Враг оказался везде: подобно реке в половодье, войска противника обтекали крупные очаги сосредоточения дезорганизованных, но все еще способных драться российских войск. Лишенные связи, не владеющие оперативной обстановкой, российские вооруженные силы почти повсеместно оказались в окружении. Отрезанные от командования и баз снабжения, многие сопротивлялись недолго. Но страна еще сражалась: крупные очаги сопротивления имелись в Центральной России, на Дальнем Востоке. Вопреки ожиданиям и явному приглашению вступить в альянс с агрессором, Китай не вмешался, ограничившись лишь передислокацией к границе частей постоянной гоовности. Японцы сунулись было на Сахалин, но получили неожиданный жесткий отпор от сил местного размещения и быстро ретировались. Осады однако не сняли. Ядерного оружия никто применять не собирался, поскольку война затевалась именно за территории и ресурсы. Где-то в душе я понимал, почему все было спланировано именно так: на загаженной радиацией земле добывать полезные ископаемые гораздо дороже. Поэтому в ход шли боевые мутагенные вирусы и новейшие отравляющие газы. Вирусы, само собой, дохли через строго определенное время. Газ убивал только людей, рассеиваясь на огромной территории, но через тридцать-сорок минут разлагался на безвредные компоненты. Землю можно использовать, лес пилить, а воду разливать в бутылки и продавать как экологически чистую. Как бы чудовищно это ни выглядело со стороны местных жителей, новых покорителей мира это не волновало. Отбросив начинающую захлестывать сознание ярость, я снова улыбнулся как можно более естественно и продолжил расспросы. Но больше пиндос ничего толком рассказать не мог, и мы вернулись к текущей обстановке, которой он владел более уверенно.
– В районе бывшего города Мошково, – продолжал сыпать фактами пленный, – будет создана база Западносибирского оперативного командования оккупационных войск Альянса. На базе предполагается расквартировать две пехотные бригады, одна типа «Страйкер» – регулярные войска, вторая имеет статус вспомогательной, состоит из сотрудников контрактной службы.
– Наемники?
– Да, так будет точнее. – Иностранец слегка сконфузился, но поспешил дополнить: – Там состав очень пестрый: много выходцев из восточных стран Европы, в основном поляков и албанцев… Кризис, работы нигде нет.
– Угу, – я понимающе покивал, чтобы скрыть гримасу отвращения. – Бедные поляки и несчастные албанцы теперь поедят досыта.
– Во вспомогательных частях свой рацион, – не понял издевки пленный. – Но кормят сносно, никто не голодает.
– Это все хорошо, но скажи, специалист, на бумаге такой карты у тебя нет?
– О, в этом нет необходимости, но я могу распечатать, тут есть принтер.
Устав удивляться, я просто поощряющее кивнул и через минуту держал в руках черно-белую распечатку с текущей обстановкой. Тут были отмечены все объекты, где разместились захватчики, обозначены маршруты движения и районы, назначенные для санации. Теперь пришла пора прощаться, поскольку американец наверняка вызвал подмогу, и скоро ремонтники, а значит, как минимум еще человек пять-шесть вооруженных солдат будут здесь. Выведя пленного из бронемашины, я повел его обратно к обочине, где сидел Варенуха и воинственно тыкал стволом трофейного автомата в уже очнувшегося второго пленника. Взмахом руки я подозвал его и остальных артельщиков. Вынув из кобуры служебный пистоль, я демонстративно передернул затвор и выстрелил в ногу второму пленнику. От резкой перемены обстановки рыжий специалист присел, в недоумении оглянувшись на такого ласкового до этого момента русского. Подстреленный танкист просто орал от боли, выгибаясь дугой, не в силах даже зажать рану рукой. Я подошел к раненому и прижал его туловище ногой, наступив ему на грудь. Буднично обернулся к опешившим товарищам по несчастью и побелевшему от осознания возникшей угрозы амеру.
– Миша, придержи рыжего, чтобы не дергался. Сейчас будем проводить воспитательно-разъяснительную работу среди оккупантов… Не бойся, специалист Эд Мастерс из Сиэтла, – повернулся я с той же теплой улыбкой, что и полчаса назад, к американцу. – Я свое слово держу и буду держать его впредь. Теперь всякий раз, как мне случится взять в плен не меньше двух врагов, одного я буду отпускать, чтобы он рассказал своим начальникам и друзьям о том, что видел.
Убрав ногу с груди подвывающего пленника, я подошел к оторопевшему специалисту и указал стволом пистолета на лежащего ничком танкиста. В глазах недавнего собеседника плескались озера животного страха, теперь он не верил ни одному моему слову. На то и был расчет.
– Твой соотечественник пришел на мою землю убивать, – сказал я. – Как и ты. Вам оказалось мало своей страны, вы решили захватить чужую. Не осуждаю вашего решения, тут все взрослые люди. Но как быть с теми детьми и стариками, которых твои люди потравили газом, точно тараканов? Как быть с сожженными заживо жителями того города, что был за этим лесом? И городами далее по дороге? Вы решили, что таким людям нет места на земле, приняли на себя ответственность. Теперь я и сотни людей, подобных мне, заставим вас заплатить за ваше решение. Не всех купили и не всем запудрили мозги, расскажи об этом своим друзьям и командирам. Отныне я не дам вам покоя и буду убивать, где бы ни встретил. Отдельно скажи наемникам, что их я в плен брать не буду: раз записались сеять смерть за деньги, облегчать им их работу я не буду. Теперь каждый цент жалования придется отработать по полной. Придется повоевать, раз пришли воевать.
Я вернулся к притихшему раненому, рывком поставил пиндоса на колени. Потом приставил ствол к затылку сжавшегося и уже ничего не соображающего танкиста.
– Этот умрет легко, я его просто пристрелю. А вот следующих, кого поймаю, буду поить бензином и заставлю жрать землю.
После этих слов я буднично нажал на спуск, хлопнул выстрел, прошедшая навылет пуля выбила на траву частички мозга и осколки кости, перемешанные с кровью. Танкист упал, по телу прошла легкая судорога, запахло дерьмом и мочой. Причем обмочился и рыжий специалист, которого Михась тут же отпустил. Пленный рухнул на траву и завыл, бормоча какие-то слова. Я же спрятал пистолет в кобуру и обернулся к своим товарищам, тоже опешившим от всего произошедшего. Я их понимаю: одно дело убить в горячке боя, и совсем другое – пристрелить такого беззащитного на вид пленника.
– Мужики, не надо стоять столбами и видеть во мне Гитлера. Они пожгли три города, уничтожили пять деревень и два больших поселка! Во всей округе нет живых людей, кроме этих импортных упырей. Пленных и сообщников не берут: рабы им без надобности, а прихвостней почитай что вся Европа. Они как на пикник, все с собой сюда тащат. Поймите, мы им ни в каком качестве не нужны, все, кто живет в России, – балласт. Наша армия еще сражается, не все продались и сбежали, кое-кто дерется на Урале и в Приморье. У нас единственный выход: сопротивляться, грохнуть как можно больше этих. – Я пнул мертвое тело танкиста. – Тогда они будут бояться. Нужно драться. Так дольше проживем. И если не победить, так хоть чутка сквитаться получится. Если кто со мной – пошли, если хотите на убой – сядьте возле трупов, скоро их дружки приедут и нагрузят вас свинцом. Так как оно будет, мужики?
Все трое стояли неподвижно, время от времени то один то другой бросал короткие взгляды на убитого мной американца. Рыжий специалист сидел на земле и тонко подвывал. Его мир перевернулся. Убивать глядя в окуляр танкового прицела или нажимая кнопки в уютной полутьме бункера, гораздо проще, если не думаешь, что однажды это может произойти и с тобой. Вся накачка военных психологов пошла прахом; американец реально понял, что не только он может отнять жизнь, но и ему вполне свободно могут вот так буднично вынести мозги.
Первым очнулся, как ни странно, водитель Варенуха. Поправив каску, он вышел вперед и встал рядом со мной. Много всего навалилось на этого кряжистого, рыхловатого мужика. Коротко стриженные остатки волос на почти лысой круглой голове топорщились, придавая этому кряжистому, рыхловатому мужику одновременно комичный и решительный вид.
