Поднявшись на нетвердые ноги, я начал осторожно красться назад к машине по усыпавшим склон шатким и острым камням, которые так и норовили выскользнуть из-под подошв. Гром гремел все сильнее. Холмы к западу от долины, куда должна бы вывести петляющая дорога, то и дело озарялись вспышками молний. Гроза быстро надвигалась, подступая ближе и ближе.

Машина застряла поперек дороги, задние колеса в кювете, кузов всего на дюйм-другой приподнят над полотном. Я залез на сиденье, выключил свет и нажал на стартер. Но когда я сделал попытку тронуться, машина не шелохнулась. Задние колеса прокручивались с воем, потоки грязи пополам с мелкими камешками барабанили изнутри по крыльям. Я попытался подать немного назад, чтобы тронуться с разгона, — колеса продолжали вертеться вхолостую. И дураку было понятно, что завяз я прочно.

Я заглушил мотор и вылез, постоял немного, вылавливая в паузах меж раскатами грома хоть какой-нибудь звук, намекающий на большого зверя, который притаился во тьме. И не расслышал ровным счетом ничего.

Тогда я пошел пешком, по правде говоря, не слишком смело — да что там, по-прежнему перепуганный до смерти, готовый сорваться и бежать сломя голову при малейшем шевелении в темноте, при малейшем шорохе.

Впереди была ферма, та, что я приметил раньше. Свет все так же лился из единственного окошка, остальная часть дома тонула в потемках. Яркой синей вспышкой полыхнула молния, и я увидел, что это не дом, а домик, крохотная развалюха, прижатая к земле, с перекошенной под ветром, дико накренившейся трубой. Выше домика на склоне расположился ветхий амбар, навалившийся по-пьяному на одинокую копну сена, а за амбаром — навес для скота на отесанных столбах. При свете молнии он показался странным сооружением из белых отполированных костей. Позади домика высилась исполинская поленница, а рядом с ней — допотопный авторыдван, опирающийся задом не на колеса, а на доску поперек козел.

Единственной вспышки оказалось довольно, чтобы я признал этот домик. Не этот конкретный домик, конечно, но тип жилища, к которому он принадлежал. Когда я мальчишкой бегал по окрестностям Пайлот Ноба, я видел таких немало — нищенские наделы (трудновато было назвать их фермами), где семьи, утратившие всякую надежду на лучшее, надрывались год за годом, лишь бы сохранить на плечах какую-то одежонку, а на столе — еду. Такие наделы были в этих краях двадцать лет назад и вот сохранились до сих пор, а значит, тут ничего не изменилось. Что бы ни происходило во внешнем мире, здешние люди, теперь я убедился, жили так же или почти так же, как повелось от века.

Путь озарили новые вспышки, с их помощью я вскарабкался по тропке к освещенному окошку и наконец добрался до дверей. Поднялся по шатким ступенькам на крыльцо, постучал.

Даже и ждать не пришлось. Дверь отворилась почти мгновенно. Словно жильцы поджидали меня, словно предвидели встречу.

Тот, кто открыл мне, был плотен и седоват. На голове у него была шляпа, а в зубах — трубка. Зубы, сжимавшие трубку, изрядно пожелтели, а глаза, выглядывавшие из-под большой черной шляпы с нависшими полями, прежде были голубыми, да вылиняли.

— Ну входи, входи, — бросил он. — Не пялься без толку. А то гроза грянет, шкуру промочишь.

Я переступил порог, а он притворил дверь. Это оказалась кухня. Дородная тетка — голова крупная, тело еще крупнее, одета в бесформенное платье-балахон, а волосы повязаны тряпкой — стояла у плиты, где пылали дрова, и готовила ужин. Колченогий стол был готов к трапезе, то есть накрыт клеенкой, а на середину выставлен керосиновый фонарь.

— Извините, что беспокою вас, — вымолвил я, — но моя машина завязла на дороге, не сдвинуть. И кроме того, я, наверное, заблудился…

— Дороги тут путаные, — ответил мужчина. — Для тех, понятно, кто не привык. Иная вьется, вьется, а потом, глядишь, никуда и не приведет. А ты куда путь держишь, незнакомец?

— В Пайлот Ноб.

Он глубокомысленно кивнул.

— Выходит, ты не туда заехал. Тут, немного ниже, надо было в другую сторону поворачивать.

— Мне подумалось, — сказал я, — не согласитесь ли вы запрячь лошадь и вытянуть меня обратно на дорогу? Машину занесло, задние колеса попали в кювет. Я более чем охотно заплачу вам за ваши хлопоты…

— Слышь, незнакомец, присядь-ка, — перебил он, вытаскивая стул из-под стола. — Мы как раз собирались поесть, еды хватит на троих. Сделай милость, составь нам компанию.

— А как же машина? Я, признаться, спешу…

Он качнул головой:

— Ничего не выйдет. Сегодня по крайней мере. Лошадей-то нет на конюшне, пасутся где-то, может, наверху на холмах. Не сможешь ты заплатить мне столько, и никто не сможет, чтобы я потопал их искать, когда вот-вот хлынет дождь и вокруг полно гремучих змей.

— Но гремучие змеи, — возразил я глуповато и невпопад, — по ночам не выползают…

— Вот что я тебе скажу, сынок, — заявил он. — Про гремучих змей никто ничего наверняка не знает.

— Извините, я не представился, — сказал я, — Меня зовут Хортон Смит.

Мне, по правде говоря, надоело, что он обращается ко мне «незнакомец» или «сынок». Но женщина вдруг отпрянула от плиты, впрочем, не выпуская огромной вилки из рук, и обернулась.

— Смит! — воскликнула она радостно, — Но ведь наша фамилия тоже Смит! Мы случайно не родственники?

— Да нет, мать, — откликнулся мужчина, — Смитов на свете пруд пруди. Если чья-то фамилия Смит, то вовсе не обязательно, что он нам родня. Но, — добавил он, — сдается мне, что с однофамильцем не грех и выпить по маленькой.

Пошарив под столом, он вытащил объемистую банку. И достал с полки над головой пару стаканов.

— По виду ты вроде горожанин, — изрек он, — хотя доводилось слышать, что среди вас тоже есть не дураки выпить. Не скажу, что эту штуку можно назвать первосортным пойлом, но гнали ее из кукурузы без всяких примесей, и уж точно, что ты не отравишься. Только не глотай сразу помногу, а то дух перехватит. Зато после третье го-четвертого глотка можешь больше не трусить, потому как приспособишься. Кто бы что ни говорил, а в такую ночку нет ничего приятнее, чем присосаться к банке с самогоном. Я добыл эту у старого Джо Хопкинса. Джо гонит пойло у себя на острове, там на реке… — Он уже приподнял банку, намереваясь разлить содержимое по стаканам, как вдруг на лице его мелькнул испуг и он смерил меня проницательным взглядом: — Слышь, а ты часом не из налоговых инспекторов?

— Нет, — заверил я его, — не из налоговых.

Он вернулся к прерванному занятию и наполнил стаканы.

— С ними ничего наперед не знаешь. Подкрадутся исподтишка, и не раскусишь. В прежние времена их было видать за милю, а теперь наловчились. Могут переодеться и выдать себя за кого угодно, — Он подпихнул один стакан по столу в мою сторону, — Мистер Смит, мне жаль, что я не могу услужить тебе. По крайней мере, сейчас не могу. Не сегодня, когда вот-вот начнется гроза. А утром я с полным удовольствием запрягу и вытащу твою машину из беды.

— Но она торчит поперек дороги и мешает движению.

— Мистер, — подала голос женщина от плиты, — пусть это вас не тревожит. Эта дорога никуда не ведет. Перевалит за "холм, дойдет до заброшенного дома и исчезнет.

— Говорят, — вставил мужчина, — там в доме водятся привидения.

— Может, у вас есть телефон? Я бы мог позвонить…

— Нет у нас телефона, — отозвалась женщина.

— Никогда не мог понять, — заявил мужчина, — на что людям телефон. Все время брякает. Кто-то звонит просто от нечего делать. А человеку не остается ни одной спокойной минуты.

— Телефоны денег стоят, — заметила женщина.

— Я мог бы спуститься по дороге пешком, — не унимался я. — Там ниже есть еще одна ферма. Может, у них…

Хозяин ожесточенно затряс головой:

— Давай бери стакан и отхлебни чуток. И не думай пройтись по этой дороге пешком, если дорожишь жизнью. Не в моих привычках говорить о соседях дурно, но никому не дозволено держать свору таких свирепых псов. Конечно, они стерегут дом и отгоняют лисиц, но жизнь человека не стоит ни гроша, если он напорется на них в темноте…