— Поври! Поври у западных ворот! — прокричал он.

Пони вскочила. Нынче мало что могло вывести ее из состояния душевной апатии, в которую она погрузилась после смерти Элбрайна. Но от крика «Поври!» в ее сознании моментально возникли образы коренастых уродцев, беспощадных и кровожадных, и ее охватила ярость. Пони быстро оделась и понеслась по полутемным монастырским коридорам. Наконец ей удалось разыскать Браумина Херда, Фрэнсиса, Андерса Кастинагиса и Мальборо Виссенти. Они собрались в нефе просторной монастырской церкви — той самой, где она когда-то венчалась с Коннором Бильдборо.

— Поври уже в городе? — спросила она.

— Этого мы не знаем, — ответил Фрэнсис, даже сейчас казавшийся совершенно спокойным.

Пони бросила на него испытующий взгляд. Еще совсем недавно она ненавидела Фрэнсиса и считала его врагом. Она видела, как он лежал бездыханным в подземелье Санта-Мир-Абель после схватки с Элбрайном. Но какая разительная перемена произошла с этим человеком с того момента, когда он узнал правду об отце-настоятеле Маркворте и стал свидетелем его смерти! Пони и сейчас не испытывала особой любви к Фрэнсису, однако в какой-то мере научилась доверять ему.

— Говорят, они находятся где-то вблизи от западной стены, — сказал брат Браумин. — Так что пока не ясно, сумели ли они проникнуть в город…

— Пока не ясно, достоверны ли эти сведения, — поспешил добавить брат Виссенти — нервный человек небольшого роста, с редеющими русыми волосами, который постоянно о чем-то беспокоился и потирал руки.

Поймав на себе суровый взгляд Браумина, Виссенти продолжал:

— Народ в смятении. Разве можно верить тому, что они выкрикивают?

— Нельзя, конечно, — согласился Браумин. — Однако нам нужно быть готовыми ко всему.

В церковь вошли еще несколько монахов — один из них держал в руках небольшой мешочек.

Пони сразу догадалась, в чем дело. Монахи принесли самоцветы — в основном гематиты, на тот случай, если будут раненые и им понадобится помощь.

— Мы идем к стене, — сказал ей брат Браумин, направляясь к выходу. — Пойдешь с нами?

Пони задумалась. Честно говоря, она не хотела более воевать. Но если возле западных ворот Палмариса появились поври, сражения не избежать. Никто во всем королевстве не умел так, как она, обращаться с самоцветами. Да и существовала ли рана, которую Пони не смогла бы исцелить?

Существовала. Рана в ее сердце.

Пони направилась вслед за братом Браумином к западной городской стене.

Герцог Калас следил из близлежащего переулка за тем, что творилось на западной стене.

— Там! — крикнул кто-то, и городские стражники молниеносно вскинули луки.

«А они напуганы, — подумал Калас. — Напуганы едва ли не до потери рассудка». Во время войны Палмарис, как никакой другой город Хонсе-Бира, узнал, что такое сражения. Надо признать, защитники города действовали доблестно. Но Калас знал: люди сыты войной по горло, и любой, кому доводилось сражаться с поври, не хотел новой стычки с этими тварями… Если, конечно, эта стычка не продумана заранее и ее исход не предрешен задолго до начала.

Вновь послышались крики, и со стены опять полетели стрелы. Затем толпа дрогнула; часть горожан спрыгнули с десятифутовой стены вниз и со всех ног дали стрекача.

Вскоре остававшиеся на стене зашумели еще сильнее — в стену ударилось что-то тяжелое.

Калас улыбнулся. Вчера его стрелки полдня провозились с катапультой, нацеливая ее таким образом, чтобы удар по стене не повлек за собой разрушения.

Лучники ответили на удар новым залпом, затем послышались крики, вопли, и в общем шуме отчетливо послышались резкие голоса поври.

Герцог Калас скользнул в тень, не желая, чтобы его заметили монахи и Джилсепони. Они бежали к стене, чтобы присоединиться к стражникам и горожанам. Герцог следил за ними со смешанным чувством. Его радовало, что монахи спешат на помощь горожанам. Каласа особенно взволновало появление прекрасной Джилсепони: она станет свидетельницей его триумфа! Но одновременно герцог испытывал страх: а вдруг Джилсепони с помощью какого-нибудь самоцвета нанесет удар по поври и спутает ему все карты?

С этими тревожными мыслями Калас бросился на другой конец переулка и взмахнул рукой, подавая сигнал трубачам. Потом он уселся на своего боевого коня — рослого пегого тогайранского пони и занял место на правом фланге отряда из пятидесяти вооруженных рыцарей.

Над городом запели трубы. Казалось, их звук раздается с каждой крыши. Эта музыка звучала боевым маршем доблестной Бригады Непобедимых. Все, кто находился на стене, повернули головы. Вскоре к трубным звукам примешалось нарастающее цоканье копыт.

— Ворота настежь! — зычно потребовал кто-то из бойцов.

Городская стража моментально подчинилась — выход из города был открыт.

Бригада Непобедимых с шумом и грохотом помчалась в поле. Несмотря на тусклый, ненастный день, их доспехи отливали ярким серебряным блеском. Всадники привычно образовали идеально ровный клин, во главе которого мчался герцог Калас.

Какое-то время трубы еще продолжали звучать, потом боевая музыка стихла столь же внезапно, как началась. Все, кто был на стене, смолкли и уставились на легендарных бойцов из Бригады Непобедимых. Даже Пони, повидавшая немало подобных сцен, залюбовалась их великолепием. Цвет королевской гвардии, рыцари в серебристых латах. Найдется ли во всем королевстве, а то и во всем мире сила, способная противостоять им?

Но Пони, умевшей ударом магической молнии сразить великана и видевшей, как Эвелин с помощью аметиста снес вершину горы Аида, королевские воины не казались такими уж непобедимыми.

Герцог Калас стремительно выхватил из ножен свой меч и поднял его высоко над головой.

Воцарилась недолгая тишина, какая обычно бывает перед битвой.

И тут из тумана послышались проклятия, изрыгаемые поври.

Сражение началось: призывные звуки труб, гром копыт, звон стали, воинственные крики.

Со стены стоявшим были видны лишь призрачные фигуры, мечущиеся в тумане по полю. Неожиданно несколько поври вынырнули из тумана и бросились к стене. Прежде чем лучники успели вскинуть луки, прежде чем Пони сумела взять протянутый ей братом Браумином графит, герцог Калас и его рыцари ударили в спину нападавшим. Они косили поври мечами, давили копытами и в считанные секунды уничтожили всех. Затем они лихо развернули своих тогайранских коней и вновь скрылись в тумане.

Кое-кто на стене шептал молитвы, но большинство стояли, раскрыв от удивления рты. Людям еще не доводилось видеть, чтобы крепкие, упрямые поври были целиком уничтожены с такой быстротой и легкостью.

Судя по затихавшим звукам битвы, поври обратились в бегство, а герцог и его гвардейцы пустились за ними в погоню.

Сотни глоток издали крик ликования и слились в один приветственный возглас в честь герцога Каласа — нового палмарисского барона.

— Только бы их не заманили в ловушку, — заметил брат Фрэнсис.

Опасения Фрэнсиса не были беспочвенны; такое вполне могло случиться.

Пони, стоявшая рядом и пытавшаяся разглядеть что-либо за молочно-белой завесой тумана, отнюдь не разделяла его опасений. У нее не было ощущения, что герцог и его Бригада Непобедимых очень рискуют.

Что-то во всей этой битве было… не совсем настоящим.

Можно было бы, взяв гематит, отправиться духом через завесу и узнать, что делают герцог и его гвардейцы. Но Пони, покачав головой, отбросила эту мысль.

— Ты что? — спросил брат Браумин.

— Да так, ничего, — ответила Пони, проведя рукой по мокрым, густым и светлым волосам.

Она продолжала всматриваться, в туман, прислушиваясь к боевым выкрикам гвардейцев и стонам умирающих поври. Что-то явно было здесь не так.

— Это я о своем, — добавила Пони.

Из зарослей на другом конце поля за сражением следил еще один человек. То был Маркало Де’Уннеро. Его монашеские одежды давным-давно обветшали и истрепались. Он промок и перепачкался в грязи. Душу Де’Уннеро жестоко терзали демоны. Однако бывший настоятель не лишился рассудка и сейчас, притаившись в зарослях, мыслил вполне здраво и последовательно. Если поври отважились столь дерзко напасть на Палмарис, значит, силы их внушительны. Но как же они смогли подобраться к городу? Де’Уннеро бродил в этих местах уже несколько дней в поисках пищи и крова, пытаясь не умереть с голода и не сойти с ума. Он внимательно наблюдал за теми немногими крестьянами, которые отважились остаться в своих бедных жилищах на зиму, закрывшись на все засовы. Долгими часами Де’Уннеро изучал повадки и движения юрких лесных зверей.