Сопровождавший Луизу контрразведчик первым направился к большому, стоявшему особняком дому, в котором Луиза жила с матерью, братьями и сестрой. Его встретила посторонняя женщина, которая временно здесь проживала. Такое в те времена случалось часто — люди, потерявшие жилище из-за бомбардировок или находившиеся в эвакуации, занимали пустующие дома.

Она сообщила контрразведчику, что мать Луизы умерла от воспаления лёгких, которым заболела той зимой, когда её дочь посадили в тюрьму. Джон, брат Луизы, который привёл её в университетскую группу движения Сопротивления, оказался предателем. Именно он выдал всех участников этой группы немцам и сейчас скрывался от правосудия. Никто не знал, где его искать. А отца Луизы, как только Голландия была освобождена союзниками, задержали участники движения Сопротивления. Его симпатии к немцам были общеизвестны, но основным пунктом обвинения стала та самая речь, которую он произнёс, когда Луиза ожидала исполнения вынесенного ей смертного приговора. Он находился в расположенном неподалёку концентрационном лагере.

Контрразведчик сказал женщине, что Луиза жива и он привёз её домой. Оставалась последняя надежда — Элей, сестра Луизы. Его собеседница сообщила, что она живёт в этом доме, но сейчас её нет и вряд ли она захочет общаться с Луизой, так как она училась в немецкой разведшколе, а Элей — патриотка. Она и без того переживает, что её отец, брат и сестра во время войны сотрудничали с немцами. Если бы она приняла Луизу, это окончательно подорвало бы её репутацию.

Нужно было что-то делать. Контрразведчик рассказал встретившей его женщине историю Луизы. Он объяснил, что с неё сняты все обвинения и что он, начальник специального отдела Бюро национальной безопасности, лично подтверждает её невиновность. Женщина вроде бы поверила его словам и даже обещала помочь успокоить Луизу.

Когда он пересказал все новости Луизе, у неё началась истерика, она кричала, что покончит жизнь самоубийством. После всего случившегося с ней такие слова звучали вполне серьёзно. Спокойно и уверенно державшаяся на допросах, она не могла вынести такого удара. Её «ангелу-хранителю» даже пришлось дать Луизе пощёчину, чтобы она пришла в себя. Это средство помогло, но силы окончательно покинули её, и контрразведчик отнёс Луизу к дому на руках. Там её уложили на диван и на некоторое время оставили в одиночестве.

Когда она немного успокоилась и стала способна воспринимать то, что ей говорят, контрразведчик, используя всё своё красноречие, начал убеждать Луизу, что самоубийство — выход для трусов. Он убеждал её, что со временем жизнь изменится в лучшую сторону, что всё страшное позади и её семья ещё воссоединится. Часа через два Луиза несколько успокоилась, и следователь решил, что её можно оставить на попечении женщины. Он предусмотрительно оставил ей телефон амстердамского отеля, в котором остановился.

Эта предосторожность оказалась не напрасной. В тот же день около полуночи в его номере раздался звонок — женщина сообщила, что Луизу арестовали местные власти. Контрразведчик немедленно отправился в город, где оставил Луизу. Он предъявил дежурному инспектору полиции свои документы, рассказал о сути дела и даже припугнул его. После этого инспектор согласился освободить Луизу на следующий день. Но контрразведчик приказал освободить Луизу немедленно и, чтобы избежать повторения подобных случаев, подписал документ, который гласил, что он, начальник отдела по расследованию особо важных дел при Бюро национальной безопасности, заявляет, что Луиза невиновна и что ни полиция, ни какие-либо другие представители власти не имеют права подвергать её аресту. Он второй раз за сутки отвёз Луизу домой.

Однако, несмотря на документ, подтверждающий невиновность Луизы, до спокойной жизни ей было ещё далеко. Попытки её арестовать предпринимались неоднократно, и только авторитет следователя-контрразведчика останавливал местных полицейских. Её адвокат ещё пять лет добивался того, чтобы с неё официально сняли обвинения и выдали паспорт.

Клиенты Розмари Нитрибит были самыми богатыми мужчинами ФРГ. Они платили за свои визиты от 500 до 1000 марок, дарили ей драгоценности и были абсолютно не осведомлены о существовании друг друга, хотя после её смерти франкфуртскую криминальную полицию посетило инкогнито свыше трёхсот человек.

Газеты наперебой сообщали вымышленные подробности этого убийства, рассказывали об интимной жизни, о доходах, драгоценностях и роскошном чёрном «мерседесе» убитой. Муссировались слухи о её связи с коммунистической разведкой, о том, что в цветочном горшке в её квартире была скрыта микрокамера, а в кровать вмонтирован магнитофон, фиксировавший разговоры с высокопоставленными клиентами. Об этом убийстве написано свыше трёх тысяч статей.

1 ноября 1957 года приходящая домработница Эрна Крюгер позвонила, как обычно, в квартиру Розмари. Но двери ей никто не открыл, только слышался вой пуделя, которого хозяйка никогда не оставляла одного. Перед дверью в квартиру стояли три нераскрытых бутылки молока и три корзиночки с булками, то есть хозяйка не забирала их уже три дня.

Прибывший полицейский патруль вскрыл дверь. Мёртвая Розмари лежала в одежде на кушетке. Ближе к вечеру приехала оперативная группа криминальной полиции: обер-комиссары Мершель и Брейтер, полицейский врач доктор Вегенер и два полицейских чиновника. Из-за тяжёлого запаха в комнате Брейтер вынужден был открыть окно, а доктор Вегенер отключил центральное отопление. Была совершена серьёзная следственная ошибка. Для того чтобы как можно точнее установить время смерти Нитрибит, следовало зафиксировать температуру воздуха в комнате — при наружном осмотре устанавливается степень разложения трупа с учётом температуры в месте его обнаружения. Только час спустя небрежные криминалисты измерили температуру воздуха в комнате, а она уже изменилась.

Именно эта ошибка привела позднее к тому, что день смерти Розмари полицией не был установлен точно, в следствии фигурировали два числа. И совсем уже нереальным представлялось установление точного часа убийства по результатам судебно-медицинской экспертизы, хотя следователи и «установили» его. Версию об убийстве с целью ограбления отвергли сразу — из квартиры ничего не исчезло. В столе было найдено несколько десятков мужских фотографий, а в записной книжке телефоны и имена этих людей: лица их и имена были знакомы комиссару Мершелю из газет и телевизионных передач. Поэтому комиссар сразу же изъял компрометирующие материалы, приобретшие значение государственной тайны. Они были переданы на хранение криминаль-директору Кальку.

Обер-комиссар вывел домработницу на лестничную площадку и провёл её мимо репортёров, чем создал впечатление, что полиция уже задержала убийцу. Это было на руку полицейским — заурядное преступление с целью завладения ценностями не являлось для журналистов сенсацией.

По словам домработницы, последним, кого она видела в квартире Нитрибит 24 октября, был некий Гейнц Польман, доверенное лицо Розмари, её друг, но не любовник. По сведениям полиции, он был десять раз судим за кражи, растраты и мошенничества.

Опрос соседей по дому показал, что в последний раз её видели вечером 29 октября, однако владелица дома слышала громкий голос мужчины и крик женщины, за которым последовало падение чего-то тяжёлого, между 13.30 и 14 часами 30 октября. Так как подобные сцены в квартире наверху были не редкостью, то владелица не придала услышанному значения.

Допросом истопника дома было зафиксировано, что 29 октября, около 16 часов, он видел мужчину, выходившего из квартиры Нитрибит и уехавшего в автомобиле, который стоял во дворе. Словесный портрет его совпадал с описанием, которое дала ранее домработница. Этим мужчиной был Польман, явившийся 2 ноября в криминальную полицию. Свой визит он объяснил тем, что узнал из газет об убийстве Розмари, а так как, являясь другом покойной, многое знал о её жизни, то мог бы оказаться полезным в поисках убийцы.