Эмма Донохью
Запечатанное письмо
С любовью посвящаю моим давним друзьям
Грейн Ни Дуилл и Дебре Уэстгейт
Страницы заветные в сердце храню:
Рукою искусной начертаны,
Печатью они скреплены,
Недоступные чуждому взору.
Но если б он в них и проник,
Что постиг бы в таинственной вязи?
И только взору Твоему,
Исполненному странного родства,
Открыли сокровенный смысл
Загадочные письмена.[1]
Элиза Кук. Стансы к Шарлотте Кушман (1851)
Глава 1
Prima facie[2]
Каждая женщина должна иметь право зарабатывать на жизнь, используя дарованные ей Богом способности.[3]
Эмили Фейтфул. Из письма в «Журнал английской женщины».
Сентябрь 1862 г.
Последний день августа, и небо цвета раскаленного пепла. От рынка Смитфилд несется смрад, в воздухе сверкают частицы каменной пыли. Она быстро идет по Фаррингдон-стрит в толпе пешеходов, в которой мелькают дамские шляпки, котелки, цилиндры и плывут корзины на головах уличных торговцев. Неожиданно кто-то прикоснулся к ее руке. Она резко остановилась, инстинктивно прижав к себе сумочку, но в тот же миг узнала эту руку с нежными розовыми пальчиками.
– Фидо?[4] – Веселый мелодичный голос словно отбросил ее на много лет назад.
Сейчас ее так зовут почти все знакомые, но первой была Хелен. Фидо подняла взгляд: изящный овал лица, все те же медно-рыжие волосы. Нарядное платье броского лимонного цвета, в свободной руке зажата белая кружевная перчатка. Плотный людской поток оттеснил Фидо в сторону и толкнул прямо на офицера в красном мундире с ослепительно сияющими медными пуговицами, который поспешно извинился.
– Я сразу тебя узнала! – воскликнула Хелен, скрываясь от палящего солнца под ярко-зеленым зонтиком. – А ты, видно, приняла меня за карманного воришку? – При этом она весело смеется.
– Только в первый момент, миссис Кодрингтон, – облизнув пересохшие губы, ответила Фидо.
Красивое лицо исказила гримаса боли.
– О, Фидо, зачем так официально?
– Ну хорошо, Хелен, – уступила Фидо и улыбнулась, несмотря на сильное волнение, вызванное встречей с бывшей подругой. Она выхватила из кармана жакета носовой платок и промокнула вспотевший лоб.
Женщины затруднили движение пешеходов, их обогнул старик с рекламными щитами на спине и на груди с надписью «Это должно быть в каждом доме!», но Фидо не успела заметить, о чем речь.
– Но какая ты стала большая! – удивилась Хелен.
Фидо невольно опустила взгляд на свою полную грудь под скромным коричневым платьем.
– Что правда, то правда.
Розовые пальчики взлетели к коралловым губкам.
– Несносная! По-прежнему ухитряешься по-своему истолковывать мои слова или притворяешься, что понимаешь их именно так. Я хотела сказать, что ты стала очень взрослой.
– Но ведь прошло… лет семь? – неуверенно произнесла Фидо. Поправляя шляпку, она вдруг увидела, что красный мундир все еще маячит рядом, и повернулась, намереваясь прогнать его возмущенным взглядом.
– Ах, извини! – спохватилась Хелен. – Позвольте вас познакомить. Мисс Эмили Фейтфул – полковник Дэвид Андерсон, с Мальты, друг семьи.
Полковник учтиво склонил белокурую кудрявую голову. Фидо машинально позволила ему пожать ей руку.
– Очень рада, – рассеянно улыбнулась она.
– Вы – мисс Фейтфул?
Она вздрогнула. Судя по акценту, этот человек шотландец.
– Владелица типографии и издательства имени королевы?
А он хорошо информирован! Фидо кивнула.
– Ее величество удостоила нас чести добавить ее имя к названию нашего предприятия «Виктория-пресс». – Она обернулась к Хелен. Ей так много хочется сказать, но слова застряли в горле. – Вы с капитаном Кодрингтоном приехали домой в отпуск или…
– Даст бог, навсегда! – с чувством ответила Хелен.
Ее губы слегка изогнулись, и эта знакомая улыбка мгновенно вернула Фидо в прошлое, вызывая головокружение. Она боялась, как бы с ней не случился обморок прямо здесь, в пыльной толчее лондонского Сити.
– Собственно, теперь он – вице-адмирал Кодрингтон, – заметил полковник Андерсон.
– Да, конечно, извини, Хелен, – быстро проговорила Фидо. – Дело в том, что я помню его под именем, которое он носил в дни… – «Когда я знала его? Когда я знала тебя? Но я уже не та девушка. На дворе 1864 год. И мне уже скоро тридцать», – проносится у нее в голове.
– Гарри закрылся со своими бумагами, сразу после того, как наша ужасная посудина покинула Мальту, и по сию пору не выходит из кабинета, – пожаловалась Хелен. – Вот и пришлось мне сегодня буквально навязать полковнику роль носильщика моих покупок.
– Я согласился на это исключительно по собственной воле, миссис Кодрингтон, – галантно поправил ее полковник, покачивая тесемками, на которых болтались два маленьких свертка. – Пожалуй, перейду на другую сторону, чтобы забрать ваши… как бишь их?
– Дюжину пурпурных кистей для штор, – напомнила Хелен.
– Вот именно!
«Полковник довольно тактично нашел предлог, чтобы оставить нас наедине», – подумала Фидо. Но без него между ними сразу возникло напряженное молчание.
– Ужасная жара, – выдавила она.
– А меня она возвращает в прошлое, – с очаровательной улыбкой сказала Хелен, слегка отклоняя зеленый купол зонтика и подставляя голову беспощадным солнечным лучам.
Глядя на ее свежее лицо, Фидо с трудом верилось, что ей уже около тридцати шести лет.
– В Италию? Или ты имеешь в виду Индию?
– О, и ту и другую: всю мою пылкую юность.
– А на Мальте… тоже было жарко?
У Хелен вырвался низкий грудной смешок, скорее похожий на рыдание.
– Значит, мы дошли уже до разговоров о погоде!
Фидо охватило раздражение.
– Видишь ли, сегодня у меня мало времени…
– Ну да, я едва не забыла, какой важной персоной ты стала! Мисс Фейтфул, известная поборница новых идей и филантроп.
От возмущения Фидо готова была схватить ее за плечи и встряхнуть, как куклу.
– Я предпочитаю называть себя женщиной, занимающейся делом.
– Теперь понятно, почему я была забыта, как только покинула родину, – с горькой усмешкой заметила Хелен. – Ты была слишком поглощена своей героической битвой в защиту нашего угнетенного пола!
Фидо была поражена.
– Что значит – забыта?
Хелен изящно повела обнаженными плечами.
– Однако, наверное, существуют способы сделать это не так резко и жестоко, ты согласна? – Внезапно Хелен оставила шутливый тон. – Известно, что порой дружба подвергается тяжелым испытаниям. Но ты могла бы расстаться со мной более бережно – после всего, что между нами было.
Фидо сморгнула попавшую в глаз угольную пыль.
– Я хочу сказать, что с твоей стороны это было слишком грубо и бесцеремонно. И не в твоих правилах, насколько я тебя знала.
– Погоди! – Фидо взмахнула рукой в простой белой перчатке, словно желая заставить ее замолчать.
Но Хелен продолжала тараторить:
– Очевидно, ты все решила относительно нас с Гарри уже в тот момент, когда мы только поднимались на корабль, чтобы отплыть на Мальту, не так ли? Мы вдруг до смерти надоели тебе своими ссорами, да? – В ее голубых глазах блеснули слезы. – Я допускаю, что мы тебя утомили. Но, признаюсь, когда я поняла, что забыта, как забывают вчерашнюю газету…
– Но, дорогая! – гневно вскрикнула Фидо. – Твои обвинения несправедливы, просто чудовищны!
Хелен подняла на нее взгляд обиженного ребенка: