— Ия того же мнения…
— Тебе следовало бы что‑нибудь сделать. Присмотрись-ка к этому получше. Ведь ты вечно торчишь в профсоюзах и всяких там организациях…
— Ну и народ! Когда вам что‑нибудь нужно, вы тут как тут, но если от вас ждут помощи, то вас днем с огнем не сыщешь, это определенно!
Но Жако уже и след простыл. Он вдруг заметил, что Бэбэ танцует пасодобль с кем‑то другим.
— Знаешь, кто это? Рыжий из Шйнклозона!
— Сейчас я ему покажу!
— Эй, погоди! — Милу удержал приятеля за рукав. — Еще не все ребята собрались. Нет Мориса, Октава. Не стоит пока начинать потасовку. Идем выпьем, я плачу…
Жако нехотя подошел к стойке вслед за приятелем. На пороге танцевального зала появился Виктор и тотчас же с озабоченным видом направился к стойке. Он тихо сказал, обращаясь к парням из Гиблой слободы:
— Послушайте, ребята, Шанклозон получил подкрепление.
Он выразительно сжал губы и процедил:
— Трое парашютистов.
— Что?
— Да — да. Трое парашютистов. Должно быть, приехали на побывку в Шанклозон. «Дальневосточники». Они как раз пьют водку в бистро. В красных беретах, все увешаны побрякушками вот отсюда и досюда…
И он показал, где у них висели ордена и медали, проведя рукой от левого плеча до пояса.
Жако схватил Виктора за отворот пиджака и крикнул ему прямо в лицо:
— А нам‑то какое до этого дело?
Он разом опорожнил свой стакан.
— Хозяин! Белого на всех!
Вошли Морис с Октавом. Жако и Милу переглянулись.
Жако отвел Шантелуба в сторону:
— Постарайся спровадить отсюда Полэна и Розетту, жаль будет, если в начале медового месяца в них угодит осколок бутылки.
— Вам еще не надоело валять дурака?
— Знай, старина, я в долгу никогда не остаюсь.
— Послушай, Жако, успокойся…
— Послушай, Шантелуб, твои проповеди у меня вот где сидят! Если ты опять заведешь свою волынку, сматы-? вай лучше удочки!
Мелодия пасодобля оборвалась. Танцующие пары расходились. Бэбэ улыбалась и, честное слово, чуть ли не приседала в реверансе, расставаясь с нескладной жердью, увенчанной шапкой огненных волос. Жако подошел к Рыжему и положил руку ему на плечо.
— Милсдарь, разрешите вас на два слова по поводу вот этой дамы, за которой вы нахально шьетесь…
Но Жако пришлось ту. т же обернуться. Кто‑то ударил его по плечу. Это был длинный Шарбен.
Они смерили друг друга взглядом. Манеры их вдруг сразу стали иными. Оставалось только переменить декорации и костюмы, и без труда можно было бы вообразить, что находишься среди ковбоев, мушкетеров или корсаров, в Чикаго или на острове Черепахи. Шарбен заявил с достоинством:
— Покорнейшая просьба не трогать этого господина;! он мой личный друг.
Это была игра.
Иньяс, собиравшийся было начать вальс, убрал аккордеон, спрятал его за помостом и, разминаясь, сделал несколько энергичных движений руками.
Парни Гиблой слободы и Шанклозона медленно наступали друг на друга. Девушки выстроились вдоль стен. Бзбэ было запротестовала:
— Жако, какое тебе дело?
Но тут же умолкла, встретив гневный взгляд юноши, и присоединилась к своим товаркам. Тишина стояла гробовая.
Видя, что ее брат направляется к ребятам из Гиблой слободы, Одетта Лампен крикнула умоляюще:
— Морис, не ходи, прошу тебя!
Морис задержался, словно по команде «шаг на месте». Опустив голову, внимательно оглядел складку на брюках, затем пиджак своего праздничного костюма. Погладил левой рукой отвороты, выпрямился и подошел к Жако.
Ритон прошептал:
— Извините, я на минутку…
Одетта посмотрела на него округлившимися глазами.
— Не люблю, когда молодые люди дерутся, — заявила она.
Ритон снова прислонился к стене рядом с девушкой и стал задумчиво потирать у себя за ухом.
Шантелуб старательно работал языком:
— Полэн, мне кажется, вы могли бы с Розеттой — или даже мы все втроем — выйти на улицу подышать свежим воздухом.
— Но… почему? — удивился Полэн, не спуская глаз с обеих групп, стоявших друг против друга посреди танцевальной площадки.
Шантелуб многозначительно посмотрел на Розетту. Полэн перехватил его взгляд и встал.
Жако и Шарбен, прижав кулаки к бедрам, подались всем телом вперед, чуть не столкнувшись носами. Они уставились друг на друга: каждый ждал, что противник опустит глаза. За спиной Жако стояла Гиблая слобода. За спиной Шарбена — Шанклозон.
После короткого молчания Жако процедил сквозь зубы:
— Право, мне даже жаль, что я такой здоровенный…
— Что так?
Жако угрюмо пояснил:
— Стоит мне совсем легонько стукнуть — как из человека душа вон.
Эта заранее подготовленная фраза произвела должное впечатление. Одни встретили ее одобрительным смехом, другие — насмешками.
Гиблая слобода и Шанклозон переругивались, стоя за спинами своих главарей. Это продолжалось добрых три минуты. Но вот обоих парней стали подталкивать сзади их приверженцы.
Наступил второй этап борьбы.
Жако положил правую руку на левое плечо Шарбена и грубо толкнул его.
— Ну — у?
И тут же брезгливо отдернул руку. От толчка длинный Шарбен попятился, потом шагнул вперед, положил руку на плечо Жако и тем же приемом заставил его отступить.
— Ну — у?
Они по очереди резко ударяли ладонью по плечу про^ тивника, пошатывались под ударами и не переставая задирали друг друга.
— Ну — у?
— А ну попробуй, ударь! t — Сам попробуй…
Удары становились все сильнее. Но требовалось какое-то неслыханное оскорбление, чтобы развязать драку. Шарбен с минуту пожевал губами, точно собираясь плюнуть, и вдруг выкрикнул:
— Незаконнорожденный!
Жако побелел. Он подался вперед, занес кулак, но Милу схватил его за руку.
Длинный Шарбен призвал в свидетели своих сторонников:
— Он хотел меня ударить, ведь так?
Но и его тоже схватили за плечи.
Когда Жако и Шарбен почувствовали, что товарищи крепко держат их, они начали протестующе орать:
— Пустите меня, я из него лепешку сделаю…
— Пустите меня, я ему покажу…
Парни обоих лагерей разыгрывали из себя миротворцев и, пользуясь этим, задирали друг друга:
— У вас, видно, руки чешутся, пришла охота подраться!
Со стороны можно было подумать, что молодежь играет на пляже, уцепившись с двух сторон за концы веревки и стараясь перетянуть ее к себе.
— Жа — Жа — Жако, бро — бро — брось, — заикаясь, проговорил Клод.
Длинный Шарбен насмешливо расхохотался и, повернувшись к своим, передразнил заику:
— Пластинка ис — ис — испортилась…
Ребята из Шанклозона покатились со смеху, Клод Берже налетел на длинного Шарбена и нанес ему удар в челюсть. Главарь Шанклозона зашатался. На его нижней губе выступила кровь.
На этот раз отступления быть не могло.
Ритон умоляюще взглянул на Одетту Лампен. Она отвернулась. Тогда парень бросился к месту боя. Дверь танцевального зала отворилась. Шантелуб просунул голову, несмело заглянул в помещение и вошел. Он услышал, как дверь вновь открылась у него за спиной и, обернувшись, увидел трех парашютистов, прошмыгнувших в зал.
— На этот раз добром не кончится, — мимоходом бросил Канкан, словно возлагая всю ответственность на Шантелуба.
Толпа окружила место драки, держась все же на почтительном расстоянии. Шантелуб протолкался среди девушек и принялся убеждать товарищей:
— Бросьте вы колошматить друг друга! Ополоумели, что ли? Говорят вам, довольно! На кой черт вам это нужно?
Он пытался отыскать членоз своей ячейки, уговорить их.
— Ритон! Черт побери! Брось Ритон! Морис, послушай! Морис, поди сюда, мне нужно сказать тебе два слова…
Шантелуб ходил вокруг дерущихся, нагибался, заглядывал в лица, зажатые под мышкой или между колен, и в отчаянии изо всех сил шлепал себя по ляжкам. Он умолял ребят из своей ячейки:
— Мимиль, довольно! Это плохо кончится! Октав, послушай, будь же благоразу…
Над клубком сплетенных, копошащихся тел взметнулся чей‑то кулак, словно челн, оторвавшийся от быстро вращающейся карусели, и угодил прямо в нос Шантелубу. Тот провел рукой по лицу, потом взглянул на нее — рука была в крови. Шантелуб успел проследить взглядом от кулака вдоль руки и отыскал наконец лицо шанклозонца, зажатое между плечами двух сражавшихся. Он провел языком по верхней губе, на которую стекала, щекоча ее, струйка крови.
