«Прошу милосердия!..»

— Пошел ты к черту! — ответил Бун раньше, чем от удивления потерял дар речи.

«Не бросайте меня здесь, — умолял монстр. — Где угодно, только не в этой дикой глуши. Я всего-навсего выполнял задание. Я же обыкновенный робот. По природе своей я не капельки не зол…»

Бун повернулся и, волоча ноги, поплелся назад к костру. Он внезапно почувствовал себя опустошенным. Напряжение оборвалось, и он сразу обессилел. Как же это возможно, что страшилище, уничтоженное, воззвало к нему из бездны небытия? Постояв немного у костра в нерешительности, он полез на склон к можжевеловой роще. Сделал три ходки, приволок целую гору веток. Разломал их на куски подходящей дюны, сложил аккуратной поленницей. А уж потом и только потом опустился наземь у огня и позволил себе погрузиться в невеселые размышления.

В хорошенький же он угодил переплет! Замурован в доисторической Северной Америке, и ни одного человеческого существа ближе чем в Азии, по другую сторону перемычки, которой суждено со временем стать Беринговым проливом… Если выяснится, что он обречен провести остаток своих дней в этой эпохе, то не лучше ли пройти пешком несколько тысяч миль и отыскать других людей? Но к чему приведет такая затея? Вероятнее всего, аборигены либо убьют его не раздумывая, либо обратят в рабство.

Конечно же, предпочтительнее дождаться кого-либо из обитателей Гопкинс Акра, если те надумают вернуться за ним. Он был уверен, что Инид вернулась бы, если бы только смогла. А уж Джей, никаких сомнений, перевернул бы небо и землю, лишь бы спасти его. Но Джей один ничего не сделает, Джею понадобится помощь других.

Приходилось признать, что ситуация в лучшем случае не внушает особых надежд. Взгляни правде в глаза, Бун: разве ты так уж важен для людей будущего? Ты же для них просто-напросто пришелец, да еще и незваный, — свалился на них без спроса и еще чего-то от них хочешь?

Монстр обратился к нему опять, издали и чуть слышно:

«Бун! Бун, пожалуйста, смилуйтесь надо мной!..»

— Да провались ты в тартарары! — откликнулся Бун, адресуясь скорее не к монстру, а к самому себе. Ему не очень-то верилось в призрачный голос монстра: скорее всего, никакой это не голос, а лишь фокусы извращенного воображения.

Волки подобрались к бизону сызнова — теперь их было семь, хотя раньше Бун ни разу не замечал больше шести — и принялись терзать тушу.

— Приятного аппетита, — пожелал он волкам вслух. Вероятно, шкура у древнего зверя крепкая, а мясо жесткое. И нужна недюжинная сила, чтобы прорвать шкуру и добраться до мяса, притом далеко не первосортного. Но, с точки зрения волка, любая добыча лучше, чем голодное брюхо. И прежде чем день подойдет к закату, Буну и самому понадобится толика бизоньего мяса — больше-то есть нечего.

Подойти к туше прямо сейчас и отрезать свою долю, отпугнув волков? Слишком опасно. Да и много ли наорудуешь складным ножом, сделанным так небрежно, что нажать посильнее — развалится? Нет, надо повременить: пусть волки немного насытятся и их хищнические инстинкты хотя бы чуть-чуть поутихнут. Может статься, они заодно и шкуру раздерут основательно, обнажат мышцы, а тогда и складным ножом удастся откромсать ломоть для себя. Ну и ладно, решил Бун, буду доедать за волками.

Поднявшись, он принялся ходить туда-сюда по одной и той же тропке — к уступу песчаника и обратно к костру, пробуя разработать какой-то план выживания. Способность ступить за угол могла проявиться только перед лицом чрезвычайной опасности. И к тому же позже, спустя неопределенный срок, его вернуло бы в точности туда, где он был. Если, ступив за угол вместе с Джеем, он очутился в жилом ковчеге Мартина, то лишь по счастливому стечению обстоятельств. Рассчитывать повторно на столь исключительное везение никак не приходится.

У него оставалось еще пять патронов, и каждый патрон был способен обеспечить его более чем солидной порцией мяса. Однако что делать с этим мясом потом? Как защищать его от хищников? Прятать? Так или иначе, мясо обладает свойством быстро портиться, и тогда о его использовании не может быть и речи. Разумеется, мясо можно бы закоптить, только Бун не владел техникой копчения. Или можно бы посолить, но нет соли. И вообще не хватает навыков, нужных для борьбы за существование в условиях дикой природы. Скажем, можно бы поискать фрукты или корешки, и это было бы доброе подспорье, но как прикажете отличать съедобные от ядовитых? Так что проблема по сути сводилась к вопросу, как день за днем обеспечить себя белками хотя бы в той мере, чтобы тело не забастовало?

Ответ напрашивался сам собой: необходимо оружие, которое он мог бы смастерить своими силами. И если другого не дано, к осуществлению этого плана надо приступать не теряя ни минуты. Надо набраться опыта в изготовлении и применении самодельного оружия, прежде чем будет израсходован последний патрон. Первый шаг — найти камень, пригодный для обработки. В выступах песчаника, испещривших склоны ближнего холма, подходящих пород не встречалось. Но на одном холме свет клином не сошелся — нужный камень сыщется в каком-нибудь другом месте.

Находившись, Бун опять уселся у огня. Волки пировали, отнюдь не брезгуя залезать внутрь разорванной туши. То один, то другой из них задирал измазанную кровью морду и посматривал на человека, потом возвращался к трапезе. Часа через два, решил Бун, можно будет без особой опаски приблизиться и предъявить свои права на часть добычи. Судя по солнцу, было около полудня или чуть за полдень. Вверху кружили грифы. Их набралось уже с дюжину, если не больше, и с каждым кругом они спускались ниже и ниже.

Монстр-робот сделал новую попытку заговорить.

«Бун, будьте благоразумны! Выслушайте меня…»

— Я и так слушаю, — отозвался Бун.

«Я лишился всех органов чувств. Не могу ни видеть, ни слышать. Единственное, что я могу, — воспринимать то, что вы говорите, но до сих пор все сказанное вами было крайне недоброжелательным. Я теперь ничто. Ничто, укутанное в пустоту. Тем не менее я сохраняю самосознание. И могу сохранять его в течение несчетных тысячелетий, зная, что я ничто, не в состоянии совершить что бы то ни было. Вы — моя единственная надежда. Если вы не сжалитесь надо мной, я останусь в таком состоянии навеки, погребенный в песке и пыли, и никто никогда не узнает, что я здесь. Я буду словно живой труп…»

— Однако ты красноречив, — заметил Бун.

«Это все, что вы хотите сказать?»

— Право, не могу больше ничего придумать.

«Выкопайте меня, — взмолился монстр. — Извлеките меня из обломков, в которые меня превратили, и держите при себе. Возьмите меня с собой, когда уйдете или уедете отсюда. Все что угодно, только не бросайте меня одного.»

— Так ты хочешь, чтобы я тебя спас?

«Да, пожалуйста, спасите меня.»

— Но ведь и такое решение для тебя стало бы только временным, — сказал Бун. — По твоей милости я, не исключено, приговорен к пожизненному заключению в этой, как ты выразился, дикой глуши. Я, возможно, здесь и умру, и ты опять останешься наедине с той же судьбой, что и сейчас…

«Даже в подобном случае мы все-таки проведем хорошо время вместе. Мы избежим одиночества.»

— Сдается мне, — сказал Бун, — что в подобном случае я предпочту одиночество.

«Нельзя терять надежды. Может произойти какое-либо событие, которое спасет нас обоих». — Бун не ответил. — «Вы не отвечаете», — упрекнул его монстр.

— Мне больше нечего сказать. Даже слышать тебя не желаю! Способен ты это понять? Не желаю тебя слышать!..

Оказать милосердие обычному врагу — да, это был бы жест гуманный и благородный. Однако монстр-робот не был обычным врагом. Пытаясь сформулировать, хотя бы ради собственного спокойствия, что за враг перед ним, Бун понял, что имени для такого врага не придумано.

«А что, если это была ловушка?» — подумал Бун, и мысль сразу принесла ему облегчение. Где-то там, в путанице обломков, оставшейся от грозного монстра, лежит небольшой ящичек, служивший страшилищу мозгом, компьютер фантастической сложности — сокровенная сущность робота. Копаться среди обломков, искать и извлекать эту сущность, чтобы, вполне возможно, какой-нибудь уцелевший механизм тут же схватил тебя и прикончил? Нет уж, благодарю покорно, сказал себе Бун. Решение было правильным, негодяя не стоило даже слушать…