Очаровательная блондинка, в шифоновой белой блузке, юбке-клеш, с прической, как у Марики Рокк, доверчиво прижимается к плечу младшего лейтенанта Бори Элькина — молодого красного командира в форме танкиста — изумительного стального цвета.[7]

Красивая пара… Вот только девушка отчего-то грустна…

— Эх, мивый, мивый… коханий… ведь завтра вОйна… закатуют тЭбья…

Элькин в остолбенении смотрит в ее затуманенные слезой голубые глаза…

21 июня 1941 года. 20 часов 12 минут.

Кобрин. Дом Красной Армии

На сцене — приключения, любовь, цыгане… в зале — половина зрителей в парадно-выходной форме. Коробков и Сандалов сидят в отдельной ложе.

Что-то нервничают. Наконец, Коробков не выдерживает:

— Слушай, Сандалов, пойдем-ка в штаб….

Стараясь не привлекать внимания, командиры тихо выходят…

21 июня 1941 года. 20 часов 14 минут.

Крепость Брест. Остров Пограничный. Штаб 3-й погранкомендатуры

— Таким образом, тащщ генерал, численность личного состава достигла ста пятидесяти двух человек, что на треть больше, чем по штату. Из них сверхсрочнослужащих, отслуживших к 1 января три года и не уволенных в запас особым приказом Наркома, — пятьдесят два человека. Старослужащих бойцов срочной службы, отслуживших два и более года, — шестьдесят человек, остальные — новое пополнение, — докладывает генералу Богданову начальник 9-й пограничной заставы лейтенант Андрей Митрофанович Кижеватов.

— Новички «те самые»? — уточняет генерал.

— Так точно! — кивает Кижеватов. — Призыв 1940 года, особо качественный. Девяносто пять процентов призывников имеют высшее и среднее специальное образование, с начальным образованием нет ни одного человека. Семьдесят два процента вновь поступивших — коммунисты и комсомольцы.[8] Все призывники только из добровольно изъявивших желание служить на границе и прошедших спецпроверку и учебную заставу Округа.

— Чем твои люди сейчас занимаются? — спрашивает генерал.

— В дозорах и секретах одномоментно у нас находятся до сорока пяти бойцов, остальные заняты боевой подготовкой или несут службу по распорядку дня.

— Как у тебя с оружием и боеприпасами? — продолжает спрашивать Богданов.

— Вооружение заставы по сравнению с прошлым годом значительно увеличилось! — сразу видно, что лейтенант этому факту очень рад. — Сейчас мы имеем три станковых и шесть ручных пулеметов, три ротных миномета, запас ручных гранат РГД-33 — до 1000 штук, патронов до 120 тысяч штук, в том числе имеются бронебойные. Произведена 18 июня, согласно приказа Наркомата, полная замена «драгунок» и карабинов на автоматические — ABC и самозарядные винтовки СВТ, в пропорции 1:3, имеются также два пистолета-пулемета ППД. Комсостав вместо револьверов Нагана вооружен пистолетами «Тульский-Токарев». Сдаваемое оружие смазано и складировано, но отправить в тыл Округа его еще не успели.

— Что у тебя с инженерными сооружениями? — Богданов внимательно слушает без малейшей запинки диктующего сведения Кижеватова.

— Согласно приказа Наркома, подготовлены дерево-земляные огневые сооружения, вырыты перекрытые сверху окопы и укрепленная траншея, под зданием конюшни оборудован блиндаж, протянуто скрытое малозаметное проволочное заграждение в три кола длиной до 600 метров, — отвечает лейтенант.

— Ну и… как вы тут… вообще? — слегка помягчел лицом генерал.

— Последние шесть месяцев, согласно ориентировки Наркомата, застава несет службу в усиленном режиме, а последнюю неделю бойцы спят не раздеваясь, оружие хранится в свободном доступе, в пирамидах в казарме, боеприпасы и гранаты на прикроватных тумбочках! — четко доложил Кижеватов и, как-то несколько неуверенно, добавил после небольшой паузы (потому что военный человек не должен выглядеть невоспитанным в глазах высшего командования. А воспитанные военные люди никогда не требуют от высших командиров объяснений их действий). — Мы ждем приказа, товарищ генерал-лейтенант…[9]

Богданов молчал почти минуту.

Наконец генерал поднял на лейтенанта глаза и сказал чуть дрогнувшим голосом:

— Считай, что дождались. У тебя связь работает?

— У меня? — недоуменно переспрашивает Кижеватов. — Так точно! Работает устойчиво. Провод закопан, замаскирован, ежедневно прозванивается. Как можно без связи?

— Ну, а вот армейцы как-то обходятся… — почти сплевывает Богданов и решительно, как с обрыва в реку, рубит: — Слушай приказ, лейтенант! Кобрин-41!

— Есть! Кобрин-41! — с облегчением, почти радостно выкрикивает Кижеватов.

Он делает шаг к столу, крутит ручку полевого телефона:

— Дежурный? Здесь Кижеватов. Застава, В РУЖЬЕ!

На заставе — мгновенный, но бесшумный ураган.

Бойцы, так, как умеют только пограничники, неслышными тенями выскальзывают из казармы и разбегаются по огневым точкам. Через несколько минут на заставе вновь ни движения, ни звука…

— Товарищ генерал-лейтенант! — через небольшой промежуток времени докладывает Кижеватов, выслушав сообщение по телефону. — Девятая застава к бою готова! Разрешите убыть в расположение?

— Четыре с половиной минуты! — глядя на часы, говорит Богданов. — Молодец! Давай, сынок! Держись там… На самом краешке Советской земли. И знай — что бы ни случилось — мы тебя не бросим! Ты только продержись, только один-единственный час, ладно? Давай, дуй к своим!

Кижеватов бегом выскакивает из штаба. А Богданов поворачивается к командиру погранотряда майору НКВД Кузнецову:

— Поднимай всех! Все заставы, основные и резервные, по плану прикрытия границы. И маневренную группу, и бронегруппу тоже! Но только тихо, тихо… Не вспугни соседей за кордоном! Особое внимание — мосты через Буг. В случае угрозы захвата мостов — действуй строго по инструкции!

Майор Кузнецов молча кивает. Богданов раскрывает блокнот, пишет несколько строк, смотрит на часы, ставит дату и время.

— Вот письменный приказ на вскрытие «красного пакета», — протягивая листок, говорит генерал. — Действуй, майор, не подведи меня… да что меня? Советскую Родину — не подведи!

21 июня 1941 года. 21 час 00 минут.

Брест, улица Каштановая, дом 17, общежитие, комната 3

Скромный холостяцкий уют, четыре солдатские койки, по-уставному заправленные белыми простынями и серыми одеялами с вышитой надписью «Ноги».

Младший лейтенант Евгений Мохнач, командир первого взвода 7-й роты 3-го батальона 455-го стрелкового полка, 19 лет, выпускник Калинковичского пехотно-пулеметного училища (город Калинковичи Полесской области БССР), любуется собой в настенном зеркале.

— Ой, ну наконец-то я при деле! — говорит он, поправляя новенькую портупею. — А то болтался за штатом целую неделю, надоело…

Лейтенант Николай Дамарацкий, командир взвода пулеметчиков 84-го стрелкового полка, смотрит на Мохнача с легкой усмешкой.

— В училище-то — помните? — продолжает Мохнач. — Досрочный выпуск, досрочный выпуск… А в Минск приехали и вроде нас здесь особо не ждали? В Брест прямо спихнули… Ну ладно, все позади.

— Я смотрю, и пистолет тебе выдали? — с улыбкой спрашивает Дамарацкий.

— Ну! — радостно подтверждает Мохнач. — А то приходилось с пустой кобурой по городу рассекать.

Младший лейтенант вынимает из кобуры предмет своей гордости и торжественно демонстрирует его всем присутствующим.

— Вот, старшина на складе вручил, по особому блату — немецкий, «Вальтер-ПК»! — улыбка Дамарацкого становится еще шире. Мол, чем бы дитя не тешилось… Но Мохнач не замечает откровенной подначки приятеля и гордо продолжает. — И бинокль шестикратный, «Карл Цейсс-Йена», с красной звездой! У нас же с немцами дружба! Вот и снабжают…