Растопырив руки и согнув в коленях ноги, Камиль приближался, сокращая расстояние между собой и своей жертвой. Испуганная до потери сознания, Валентина стояла неподвижно, чувствуя себя кроликом, преследуемым собаками.

– Осторожнее, Камиль! У нее взгляд загнанного животного, и когти, того и гляди, вонзятся тебе в кожу.

Пренебрегая советом друга, Камиль подходил все ближе.

– Отчаяние девственницы, а? – недовольно проворчал он.

– Она больше не девственница, об этом я позаботился с большим удовольствием, – засмеялся другой воин.

– Женщина может быть девственницей по-разному, – заметил Камиль, не спуская пронзительного взгляда с Валентины и упиваясь ее красотой.

Девушке не удалось разгадать значение его слов. Он прыгнул на нее, сшиб с ног и повалил на пол. Сила толчка оглушила ее. Размахнувшись, насильник нанес ей удар по голове.

Отплевываясь и ворча, Камиль выражал свое недовольство, снова переворачивая ее на живот. Он крепко удерживал девушку одной рукой, а другой ощупывал ее тело, находя удовольствие в тщетном сопротивлении жертвы и пожирая глазами роскошную фигуру красавицы.

Напрягая мускулы, Валентина не поддавалась его пальцам, когда он начал больно щипать ягодицы, раздвигая их. Хриплый отчаянный стон вырвался у нее из груди – намерения Камиля стали ей ясны.

Насильник яростно приподнял ее и с силой вошел в плоть, пронзив и вызвав невыразимую боль в своей жестокой попытке содомского греха. Тело девушки засопротивлялось, мускулы напряглись изо всех сил, когда он вошел в нее, не подготовив к проникновению. Валентина кричала от боли и ужаса, чувствуя, как он заполняет ее. Жгучая мука сотрясала ей тело, пока он терзал ее плоть, погружаясь все глубже и глубже.

Продолжая кричать, не в состоянии даже плакать от ужаса, девушка почувствовала, как струя горячей влаги изливается в нее – мучитель исходил безумной похотью.

Прошла целая вечность, прежде чем насильник отпустил свою жертву. Валентина упала к его ногам, захлебываясь от рыданий. Камиль же поднялся и стал приводить в порядок свою одежду. Он разговаривал со своим приятелем, но их слова терялись для девушки в мучительной боли, терзавшей тело. Смех и веселые возгласы затихали и отдалялись.

Когда Валентина пришла в себя, то поняла, что оба насильника стоят у задней стенки шатра, утоляя жажду питьевой водой из кувшина. Низкие мужские голоса заставили ее встряхнуться, из глубин существа поднялось пока еще не вполне осознанное яростное желание наказать их, высечь, убить за то, что они с ней сделали. Жажда мести заставила позабыть о телесных страданиях.

Валентина с трудом встала на ноги и сняла с тюфяка одеяло, чтобы прикрыть наготу. Сердце окаменело в груди, глаза горели безумством. Ею владела единственная мысль – о мести.

Взгляд девушки упал на кухонный нож Розалан, и прежде чем Валентина осознала, что делает, пальцы уже крепко сжимали рукоять ножа.

– Мерзавцы! Собаки! – вскричала она, бросаясь к мужчинам.

Тот воин, что был повыше, оказался проворнее и схватил ее за запястье, выбив оружие из руки. Нож упал на пол. Лезвие поблескивало в темноте шатра, и Валентина в исступлении бросилась нашаривать нож.

Камиль упал на нее и коленями уперся ей в грудь, лишив возможности дышать. Его руки сомкнулись на горле Валентины и сжимались все сильнее, пока она не почувствовала, что легкие вот-вот разорвутся и смерть наступит неминуемо.

Вдруг пальцы воина разжались, а его самого отшвырнули от девушки, и Валентина смогла вдохнуть воздух.

– Она сумасшедшая! Она убьет нас! – услышала девушка, как Камиль выговаривает своему другу. – Почему ты остановил меня?

– Мне ни к чему кара Малика эн-Насра, Камиль! Многие видели, как мы входили в этот шатер и, уж конечно, слышали, что здесь происходило. Оставь ее!

Камиль поднялся, но, выходя из шатра вслед за другом, хорошо нацеленным ударом пнул Валентину под ребра, заставив хватать ртом воздух и корчиться от боли на песчаном полу.

Снова оставшись в одиночестве, девушка дотащилась до тюфяка и упала на него, обливаясь слезами стыда и отчаяния.

В таком состоянии и застала ее Розалан, вернувшись перед рассветом. Крепко обняв подругу, бедуинка прижала Валентину к себе и терпеливо выслушала рассказ, прерываемый всхлипываниями.

– Бедная голубка! Вспомни, что я тебе говорила! – Розалан уже накладывала одну смоченную холодной водой тряпку на опухшую и покрытую синяками шею Валентины, а другую на ее лоб. – Они взяли твое тело, но не душу! Ты все та же Валентина и всегда ею будешь.

Девушка подняла глаза, чтобы взглянуть на эту молодую бедуинку, столь великодушно заботившуюся о ней.

– Ты так мудра, Розалан, – хрипло прошептала она, говорить обычным голосом ей было трудно. – Я страдаю от пережитого стыда и унижения, но, ты права, я все та же Валентина. Я это я!

– Бедная голубка! – утешала ее Розалан. – Что же с тобой теперь будет?

– Не могу себе представить, – прошептала придворная дама английской королевы, – но нельзя мне больше оставаться здесь! Я должна уехать! Но как?

Сам Саладин готов был дать ответ на ее вопрос. Когда солнце поднялось в небе достаточно высоко, он призвал своих военачальников на Совет.

Паксон, султан Джакарда, ехал по лагерю верхом на своем коне, направляясь на Совет, созываемый Саладином. Трагедия бойни, свидетелем которой ему пришлось стать, все еще камнем лежала у него на сердце, но все переживания затмевала мысль о девушке из Наварры.

В последний раз он видел ее в темной комнатке на верху той башни, где располагались покои королевы. Юноша вспоминал следы, оставленные злобной плетью Беренгарии на нежном теле.

О, если бы ему не захотелось столь сильно проявить дерзость, участвуя вместе с Менгисом в турнире! Если бы только он не увлекся там сапфировыми глазами Валентины! Если бы не принял придворную даму за английскую королеву! Если бы не стремился снова увидеть ее и не согласился б проскользнуть в сад на свидание! Если бы, обнаружив, что на самом деле Валентина вовсе не королева, он пренебрег бы назначенной встречей с Беренгарией! Если бы… Ах, если бы!..

Но что теперь Валентина думает о нем? В какое опасное положение поставил он ее своим необдуманным поступком! Подумать только – высечь королеву! Поняла ли девушка, почему он не смог за ней приехать? Ведь после устроенной резни Ричард Львиное Сердце, опасаясь возмездия за тысячи загубленных жизней, усилил охрану города, и увезти Валентину стало невозможно.

Паксон пришпорил коня. Ветер трепал свободные края ткани, покрывавшей его голову. Лицо султана было угрюмо. Какое ему дело до того, поняла ли Валентина, почему он не приехал? Она христианка… и слишком худа на его взгляд… Прелестная христианка со стройной фигурой и смеющимися глазами! Увидит ли он ее когда-нибудь снова? Почему же его одолевают мысли о ней?

Паксон сердито вонзил пятки в бока коня. Да избавит его Аллах от этого наваждения!

Но он беспокоился о Валентине, ни на минуту не забывая о ней.

Военачальники и советники уже собрались в шатре Саладина. Все они расселись на пышных подушках, скрестив ноги. Малик эн-Наср нервно расхаживал, и плащ колыхался за его спиной.

– Времени не осталось, – тихо проговорил он, черные глаза предводителя были полны отчаяния. – Провизии едва хватает для войска, а тут еще эта обуза, которой мы обременили себя за время похода! – он имел в виду множество людей, не имевших отношения к военной службе, но присоединившихся к войску, а также христиан-пленников, предназначавшихся прежде для обмена на мусульман, плененных Ричардом Львиное Сердце. – После долгих размышлений, – печально сообщил предводитель, – я не нашел иной возможности освободить войско от ответственности за этих людей, кроме как выставить их на торги для продажи.

Тишина воцарилась в большом восьмиугольном шатре, и головы в тюрбанах сочувственно склонились перед великим человеком, глубоко сожалевшем о необходимости пожертвовать своими единоверцами ради спасения войска.