– Вы очень скучаете по Мальте? – спросила она подругу.

– Ну, что касается Гарри, то он определенно скучает, – ответила та, любуясь двумя белоснежными лебедями, гордо скользящими по воде. – Там он занимал большой пост и пользовался уважением, а здесь ему нечего делать, разве только посещать эти скучные камерные концерты или лекции о конструировании боевых кораблей. – Она сердито вздохнула. – Обычно жены жалуются, что мужа невозможно выманить из клуба, а мой целыми днями торчит дома! Надеюсь, ему подыщут какую-нибудь канцелярскую работу в Адмиралтействе. В противном случае своим ворчанием и постоянными замечаниями он сведет с ума и меня и девочек!

– А сама ты скучаешь по Мальте?

– Какая разница, где жить? – пожала плечами Хелен. – Для меня главное – это люди.

Что это значит? Фидо обернулась и с любопытством всмотрелась в лицо подруги.

Когда она вчера лежала без сна, ей пришло в голову, что если они возобновят дружбу, то уже на новых условиях. Раньше, на Экклестон-сквер, Фидо играла роль младшей, зависимой, что-то вроде Горацио женского рода, как она теперь понимает. Она частенько подозревала Хелен в том, что та за шумным многословием скрывает свои истинные чувства. Но тогда это казалось ей просто манерой подруги; она слишком восхищалась ею, чтобы критиковать. Однако теперь Фидо повзрослела, стала более серьезной и опытной. И если они хотят считаться друзьями, то должны быть откровенны и доверительны друг с другом. Поэтому она задала вопрос, который давно уже вертелся у нее на языке:

– Очень удачно, не правда ли, что отпуск полковника Андерсона совпал с вашим возвращением на родину? – Она постаралась произнести это небрежно, но вопрос все равно прозвучал неожиданно.

Хелен быстро взглянула на нее, затем снова перевела взгляд на реку.

– Он ждет, что вскоре его снова отправят на Валлетту.

– Вместе с его полком?

– Он командует вторым батальоном двадцать второго Чеширского полка. Он солдат старой школы, как и Гарри, – железная дисциплина и все в этом роде.

– А мне он показался таким приятным и обходительным! – удивилась Фидо.

– О, он pukka sahib[32]. Слишком приятный, а потому опасный, – хмуро добавила Хелен, не отводя взгляда от перламутровой поверхности реки.

У Фидо учащенно забилось сердце. «Ты сама это начала!» – укорила она себя.

– Ты меня понимаешь? – спросила Хелен, оборачиваясь к ней и щурясь от солнца.

– Надеюсь, что нет.

– Да нет, ты все понимаешь, – рассмеялась Хелен.

«И кто тебя тянул за язык! – снова рассердилась на себя Фидо. – Теперь не жалуйся!»

Хелен склонила голову набок и потерла шею, словно от боли.

– Он отчаянно влюблен в меня.

Фидо брезгливо поморщилась.

– Что? Мне не следовало говорить так откровенно, даже если нас слышат только эти лебеди да утки? Что ж, в таком случае будем истинными англичанками и скажем, что Андерсон впал в соблазн, – резко бросила Хелен и ускорила шаг, так что Фидо пришлось чуть ли не бежать. – И откажемся признавать, что холостой мужчина способен сильно увлечься женой офицера старше его по званию. Что даже в тридцать шесть лет мать уже довольно больших детей может оставаться весьма привлекательной особой!

Фидо хотела сказать ей, что она такая же красавица, как и прежде, но предпочла промолчать. Хелен всегда необходимо было чувствовать себя окруженной вниманием мужчин – раньше Фидо считала это невинным грешком, вроде любви к сладкому, но сейчас в ее голосе звучит незнакомая, пугающая жесткость.

– О, madre! В каком сложном положении ты оказалась!

Ответа не последовало.

Задыхаясь от быстрой ходьбы, она придержала Хелен за локоть.

– Иди медленнее и обо всем расскажи мне. Ты почти с гордостью говоришь, что делаешь этого человека несчастным, – строго сказала она.

Хелен резко обернулась к ней; румянец, разгоревшийся у нее на щеках, сделал ее еще более неотразимой.

– Мне нечем гордиться! Это подлинная катастрофа!

«Она похожа на ребенка, случайно разбившего поднос с посудой».

– Ты не знаешь, каково мне было все эти годы, – с горечью призналась Хелен. – Гарри такой скучный, тяжелый на подъем. Я ему не нужна, понимаешь? Когда на Мальте устраивались приемы, он уходил уже через час, и мне приходилось танцевать с другими офицерами, которые провожали меня домой.

Фидо была в полном смятении.

– Так что я могла поделать, когда один из друзей моего мужа стал и моим другом, в самом искреннем и невинном смысле этого слова, хотя сам он считает, что между нами не просто дружеские отношения?

– Но, Хелен, – серьезно начала Фидо, – при первых же признаках увлечения Андерсона ты должна была сразу порвать с ним все отношения.

Та только передернула плечами.

– А что это значит – первые признаки? К тому моменту, как ты это замечаешь, увлечение успевает вырасти, как гриб за ночь.

– Тем больше оснований сразу вырвать его с корнем.

– Я не поощряла его ухаживания.

– Поощряла, я видела это собственными глазами! А как ты называешь то, что вы вдвоем разъезжаете по городу?

– Ну, уж и разъезжаем, – возразила Хелен. – Мы ездили за покупками и по дороге навестили тебя в типографии…

У Фидо закружилась голова. Возможно, полковник, под благовидным предлогом повидаться с Хелен, сам предложил заехать к ней в типографию?

Хелен внезапно остановилась.

– Ах, Фидо, я не могу больше скрывать это от тебя! Если бы ты знала, как радостно и приятно, когда блестящий красивый офицер с обожанием смотрит на тебя и ловит каждое твое слово!

Но Фидо считала высокого адмирала Кодрингтона с черной бородой гораздо привлекательнее кудлатого белокурого Андерсона, который чем-то напоминает ей спаниеля, но суровый и сдержанный мужчина наверняка проигрывает в сравнении с любезным и обходительным молодым человеком, особенно в глазах Хелен. Фидо вполне способна оценить привлекательность представителя противоположного пола, но, в отличие от других женщин, ее сердце не трепещет от восторга рядом с каким-нибудь красавцем, даже если он оказывает ей лестное предпочтение.

– В самом деле, подумай, Фидо, – Хелен горячо сжала руку подруги, – не можешь же ты винить меня за то, что я принимаю его преданный взгляд подобно сердечному лекарству, которое поддерживает меня в самые тяжелые минуты?

– Стыдись! Ты должна понимать, что в результате это принесет вам обоим только боль и страдания! – возмущенно воскликнула Фидо, отдергивая руку. – Как жена и как мать…

– Что ж, этого и стоило ожидать: теперь начнется лекция, – едва слышно пробормотала Хелен.

Действительно, в душе Фидо настолько укоренились понятия, внушенные ей родителями, что она готова произнести наизусть целую речь о нравственном долге и приличиях…

– Прошу тебя, не делай этого. – Хелен с умоляющим видом прижала к ее губам свой изящный пальчик.

– О чем ты? – Но она знала.

– Не бросай в меня камень. Не огорчай меня нотацией, которую мне может прочесть в Белгравии любая ханжа с ее банальными суждениями! Друг мой, за последние годы ты стала совершенно другой, и я счастлива это видеть! Ты сумела вырваться из наезженной колеи! – восторженно сказала Хелен. – Помнишь, когда ты приходила ко мне, ты с возмущением говорила о браке – что жена целиком растворяется в…

Фидо попыталась вспомнить свое смелое заявление.

– Да, но, дорогая моя… Я вовсе не из тех, кто ханжески проповедует чистоту нравов. Дело в том… – Она с трудом подбирала слова. – Здесь речь идет об уважении к себе, о чувстве собственного достоинства, о порядочности. Ведь ты поклялась хранить мужу верность…

– Но я не знала, что это означает! – крикнула Хелен. – Не знала, какой тоскливой и безнадежно долгой может оказаться эта замужняя жизнь! Да и какой иной выход был у меня, в то время юной и наивной девушки?

– Carina! – Фидо пыталась подыскать подходящие доводы, но сочувствие путало ее мысли. – Мне тебя ужасно жаль!