– Оставь нас, Розалан! Пойди к эмиру и побудь в его покоях вместе с Мохабом. Ему сейчас ты очень нужна для поддержки. Ни одного из двоих стариков нельзя оставлять надолго в одиночестве.

Валентина открыто глянула на Ахмара, чтобы определить, какое впечатление произвели ее слова. Она внимательно следила за его поведением, пытаясь понять, известно ли ему о состоянии эмира. По движению глаз, переступанию с ноги на ногу или же по какому-либо другому знаку девушка надеялась догадаться, можно ли на этого человека положиться.

Ахмар стоял, ожидая приказаний. Его высокая крепкая фигура заполняла весь дверной проем. Одет он был ярко, пышно, как все евнухи гарема Рамифа. Но почему-то яркий желтый шелк и туника, расшитая бусинами, не придавали ему женственный вид, как остальным. От Ахмара исходили волны чувственности, и Валентина удивилась, как другие не замечают этого. А впрочем, зачем им было замечать? Они не заглядывали дальше его положения евнуха.

– Ахмар, ты знаешь, кто я? – спросила Валентина властным тоном.

– Ближайшую наперсницу эмира называют во дворце по-разному, – ответил он, – но думаю, ты предпочитаешь, чтобы тебя звали Валентиной.

Пораженная его простодушием, девушка отыскивала намек на наглость, который промелькнул бы у евнуха в лице, но не находила ни малейшего намека. Черты смуглого лица Ахмара, несколько грубоватые, несли на себе отпечаток некой изысканности. Будь они в Европе, можно было бы сказать, что у молодого человека вид знатного господина или же рыцаря. Он был чисто выбрит, лишь небольшие бакенбарды подчеркивали мужественные очертания подбородка. Ахмар не выглядел богатырем, но производил впечатление сильного мужчины. Ладони были широкими, на узловатых пальцах росли темные волоски. Но что поразило Валентину, так это глаза молодого евнуха: светлосерые, цвета предрассветного неба – такими становятся небеса, когда солнце только собирается окутать мир своим розовым сиянием.

– Откуда ты родом, Ахмар? Ты не похож на турка. Твои глаза…

– Я турок, вернее, мать у меня турчанка, а отец – франк, христианин, – Ахмар сообщил о своем происхождении спокойно, без раздражения, проявляемого при подобных вопросах мусульманами смешанной крови.

Он не захотел продолжать обсуждение своего происхождения, и Валентина не стала настаивать.

– Розалан очень хорошо отзывается о тебе, Ахмар. Именно она подсказала мне, что ты можешь оказаться полезен эмиру.

При упоминании имени Розалан лицо Ахмара выдало чувства, которые питал молодой человек к бедуинке.

– Я польщен, что она обратила на меня твое внимание, госпожа. Буду счастлив услужить тебе.

– Ты хорошо разбираешься в счете и письме? Нам срочно нужен человек для работы в кладовых эмира. Гости прибыли во дворец ради пополнения продовольственных припасов войска. Как считаешь, справишься ли ты, если я доверю тебе учетные книги?

– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы услужить тебе и эмиру, – Ахмар принял горделивый вид, и Валентина поняла, как рад он будет доказать всем, что его способности превосходят умения, требуемые для несения службы в гареме.

– Много ли тебе известно обо мне, Ахмар? Что рассказывают во дворце люди?

Евнух опустил глаза, опасаясь встретиться с собеседницей взглядом.

– Можешь говорить откровенно, – подбодрила его Валентина.

Ахмар по-прежнему избегал смотреть в ее сторону. Наконец он сказал:

– Я предпочитаю верить лишь тому, что поведала мне Розалан, и ничему больше. Я знаю, у тебя здесь, во дворце, есть враги, но я никогда не собирался присоединяться к ним и служить их злобным помыслам. Я слуга твой и моего повелителя-эмира. Никому, кроме него, не приносил я клятву верности и тебе не поклянусь в преданности, пока твои поступки не убедят меня, что ты заодно с ним, а не против.

Валентина улыбнулась. Теперь она могла понять, почему Розалан полюбила этого человека.

– Идем со мной, Ахмар. Я дам тебе учетные книги и расскажу, что надо делать.

Ахмар склонился в традиционном почтительном поклоне, и по его глазам Валентина поняла, что приобрела друга.

Долгие часы просидела Валентина у постели эмира, положив ладонь на скрюченную руку старика. Время от времени она склоняла голову и, приложив ухо к груди, вслушивалась в слабое биение сердца. Когда сумерки опустились на дворец, ее возлюбленного эмира взял к себе Аллах, и смерть Рамифа оказалась тихой и покойной. Белая пантера завыла, обнажив острые мелкие зубы. Валентина взглянула на нее.

– Ты растешь и умнеешь. Нам будет недоставать Рамифа! – тихо произнесла она, и слезы заструились по ее щекам.

Мохаб опустился на колени рядом со своим другом, пронзительные рыдания рвались у него из груди. Так они долго сидели – Розалан, Мохаб и Валентина – печалясь о кончине доброго и благородного правителя Напура.

Когда луна выскользнула из-за облаков, они похоронили эмира, разровняв почву и завалив камнями могилу под кустом багряника. Всхлипывая, Валентина заторопилась обратно в покои Рамифа и бросилась на постель, на которой отошел старик в мир иной.

Белая пантера вскочила на кровать, лизнула девушку в щеку и громко заурчала, требуя к себе внимания. Валентина ласково погладила ее по шелковистой голове и, обхватив малышку, зарыдала еще громче.

Как жаль, что похороны стали тайными! Ра-миф, один из достойнейших правителей Напура, заслужил почитания и горестных слез своих подданных и пышной похоронной церемонии, соответствующей его положению. Но таково было желание самого эмира, и она обещала ему сделать все именно так. Перед смертью старик предупреждал, что по его настоянию вступает она на опасный путь: нелегко скрыть смерть правителя Напура.

– Прекращение войны между христианами и мусульманами неизбежно, – говорил он, с мольбой глядя на нее глазами, затянутыми белой пленкой. – Спаси Напур от Хомеда, этого жестокосердного сына, рождением которого Аллах решил проклясть меня! Когда будет подписано перемирие, отправляйся к Малику эн-Насру. Он поможет тебе, потому как тогда окажется свободен от трудностей ведения войны и в его силах будет защитить Напур от бесчинств Хомеда.

Могла ли она отказать благородному человеку в его последней просьбе, тем более, что понимала: иного выхода на самом деле нет! Даже сам Саладин не посмел бы отрицать, что Хомед имеет право на трон.

Умирая, Рамиф умолял ее ради него самого и народа Напура сделать так, чтобы не стал его сын правителем процветающих владений и не привел их в запустение. Когда же перемирие будет подписано, Саладин назначит регента – имея на то полное право! – для наблюдения за Хомедом с тем, чтобы Напур не пострадал от его деспотической власти. Но предводитель мусульман не пожелает наживать себе нового врага в лице Хомеда, пока не закончена война.

– Ждать тебе придется недолго. Через год, самое большее два, будет подписано перемирие! Хомед был изгнан из Напура и не посмеет вернуться, а люди во дворце опасаются его возвращения так же, как и я. Они не станут задавать вопросов.

И Валентина была вынуждена поклясться Ра-мифу, что станет скрывать его смерть, пока не заключат мир или хотя бы не объявят перемирие враждующие стороны, ведущие войну.

Три дня она провела в одиночестве, проливая то слезы печали, то слезы гнева – Аллах взял к себе единственного человека, которого она по-настоящему полюбила в этом чуждом для нее мире!

На четвертый день девушка облачилась в белый халат и темно-синюю тунику, голову обернула куском синей ткани и поверх нее надела белый тюрбан. К тюрбану она приколола булавку с синим сапфиром – Рамиф подарил ей это украшение, сказав, что драгоценный камень прекрасно сочетается с цветом ее глаз.

Во дворе Валентину уже ждал Ахмар. Он сидел верхом на великолепной чалой лошади, держа в поводу белого арабского скакуна, одного из тех, которых девушка выторговала у Саладина.

– Как ты догадался, что я собираюсь проехаться верхом, Ахмар?

– Это все Розалан! – последовал ответ. – Она решила, тебе потребуется охрана. Но, госпожа, в конюшнях эмира не нашлось дамского седла! Если пожелаешь, я запрягу повозку… – по выражению глаз Валентины евнух понял, что сказал лишнее.