—

Нет более глупого, бесполезного занятия, чем читать гороскопы и пытаться каким-то образом при­менять их к себе и окружающей действительности. Глупее, наверное, только плевание в воду и рассмат­ривание кругов.

Супруга:

—

Ну почему? Это же серьезное занятие. Мысли­тели-философы этим занимались.

Супруг:

—

Хорошо. Плевание в воду— умнее.

Писатель-сатирик Аркадий Арканов, по его призна­нию, всем спиртным напиткам предпочитает почему- то водку. Вино не любит, шампанское ненавидит.

Впервые по-серьезному водку он выпил на выпуск­ном вечере. В школе на столах стояло только вино. Но их директор, до того никогда не практиковавший та­кого, стал ходить с бутылкой водки и выпивать с лю­бимыми учениками.

— Со мной он выпил четыре раза, — рассказывает сатирик. — Кончилось все плохо. Друзья меня уволок­ли домой. После этого мне казалось, что я никогда водку пить не буду. Но продержался недолго. Потом, учась в мединституте, кроме спирта и водки, других напитков не признавали. Вообще алкоголь действует на меня, как снотворное. Могу уснуть в самый непо­дходящий момент. На своей первой свадьбе я уснул, пардон, отключился в свою первую брачную ночь.

Октябрь 1992 года. Вопрос журналиста начальнику ГУВД Москвы Аркадию Мурашеву:

—

Мы про вас писали, что вы спите на заседаниях московского правительства. Не обиделись, что ли? Не солидно, вроде должность обязывает... Знаете, что вас называют «пофигистом»?

—

Очень тонко подмечено. Люблю я это дело.

__ ?!

—

С моей точки зрения, есть некая жизненная фи­лософия, которая состоит в том, чтобы целенаправлен­но защищать себя от негативных внешних воздейст­вий. Например, радоваться маленьким событиям теку­щей жизни и не комплексовать по поводу долгосрочных планов, что называется — не пилить опилки, если чего-то там не получилось или вдруг не получится. Был даже какой-то фельетон: дескать, по­ел — хорошо, поспал — здорово, если еще чего-то там случилось — и это прекрасно. Это — во-первых. Во- вторых, может, более важное, — нужно все-таки ис­кать источники радости и горести больше в себе са­мом, нежели в окружающем мире. В этом смысле я прекрасно осознаю — что бы ни случилось со мной во внешнем мире, сам я от себя никуда не убегу и внутри меня так же все останется, как есть, без особых изменений. Вот это и дает мне основу для того, чтобы относиться к жизни достаточно пофигистски. Поэтому меня редко кто видит в плохом настроении или сильно переживающим по поводу чего-то.

—

И в то же время служебная карьера должна немало для вас значить...

—

Но я же не делал карьеру как милиционер. Я — человек, случайно попавший сюда, вынырнувший на поверхность в этих политических перипетиях. Это бы­ло все как-то... с таким же успехом на этом месте мог бы быть и другой, поэтому я это в исключительную свою заслугу не ставлю. Так жизнь сложилась, даже не знаю, повезло — не повезло. В душе я остался тем научным сотрудником, который работал в Академии наук. Сюда идти я не хотел, отказывался. Начал рабо­тать — понравилось, интересно. Если меня отсюда выгонят— найду себе другое занятие. Я не делаю карьеру, а просто живу.

—

А поподробнее можно — где, кем, когда, кто предложил...

—- Значит, это была жертва?

— Ну, а как вы думаете, у меня были какие-то планы в жизни, и вдруг мне говорят — иди и командуй милицией, ничего себе, хорошенькая штучка...

9 мая 1992 года. Сокольники. Москвичи оплевыва­ют (в прямом смысле) приехавшего на белом «БМВ» начальника ГУВД Москвы Аркадия Мурашева.

Кадры, снятые иностранными корреспондентами, были показаны во многих странах мира. Казалось бы, после случившегося человек может выбрать что угод­но: от офицерского суда чести над собой с помощью табельного оружия до немедленной отставки.

А Мурашев в прямом смысле слова утерся и... остался в должности. До тех пор, пока новый мэр Лужков не сказал:

—

Аркаш, ну какой ты милиционер?

Вспомнили и формулировки, с которыми увольня­ли из ГУВД опытных профессионалов — «за сочув­ствие к народу».

В ноябре 1992 года Мурашева провожали с поста начальника ГУВД Москвы. Как и положено правила­ми приличия, на прощание говорили теплые слова. Один из бывших коллег сказал:

—

Аркадий Николаевич привнес в милицию све­жую струю.

В ответном слове Мурашев коснулся этой темы:

—

Очень много свежести тоже вредно, а то можно и простудиться.

Впервые за всю историю московской милиции ее начальник обошелся без привычной процедуры юриди­ческого оформления ухода с поста. Оказывается, все это время он работал, не сдав в отдел кадров свою трудовую книжку.

Декабрь 1992 года. Шестой съезд народных депута­тов. Правительству поставлена неудовлетворительная оценка. Депутаты яростно добиваются его отставки.

Министр экономики Андрей Нечаев хватается за соломинку:

— Вот мы как двоечники и хотели бы остаться на второй год.

Весной 1993 года московская милиция арестовала супрефекта муниципального округа «Крылатское» Владимира Смышникова. Моссовет, депутатом кото­рого он являлся, лишил его депутатского иммунитета.

Громкое дело прогремело на всю белокаменную. По данным следствия, супрефект потребовал от руко­водства одной из фирм взятку в миллион рублей за подписание договора о содействии в строительстве торгового центра. Супрефекту отвезли помеченные милицией полмиллиона и записали на спрятанный дик­тофон состоявшийся при этом разговор.

После окончания следствия Смышникова перевели из «начальственной» «Матросской тишины» в Бутыр­скую тюрьму, где посадили в камеру к уже осужден­ным преступникам, в том числе и за убийства. Это, безусловно, противоречило закону, но тюрьма пере­гружена и свободных мест нет. Сокамерники, узнав, кого им подселили, тут же напомнили бывшему депу­тату постановление Моссовета об усилении борьбы с преступностью и сильно избили его. Несчастный ожидал суда как избавления.

Но первое заседание суда стало пока и последним: судья заявила, что в Мосгорсуд пожаловал незнако­мец, представился адвокатом Смышникова, предъявил ордер и адвокатское удостоверение и взял «для оз­накомления» два заключительных тома дела. С чем и исчез. Больше его никто не видел.

В связи с исчезновением части материалов дела суд направил уцелевшую часть дела на доследование. Быв­шего супрефекта возвратили в камеру. Несмотря на то что он плакал и кричал: мол, его там убьют.

Правительство Москвы рассматривало вопрос о работе метро, которое, по словам мэра, преврати­лось из «предмета нашей гордости в предмет позора».

Обсуждалась возможность повышения тарифов на проезд.

— Все дорожает, и проезд в метро тоже должен дорожать, — поддержал мэра выступивший на заседа­нии правительства депутат городской Думы Анатолий Станков. — Я вообще-то метро знаю. Мы туда с кол­легами недавно спускались.

В сталинские времена Анастас Микоян негативно относился к многочисленным попыткам сокращения государственного аппарата.

—

Бесперспективное это намерение, — говорил Анастас Иванович. — Чиновники — это воронье. Спу­гнешь их с одного дерева, тут же на другое пере­берутся...