– Спокойно, – пробормотала я.

– Я спокоен. Взгляни наверх. Видишь? Вон она. Пришлось долго уговаривать ее подняться. Я думал, у нас будет романтическая прогулка на старый маяк, но из-за тебя пришлось все упростить.

Агнешка раскачивалась на высоком фонаре, обычно освещавшем корт, но теперь не горевшем. Скальпель я заметила в последнюю секунду. Но все равно я бы ничего не смогла предпринять. Раздался треск. На меня посыпались ошметки чего-то липкого и твердого. Мой убийца медленно оседал по ограждавшей корт сетке. Без головы.

– Вы целы? – Кристиан держал в руке окровавленные остатки ракетки с болтающейся леской. – Я увидел эту девушку висящей на прожекторе. И вызвал полицию, – непонятно почему оправдывался он. – Они сейчас будут здесь. Еще раньше ваш сын предупредил мою Маргериту, он очень беспокоился. Это он обратил внимание на фонарь.

А Кристиан попросту был мужем Маргериты. И в прошлом – чемпионом Испании по теннису. Голова новобрачного после его двуручного бэкхенда превратилась в месиво. Мяч от его удара летел со скоростью двести семьдесят километров в час. Голова – чуть-чуть медленней.

Он сидел на крышке унитаза в позе лотоса и слушал стоны, доносящиеся из-за двери. Стонали почти напротив, в том месте, где размещались умывальники, врезанные в длинную мраморную столешницу, и большое зеркало. Диктофон фиксировал все с цифровой чувствительностью: приход мужчины и женщины, щелчок замка с внутренней стороны ресторанного туалета, ее нетерпеливость, его заверения, что в кабинках никого нет, когда он, нагибаясь, заглядывал под каждую дверь, потом скрип кожаных брюк, которые мужчина резко стащил с женщины, и наконец гулкие отзвуки совокупления. Она повторяла его имя и громко требовала, чтобы он входил глубже, и хотя кричала она в основном по-немецки, человек в кабинке понял большую часть слов, а о значении остальных догадался из контекста. Он раздумывал: любовники стоят? – и если да, то как стоит женщина: передом или задом к партнеру? А может, она сидит на столешнице, а он стоит? Скорее всего, оба на ней лежат, не зря же мраморная плита такая широкая и прочная.

Вдруг они перестали издавать звуки. Все прекратилось, и наступила тишина. Почти полная. Только мобильник в кабинке заливался все громче. Так был установлен. Чтобы звонил по возрастающей. Он пришел к выводу, что это трель телефона заставила их затаиться. Не оттого вовсе, что им захотелось ее послушать. Хотя мелодия была довольно приятная. Он сполз с толчка. Открыл кабинку, стараясь не смотреть на сплетенные тела, – женщина стояла задом, – и стремительно бросился к двери. Мужик, спутанный штанами, смотрел на него в зеркало. В ярости.

– А ну, подожди, сволочь!

Он не стал ждать. Открыл дверь туалета и, прошмыгнув через зал ресторана, выскочил на улицу. Не угодил под пролетку лишь потому, что прибавил шагу. Свернул на рыночную площадь. Сел на первый попавшийся свободный стул в садике кафе. Обернулся – нет ли погони. Пригладил волосы. Глубоко вздохнул и поднес телефон к уху: «Детективное агентство “Инквизиция”», Иосиф Мария Дыдух, чем могу быть полезен?»

Голос в трубке отдал распоряжение. Иосиф Мария Дыдух, стоя под душем, и потом, когда читал уже в постели, и позже, когда засыпал, проклиная шум краковского Казимежа[11], совершенно четко это сознавал. Голос не просил, не спрашивал, не уговаривал – отдал распоряжение. В девять вечера, завтра, жду вас у костела францисканцев. Попытка выяснить цель встречи не удалась. А на вопрос: как мы узнаем друг друга? – ответили частые гудки. Дыдух, окинув взглядом свое недавнее прошлое, заключил, что за приглашением, пожалуй, не скрывается ни один из его врагов, которых у него накопилось изрядно с той поры, как он стал частным детективом. То есть за три года. Три года в деле, и уже по уши в дерьме. Ну что ж, сам выбрал специальность: разводы.

Следующий день он начал с передачи кассеты клиенту. В кабинете заказчика они сосредоточенно прослушали стоны. Иосиф взял деньги и, покивав в знак согласия, мол, вот потаскуха и доигралась, вежливо попрощался. Потом позвонил приятелю, полицейскому из Центрального следственного управления Варшавы, и попросил установить, кто накануне ему звонил с засекреченного номера, но услышал только, чтобы шел куда подальше и сам искал, коли заделался частной ищейкой. Затем отправился в офис, проверил электронную почту, выслушал поток брани, записанной на автоответчик женским голосом, ни с кем не идентифицирующимся, проверил и записал, с какого номера звонили, положил ноги на письменный стол, протер ботинок – он недостаточно блестел – и стал ждать. Через пятнадцать минут, так как ничего не происходило, он отправился в летний садик кафе «Молочная» выпить кофе. Просмотрел заголовки газет. Был звонок на мобильный, кто-то долго дышал в трубку. Он позвонил Матильде, она не отвечала. Заказал еще чашку кофе. Пересел за другой столик, потому что рядом расположилась парочка испанцев, курящих вонючие «дукадос». Поразмышлял о вечерней встрече, недолго. Тот тип, видно, его знает. В девять, за несколько дней до Ивана Купалы, на площади Всех Святых будут толпы, а значит, можно надеяться, он не получит по морде – кругом же люди. Впрочем, иногда клиенты назначали ему встречу вне офиса. Некоторые не желают, чтобы их видели в детективном агентстве. Хотел подсесть знакомый с виду художник, но раздумал, как только Дыдух сказал, что неплатежеспособен. Художник, уже в подпитии, присовокупил еще пару слов на тему того, что Дыдух выглядит как деревенщина в своем неизменном костюме и что не помешало бы держаться раскованнее.

Он пошел к доминиканцам на «девятнашку». Так вечернюю мессу называла молодежь, знавшая о ней, поскольку служба предназначалась для молодых. Храм был переполнен, поэтому богослужение он слушал в притворе. Молился самозабвенно и только раз рассмеялся. Вспомнил, как он сам, отправляя мессу в этом костеле – далеко не в лучшем психическом состоянии, после бессонной ночи, когда он в оцепенении внимал исповеди отца Адама, – разъяснял прихожанам значение праздника Трех Царей[12], рассказывал про Бонифация, Панкратия и пр.[13], а какая-то баба в первом ряду так хлопала себя по лбу, что эхо просто ошалело от избытка впечатлений.

Без четверти девять Иосиф Мария Дыдух сел в такси на стоянке напротив костела францисканцев и велел ждать. Таксист включил счетчик, и они стояли. Дыдух наблюдал за входом в храм. Много людей расхаживали туда-сюда. Несколько одиноких мужчин. Ни один, однако, ничем не походил на клиента, ожидающего встречи с частным детективом. В силу специфики своей работы, Дыдух встречался преимущественно со взволнованными и смущенными мужчинами, нервно потиравшими щеки, отводившими взгляд и частенько заикавшимися. Женщины – клиент редкий и более требовательный – обычно бывали спокойны, но и они, независимо от погоды, прятали глаза за большими темными стеклами очков. Ксендза Матеуша, личного капеллана архиепископа, краковского митрополита, Дыдух знал с давних пор. Он даже улыбнулся, завидев его, стоящего возле костела. Вот это был бы клиент! Пикантное таинственное дельце. Настоящий, впрочем, по-прежнему не просматривался. Дыдух шарил по площади взглядом: не исключено, что кто-нибудь так же, как он, наблюдает за входом в костел, – но не заметил ничего подозрительного. Таксист начал проявлять нетерпение. От бурной реакции его удерживал, по-видимому, только добротный костюм пассажира. Наконец зазвонил телефон.

– Где вы? – Голос в трубке не тратил времени на приветствия.

– Добрый вечер. Я возле костела. А вы?

– Это я возле костела.

– А возле какого… – Иосиф Мария Дыдух осекся, потому что увидел озиравшегося по сторонам ксендза Матеуша с прижатым к уху мобильником. – Не важно. Я сейчас подойду.