В квартире её друга стояло двухстороннее зеркало и скрытая камера. Моник сфотографировали и в процессе занятия любовью, и позднее, во время проведения аборта, в клинике. Затем фотографиями воспользовались, чтобы заставить её шпионить в пользу Югославии. Надавили и на самого месье Руссо, дабы заставить его стать предателем.

Операция удалась, и французская служба безопасности пребывала в неведении довольно долгое время. Только в конце шестидесятых годов, когда некий агент югославской разведки перебежал на Запад и сдался американцам, измена выплыла наружу.

ЦРУ передало эту информацию SDECE, которая бросила на это дело одного из самых опытных офицеров службы безопасности, капитана Андре Камю. Он несколько недель следил за Руссо и записывал его телефонные переговоры в надежде отыскать какие-либо доказательства, но безрезультатно. Камю слетал в Лос-Анджелес, чтобы помочь ФБР в беседе с Моник, которая к тому времени вышла замуж за американского кондитера и стала гражданкой США. Она сообщила, что признаёт факт ловушки и передачу секретной информации югославской разведке как плату за молчание.

Поскольку Моник была иностранкой и с момента совершения преступления прошло десять лет, она могла давать такие признания без страха за последствия. Но Моник решительно отрицала участие в шпионаже отца. Камю вернулся в Париж и всё же арестовал Руссо.

После тридцати восьми часов непрерывного перекрёстного допроса Руссо сдался. Он признал, что его шантажировали, добиваясь измены. Он сообщил, что передавал секретную информацию югославам, а позднее снабжал коммунистов и ещё более секретной информацией, когда работал французским послом в Алжире. Камю, удовлетворённый признанием, позволил вернуться Руссо домой в сопровождении эскорта.

Однако на следующее утро Руссо вернулся в штаб-квартиру SDECE и отказался от признания. Начиная с этого момента далее впредь он настаивал на невиновности по всем пунктам обвинений, утверждая, что показания были получены под сильным давлением на него. Но суд думал иначе. 21 апреля 1970 года его приговорили к пятнадцати годам тюремного заключения. Из своего заключения в специальной камере тюрьмы Мелюн шестидесятитрёхлетний Руссо начал кампанию за пересмотр приговора. В каждом из 286 отправленных им из тюрьмы писем содержалось утверждение о невиновности.

На это дело обратили внимание влиятельные французы, журналисты и юристы. Писатель Жиль Перро написал книгу «L'Erreur» («Ошибка»), в которой подвергал критике приговор Руссо, полученный по указке SDECE, и в которой решительно настаивал на его невиновности. Незадолго до Рождества 1971 года президент Помпиду, склоняясь перед общественным мнением, приказал освободить Руссо.

В 8 часов 20 минут утра 21 августа 1973 года патрульный полицейский обнаружил в кустах у автобана Гамбург — Любек чудовищно изуродованный труп. Ноги сгорели до чёрных головешек, тело обуглилось, а черты лица обезображены до неузнаваемости. Несмотря на эти страшные увечья, полицейским всё же удалось довольно быстро установить личность погибшего. То был Ханс Алберт Хайнрих Хелмке, шестидесятипятилетний содержатель берлинского публичного дома, частный детектив, свободный журналист и гангстер.

Через час после обнаружения трупа в штаб-квартирах БНД и БФВ настойчиво зазвенели телефоны, поскольку сотрудники федеральной службы безопасности пытались установить один важный момент. Кто ответствен за устранение Хелмке — одно из отделений западной разведки или его убрали агенты с Востока?

В конце концов выяснилось, что Хелмке был убит людьми из криминального подполья. Но у офицеров федеральной службы безопасности были все причины подозревать своих собственных коллег или убийцу из Восточной Германии. И Восток, и Запад имели основания заставить молчать этого жующего сигару немца, хвастающего шестью жизнями — по числу профессий, которыми он обладает. Он поистине представлял из себя человека, у которого была тысяча смертельных тайн и столько же врагов. Из всех мужчин и женщин, с которыми я столкнулся, изучая секс-шпионаж, Ханс Хелмке был наиболее неправдоподобной и колоритной фигурой.

Неправдоподобной потому, что там, где шпионы выживали благодаря своей незаметности, Хелмке всегда кичился своим ярко выраженным киношно-гангстерским видом. Шпионскому ремеслу он обучался на чёрном рынке и в узких улочках. Он торговал секретами так же, как в послевоенные годы торговал фруктами, тушёнкой и шоколадом.

Один из бывших приближённых Хелмке позже рассказывал: «Обычно Ханс пытался добиться желаемого при помощи красноречия, лести или взятки. Если так не получалось, он превращался в совершенно безжалостного типа — инструментами его становились тяжёлая дубинка, налитая свинцом, и револьвер. Впрочем, собственноручно он пользовался ими исключительно редко — предпочитал нанимать бандитов, а не марать свои руки».

Деятельность Хелмке перестала быть тайной для полиции в январе 1965 года, вскоре после того как был обнаружен принадлежавший ему роскошный публичный дом «Пансионат Клаузевица», расположенный на Клаузевицштрассе, недалеко от суетной Курфюрстендам Западного Берлина. Аккуратно отпечатанная золотисто-жёлтая визитная карточка отеля, конечно, прямо не указывала на то, что «Пансионат Клаузевица» является публичным домом и центром шпионской организации, но фактически это было так.

Традиция смешивать секс со шпионажем восходит в Берлине к временам третьего рейха. Ещё Йозеф Пауль Геббельс использовал этот пансионат для политиков, дипломатов и промышленников. Он не скупился на расходы, лишь бы его гостям было хорошо, и девушки его, говорят, считались самыми красивыми в Германии.

Но Геббельс был заинтересован не просто в развлечении своих гостей. В каждой комнате находились спрятанные микрофоны, связанные со звукозаписывающей аппаратурой, управляемой гестаповцами.

После войны пансионат как публичный дом закрылся, но через несколько месяцев открылся снова — для услаждения союзников-победителей. А когда владельцем пансионата стал Хелмке, он не видел оснований для отказа от продолжения традиций. Впрочем, в отличие от доктора Геббельса, Хелмке шпионил не из политических мотиваций. Его вела жажда наживы.

В довоенное время его родители держали продуктовый магазин, но Ханса этот бизнес поначалу мало интересовал. Когда началась война, он добровольцем ушёл в парашютно-десантный полк. В 1945 году разбитый бомбами Куксхафен представлял из себя город, где человек с нечистыми намерениями мог стать богачом, что прекрасно подходило сообразительному Хелмке. Работая в родительском продуктовом магазине, уцелевшем под бомбёжками, он больше вёл торговлю под прилавком, чем поверх него.

Ханс вкладывал полученную прибыль в меха и ювелирные изделия, продающиеся на чёрном рынке. И проявлял себя совершенно безжалостным человеком. Когда в 1947 году один из его работников, Хайнрих Кирш, попытался обмануть хозяина, через несколько дней провинившегося нашли мёртвым с проломленным черепом.

Когда экономическая ситуация в Германии улучшилась, Хелмке, понимая, что полиция идёт по его следу, решил покинуть страну и в ноябре 1953 года отплыл в Нью-Йорк.

В США он вскоре понял, что местная жизнь ему по вкусу, и обратился с просьбой о предоставлении американского гражданства. Но в этой просьбе ему было отказано — здесь и своих преступников хватало. А поскольку деньги начали иссякать и добыть их легально не было возможности, Хелмке стал впадать в нищету. В 1954 году он дошёл до того, что мыл посуду в ночном кафе.

Фортуна улыбнулась ему год спустя, когда он познакомился с двумя пожилыми богатыми сёстрами-немками, жившими в Америке, Иоганной Ветиан, 84 лет, и Эммой Гельхаар, 79 лет. Хелмке обнаружил, что их девичья фамилия Хейн. Его мать тоже была урождённая Хейн. Опираясь на этот хрупкий фундамент, красноречивый Ханс убедил женщин, что является их давным-давно потерявшимся племянником. Он занимал у них деньги и постепенно убедил их вернуться в Германию вместе с ним.