в черном с золотом доспехах. Ее веки чуть трепетали, она еще не пришла в себя.

– Я знал, что ты сможешь кандалы открыть, – сказал гнолл. – Только уж больно долго ты дрых. Видно, голова слабая; не обижайся, но вы, эльфы, все такие. Я уже пару часов лежу. Сначала кричал, пытался добудиться тебя, потом охрип, и мне это надоело.

Я коснулся кандалов девушки, и они медленно приоткрылись.

У меня возникло странное чувство, что я ее хорошо знаю.

– Берегись! – заверещал кто-то.

Я крутанулся к двери.

Она осталась закрытой; да я бы наверняка услышал, появись здесь охранники.

Кричал дворф, прикованный к другому столу. Рыжая борода растрепалась, шлем упал с головы, а глаза вспыхивали от ярости.

Что он так разорался?

Я не успел подумать об этом, как меня сбил с ног мощный удар молота.

– Извини, длинноухий, – осклабился гнолл. – Правила ток что поменялись.

С тихим шелестом рассыпалась цепочка.

Магический амулет, висевший на моей шее, превратился в пыль. Он принял на себя удар молота. Сокрушительной силы гнолла с лихвой хватило бы, чтобы проломить череп не только мне, – но и серому минотавру.

Теперь я остался без колдовской защиты, и без заклинаний.

Лисоглав вновь замахнулся молотом.

А потом я увидел его.

У дальней стены, рядом с дверью, набухал критский муравейник. Еще пара минут, и ядовитые твари заполонят комнату, превратив всех нас в кровавую кашу.

Я крутанулся, перекатившись по полу.

Мое плечо врезалось в угол каменного стола. Тролль подери, это было больно! Чугунный молот врезался в гранитную плиту, высекая искры.

Я поднялся.

Теперь нас разделял стол.

– Ты меня прости, длинноухий, – произнес гнолл. – Ты мне не враг. Ты мне даже нравишься. Но сейчас, сам видишь, не время заводить друзей.

Он медленно обходил циркулярную пилу, отрезая меня от выхода.

– Хочешь, я за тебе свечку поставлю? – спросил лисоглав. – Ток скажи, кому ты там поклоняешься.

Муравейник медленно рос.

Алая тварь выбежала из него, и стремительной каплей закружила по полу.

Скоро их будут тысячи, – и я пожалею, что гнолл не убил меня быстрым ударом молота.

Все-таки прав тот судья – смерть порой бывает лучшим выходом.

Гнолл метнулся, и снова нанес удар. Он двигался быстро, как порхает фейри при свете луны. Навершие молота просвистело в дюйме от моего лица, – и я понял, что еще долго буду видеть его в кошмарах.