— Они поддержат! — не сомневался старый Крон, зябко поводя плечами. — Ох, зря мы вчера так напились… Но если вырвемся, парни, то у меня в овине такая бражка стоит — от запаха закачаетесь!

Топус еще немного посидел с полевиками и тихо отошел. Объяснять им, что вырваться нужно вовсе не затем, Чтобы опохмелиться, не нужно. Главное, что фавны согласны. Но еще важнее, чтобы они не передумали, когда начнется стрельба… Очень обнадежили кентавры. Неизвестный Топусу здоровенный, с лицом в шрамах жеребец подошел к нему сам.

— Мы слышали, ты наврал начальнику, что есть какой-то «каметет», и ходил с ним базарить, братан.

— Ну, ничего особенного, просто… — Фавн пытался выкрутиться из мертвой хватки взявшего его за загривок кентавра.

— Он и правда сказал так, как передают?

Кентавр очень хотел услышать «да». Врать не пришлось, Топус только немного упростил смысл сказанного.

— Охолостят всех, это не обсуждается?! Мы так и поняли, только не поверили сперва. Спасибо, братан. Свистни, как пора.

Лишь бы и эти не остановились, когда начнут стрелять. Лишь бы поняли, что терять нечего. В том, что стрельба начнется, Топус уже не сомневался.

Полковник Брайан печально рассматривал Передка, который к ночи набрался уже почти до животного состояния.

— Нервишки, Ральф, нервишки…

— Ну и что? — Передок оперся на стол полковника, чтобы не упасть. — Мне простительно! Я не военный. Я должен пропустить весь этот ужас через себя, понимаете? Это моя задача. И я с ней справляюсь!

— А я думал, ваша задача — пропустить через себя весь мой коньяк, — устало улыбнулся Брайан. — Выпейте таблеток и ложитесь спать.

— Федерация освобождает генетически изуродованных людей, стерилизует их и ждет, пока они сдохнут, — не слушая его, излагал журналист. — Отлично! А не проще было бы всех их убить прямо тут? Вот такие у меня замечательные впечатления от нашей «военной кампании»!

— Это впечатления цивильного пижона. Если бы вам однажды под дулом пистолета задали вопрос: умереть предпочитаешь или дожить до естественной смерти на всем готовом, то вы бы… Да ты бы руки лизал! — разъярился неожиданно для самого себя полковник. — А еще есть третий вариант: ты и все твои потомки, изуродованные и превращенные в черт знает каких тварей, не имеющих даже возможности возмутиться, все вы будете служить козлам, которые с чего-то взяли, что им так удобнее! Как тебе? Может, все-таки отправишься в пансион на средства налогоплательщиков?

Журналист вытянул к самому носу полковника руку и покачал пальцем. Потом постарался сунуть руки в карманы, не попал и, попытавшись принять гордый, независимый вид, сел мимо стула.

— Вот так-то, — вздохнул Брайан. — Увидел правду — и как можно скорее нажрался. А потом будешь шепотом говорить о зверствах Флота. Даже не попытаешься что-то изменить, сволочь продажная. Дешевка.

— Нет! — Передок ответил снизу настолько трезвым голосом, что полковник заинтересовался и заглянул под стол. — Нет, Том. Это не зверства Флота, это суть Федерации. Я ее гражданин и поддерживаю всей душой. Просто то, что вы делаете — грязно.

Брайан покачал головой не без уважения. Вот в этих словах уже был какой-то намек на суть происходящего. Хмыкнув, военный налил и себе.

— Начистоту, так начистоту. Мы единообразны, мы сгрудились в кучу, мы не позволяем людям селиться где и как попало по одной-единственной причине. Потому что, если придут враги, мы должны быть едины и сильны. И намек на таких врагов есть: гольринеры, например.

— Миф! — простонал с пола журналист.

— Да, много неясного с этим их якобы «кораблем» и странным образом расшифрованными, а потом исчезнувшими записями. Но за этим мифом стоит нечто. Что, Ральф? Ты-то обязан сообразить!

Передок нащупал наконец стул. Тяжело опираясь на него, журналист смог принять положение, которое относительно сходило за сидячее.

— Я тебе скажу! Это то, чего мы ждем. Мы боимся космоса. В космосе может быть все. Мы ждем нападения, а его нет. И тогда непонятно, почему компрачикосы, вот эти конфедераты долбаные, отступники, беженцы и пираты, живут как хотят, а мы паримся бок о бок в многомиллиардных мирах… Поэтому нам нужны гольринеры. Я ответил?

— Почти. — Полковник сел рядом с журналистом. — Почти, друг. А ты даже умнее, чем я думал! Но надо смотреть еще глубже. Гольринеров, враждебную нам расу в космосе, мы пока не нашли. По крайней мере, я не верю этим странным сообщениям правительства… Зато у нас есть настоящие враги. Компрачикосы. Мерзавцы не хотят жить как все, нарушают законы и общества, и Бога. Сатанисты! Мерзость! Но свободные люди. Поэтому они враги Федерации, прежде всего поэтому. Но они и сами, возможно, не понимают, что создали в своем безумии. Новые виды разумных существ! Это не изуродованные люди, Ральф, и не новые расы. Сотни лет экспериментов, масса безуспешных попыток — и вот, у них есть около полусотни видов «народцев». Каждый из которых способен развиться во что-то страшное… Самостоятельное. Понимаешь, писака?

Брайан думал, что Передок просто уснул, но тот вдруг вскинул голову, снова покачал пальцем.

— А тогда, дорогой мой полковник, кто все-таки идет против Бога? Тот, кто создает новые виды, или тот, кто их уничтожает?

Пискнули часы: два ночи. Полковник протянул руку, крепко ухватил Передка за волосы и уложил на пол. Журналист несколько раз дернулся, выругался, а потом подтянул колени к подбородку и захрапел. Брайан поднялся на ноги.

— Пнуть бы тебя, интеллигент. Так пнуть, чтобы печенка через жопу вылетела. Но уж так устроен мир: одни совершают преступления, чтобы другие могли спокойно жить. А потом эти другие «открывают глаза» первым: да вы же преступники! Но не буду я тебя пинать. Потому что пинать любят такие, как ты — издалека, и лучше мертвых.

Полковник тщательно отхаркнул и плюнул спящему Ральфу в лицо. Тот тихонько заскулил во сне.

— Спокойной ночи, мистер Передок. Утром снова будем дружить.

Однако спокойно уйти в спальный отсек не удалось. Начальник ночной смены просто вопил в микрофон.

— Началось? — Брайан включил прозрачность стены и удовлетворенно кивнул. — Береги людей, как я и говорил. Не паникуй. Все идет по плану, к утру из них веревки можно будет вить.

Топус никогда прежде не планировал нападения на вооруженную охрану и прорыв нескольких тысяч заключенных через охраняемый периметр. Но фавны склонны к философии, а значит — аналитически мыслят. Вот он и решил, что если не умеет планировать, то учиться уже поздно. У него были прекрасные инструменты: арахны, сумевшие все же совершить удаленное подключение к лагерным сетям, гоблины, набросавшие примерную схему охраны лагеря, и даже кентавры, готовые к драке. И все же эти инструменты требовали нежного обращения, требовали безошибочного плана. Которого, по сути, у Топуса не было. Поэтому основную ставку фавн сделал на толпу. На бешеную, испуганную и оттого все сметающую на своем пути толпу.

— Многие погибнут, — мрачно предрек Корнелий. — Подумай еще раз, клянусь Мертвой Землей!

— Я чувствую, что думать поздно. Я вообще не знаю, к чему все это затеваю, но если нам суждено сделать свободный поступок — то только сейчас.

— Для большинства это не будет свободным поступком, — вздохнул гном.

— Значит, такова судьба. Не ворчи, пожалуйста. Нинон! — Топус тронул сосредоточенную арахну. — Что там?

— Я бы начинала! — Глаза Нинон горели. Она вернулась в информационные сети и теперь чувствовала себя полноценной, нужной. — Хозяева возвращаются!

Если бы гром сейчас прогремел в лагере, Топус и Корнелий остались бы куда более спокойными.

— Что ты сказала?!

— Эскадра компрачикосов выскочила из подпространства и уже вступила в бой! Их меньше, но федераты совсем этого не ждали! В космосе творится ад! Расскажем всем?!

— Ни в коем случае! — Топус даже прикрыл ей рот широкой ладонью. — Никаких «хозяева возвращаются», это все испортит. Что-то я не верю, что федераты отдадут Эллию назад компрачикосам, если уж один раз ее нашли. А вот бой и суматоха нам на руку. Начинаем.