Стал я бойцов стыдить.

Что ж, вы, говорю, о себе думаете, что Советская Родина про вас забыла?

Как не так! Узнал, говорю, про вашу беду лично сам товарищ Сталин в Кремле и сразу приказал дать мне самый быстрый советский самолет, и советский летчик товарищ Водопьянов меня прямо к вам сейчас же и доставил.

Вот я и с вами!

А резервы, говорю, совсем рядом! Вот за тем лесом, говорю, товарищ Буденный Семен Михайлович всю свою Первую Конную Армию сейчас развертывает!

Да что там. Воспрянули духом товарищи бойцы.

Расчехлил полк Боевое Знамя, да ударил во фланг немцам, что по соседнему оврагу шли!

Смяли мы их, Лаврентий. Бежали, сволочи, без оглядки. Всю артиллерию, все пулеметы побросали!

А бойцы красные, товарищи мои дорогие, в атаке меня телами заслоняли…

Только потом жалели все, что конники запаздывают, иначе, говорят, ни один бы фашист живым не ушел.

Ну, заканчиваю, с революционным приветом,

и. о. Командира 659-го стрелкового полка 155-й стрелковой дивизии РККА краском Клим Ворошилов».

Ниже кривых рукописных буковок — буковки попрямее, написаны красным карандашом. Резолюция:

«Старинову, немедленно!!!!!!! найти старого дурня и немедленно доставить в Штаб ЗФ. А не найдешь… нет, ты луТше НАЙДИ!!!! Л. Бери…» Дальше буковки заканчиваются — у Наркома сломался грифель.

23 июня 1941 года. 21 час 00 минут.

Лесная дорога Пружаны — Ружаны, между селом Хоревой и Смоляницей

Слово-то какое, Смоляница… Слышится в этом слове — вечный шум сосен. Закрой глаза и почувствуешь, как смолой и земляникой пахнет темный бор…

Тихая лесная деревня, на берегу медлительной Ясельды, в коричневые, настоянные на болотном торфе воды которой смотрится шатровая колоколенка чудом уцелевшей при поляках церковки Святого Николая Мирликийского. Видно, так крепко молились православные, что уберег крестьянский святой от разорения свой храм. А может, просто у панов руки не дошли до такого захолустья…

Солнце уже скрылось за вершинами сосен, окрашивая их золотом да охрой. И на песок, желтеющий в глубоких колеях, сразу легли глубокие синие тени.

Командир истребительного отряда НКВД тов. Корж сказал начальнику штаба истребительных отрядов области тов. Фрумкину:

— Дядя Фима, и черт ли нас сюда занес? Люди, вон, второй день воюют, а я — коммунист, еще ни разу по фашисту не выстрелил! Брожу по тылам, как писарь какой-нибудь!

— Да мы, Вася, с тобой и есть сейчас вроде писарей, или точнее — вроде колхозных учетчиков! — отвечал ему Фрумкин. — Слово есть такое — инвентаризация. Слыхал? Надо все села, деревни да маетки объехать, с людьми потолковать, понять — кто есть кто. Ну и определить, кто из них старостой будет, кто будет служить в полиции…

— При немцах? — с ужасом спросил Корж.

— При них, Вася, при них самых… — кивнул головой Фрумкин. — И выйдут их встречать с хлебом-солью наши люди. Так вот, наше дело, чтобы встречали их — именно они, НАШИ люди! Тогда и провожать немцев восвояси будет гораздо веселее! А насчет глуши — надо мыслить стратегически! Если немца с магистрали сбить, то попрет он на Барановичи через Пружаны, а потом на Ружаны, как раз через эти места. А мы его — мимо себя пропустим. С войсками регулярными драться — это дело Красной Армии. А наше дело стариковское, обозное… Кстати, кто это едет? Спроси-ка!

Навстречу запряженному в «заседательскую» бричку Воронку, бодро трусившему на Восток, неторопливо брела мохноногая лошадка, тянувшая телегу. На гороховом, с примесью вики, сене уютно устроился вислоусый дядька, опираясь спиной на пару полосатых мешков, в которых обычно на рынок возят немудреный сельский товарец.

— Дзень добрый, дядьку! — вежливо сказал Корж.

— И Вам не хвараць, люды добры…

— С видкеля будете?

— Та-а… калгасп «Червоний пахарь»… галава сельрады.

— И далече?

— Та-а… у Пружани… А вы кто, звиняйте, калы часом абидел, будете?

Корж достал из кармана красную книжечку. Дядька с вниманием изучил удостоверение, потом внимательно сверил фотографию с Васиным лицом и с удивлением, радостно сказал:

— Та-а… а я зразумел, шось ты букхалтер аль щетавод… с райфо… Так я ж да вас, хлопци!

И развязав бечевочку, высыпал на дно телеги из мешка целую кучу смятых казначейских билетов Госбанка С.С.С.Р. И рассказал изумленным чекистам любопытнейшую историю…

Началось все еще в середине мая. В сельский совет приехали на машине (с минскими номерами — подчеркнул председатель) двое в форме РККА. Показали удостоверения, честь по чести… и заключили официальный договор, с приложением круглой гербовой печати, о том, что «Управление особого строительства Западного Особого военного округа» нанимает на работу местных жителей для… Естественно, секретных работ на этом особом строительстве.

Хоть работ по летнему времени в колхозе «Красный пахарь» было предостаточно, да любит народ свою родную Армию, освободившую их от панского гнета… Да и платить обещали прилично… И платили. НАЛИЧНЫМИ!

И это первое, что председателя насторожило. Обычно, если, например, для Инженерного управления лес-кругляк заготавливали, так заключали договор с колхозом, перечисляли ему деньги на расчетный счет, а уж колхоз через своего счетовода деньги работникам выплачивал… И не в таких размерах! Гораздо скромнее…

А во-вторых, строить стали аэродром в глухом лесу. Ну, где чего строить — дело военное… Да только всем вокруг известно, что аэродромы строят зека, совершенно бесплатно…

Вот, у председателя кум в Пружанах в сильпотребспилку залез, ради шутки, бутылку «Столичной» выпил да и уснул на прилавке — теперь год будет на аэродроме в Кобрине лопатой махать. Потому как повесил на кума вороватый завмаг все свои недостачи.

Ну ладно… Построили крестьяне аэродром. А вчера слышат — гудят моторы…

Председатель в лес осторожно заглянул, а на росчисть садятся трехмоторные авионы… с крестами на крыльях… И выгружают солдат в серо-синем, мотоциклы, пушки маленькие-маленькие… Такие дела.[99]

— Мы деньги эти поганые собрали — да поехал я в Пружаны, в райотдел милиции…

— Дядя Фима, что делать будем? — встревоженно спросил у старшего товарища Корж.

— Ты, Вася, чем командуешь? А, истребительным отрядом! Вот и истребляй гадов! — решительно и совершенно спокойно ответил Фрумкин.

23 июня 1941 года. 21 час 10 минут.

Узловая станция Жабинка. Остановочный пункт № 80 магистрали «Брест — Москва»

Жабинка не горела. Она уже очень давно, еще прошлым утром, была сожжена. Почему очень давно? Время на войне идет совершенно по-другому.

Давным-давно прошли те времена, когда в уютном, салатово-зеленом вокзальчике коротали время пассажиры, следующие кто в Гомель, кто в Витебск, кто в Пинск, а кто и в самую Москву.

Теперь от вокзала остались две стены, сошедшиеся углом. Даже сирень перед входом сгорела. Только чудом уцелела ажурно-чугунная лавочка, на которой тщетно ожидал своих потерявшийся солдатик. Да и что ей, чугунной, сделается? Впрочем, стальные рельсы на второй пути[100] аж закрутило винтом…