На третий день конгресса 28 января 1944 г. была оглашена и единогласно принята резолюция конгресса в Ба, состоявшая из 18 пунктов. Была подчеркнута значимость переворота 27 марта 1941 г. как важного вклада народов Югославии в дело борьбы с противником Британии и СССР. Конгресс поприветствовал организатора ЮВвО — Д. Михаиловича, подчеркивая ложность слухов о стремлении четников к коллективной мести по окончании войны (т. е. кровавой мести поголовно всем представителям хорватского и мусульманского народа) и слухов о диктаторских стремлениях Д. Михаиловича. Конгресс потребовал восстановления Югославии в расширенных границах. Государству предстояло вновь стать парламентской монархией под скипетром короля Петра II Карагеоргиевича. Страна должна была состоять из трех федеральных единиц, но вопросы внутренних границ между единицами не затрагивались как чрезмерно острые. Пожалуй, единственное, что было сказано по этому вопросу, — это обещание разграничения на основании нового раздела, вне зависимости от решений оккупантов или недемократического предвоенного передела (т. е. обещан пересмотр границ Бановины Хорватии от 1940 г.). При этом констатировалось, что во всех федеральных единицах новой страны должно развиваться широкое местное самоуправление, которое займется вопросами экономики, культуры, социальной политики. Гражданам обновленной Югославии обещали пакет личных и политических свобод, классический для западной демократии того времени. Кроме того, конгресс решительно осудил собрание АНОЮ в Яйце, коммунистов как организаторов партийной армии (партизан), а также стремление КПЮ установить после войны коммунистическую диктатуру. Конгресс в Ба выразил надежду на то, что страны — союзницы по антигитлеровской коалиции (Объединенные нации) не допустят такого развития событий и победоносно завершат войну «против нацизма, фашизма и всех видов диктатуры». Было также высказано сожаление по поводу поддержки, которую отдельные страны-союзники оказали «эгоистической партизанской акции». Решение конгресса было решено опубликовать. Перед закрытием конгресса состоялся парад четников ЮВвА, проведенный силами гарнизона охранения[182].
Необходимо констатировать, что решения конгресса в Ба были глубоко несвоевременными. Коммунисты уже давно лидировали в пропагандистской гонке, убогость национального представительства показала ложность «общеюгославянских претензий» (не было депутатов от ведущих партий словенцев — клерикалов и хорватов — Хорватской крестьянской партии). С другой стороны, сербские националисты — причем не только сторонники Д. Льотича и М. Недича — видели в заигрывании перед политическими партиями, мировой демократией и в восхвалении событий 27 марта 1941 г. слабость и непоследовательность. Надежды на то, что СССР и Британия передумают и перестанут восхвалять партизан, были и вовсе наивными после того, как три страны — лидеры антифашисткой коалиции — договорились в Тегеране передать Югославию в советскую зону интересов. Еще 1 декабря 1943 г. в самом конце официальной части Тегеранской конференции, обратившись к советскому вождю, Черчилль сказал, что «хотел бы передать маршалу Сталину карту, освещающую положение в Югославии. Возможно, маршал Сталин захочет сверить эту карту со своими данными». С этими словами Черчилль передал Сталину карту Югославии[183]. Так символически была решена судьба Югославии и тех граждан, которые все еще продолжали бороться против прихода к власти коммунистов. В тот же день на торжественном приеме в британском посольстве именинник Черчилль был в прекрасном настроении и провозгласил тост «За пролетарские массы!». Сталин ответил на его любезность и предложил поднять бокалы «За консервативную партию!»[184]
Еще одним следствием конгресса в Ба было создание политического движения «Югославянское демократическое народное сообщество», лидером которого избрали Ж. Топа-ловича. Целью этой широкой надпартийной структуры было собрать весь народ Югославии «для помощи ЮВвО в борьбе за восстановление демократии» и «ради победы демократии во всем мире». Ж. Топалович, как либерал и член Социалистического интернационала, должен был символизировать новый идеологический курс ЮВвО перед западными союзниками, но он уже не мог повлиять на принятое решение о разделе сфер влияния на Балканах. Впрочем, он мог, и достаточно активно мешал примирению четников и третьей стороны в гражданской войне в Сербии — радикальных сербских националистов, сплотившихся вокруг М. Недича и Д. Льотича.
Лишь в начале лета 1944 г. Д. Михаилович уговорил Ж. Топаловича отправиться в Европу, чтобы через коллег в Социнтерне укрепить дружбу с англо-американцами. Когда Ж. Топалович отправился самолетом в Европу вместе с улетавшей британской миссией, в стане английских союзников его ожидал неприятный сюрприз. «…После часа полета сквозь непроглядную ночь мы спустились в море огней на аэродроме в Бари… Комендант аэродрома должен был поступить по закону. Все иностранцы, которые в первый раз прибывают на британскую территорию, должны пройти через т. н. «Patriotic school» —… проверку в военной полиции, которая должна оценить их патриотизм, отношение к безопасности британских войск и лояльность к британским властям. Нас забрал один офицер-проводник, забросил в старый джип и отвез в огороженный полуразвалившейся стеной старинный дом в десяти километрах оттуда. Местная комендатура передала это здание разведывательной службе для ее надобностей. Здание охраняли около 50 британских солдат. Для себя они поставили палатки во дворе и в саду. Это была не тюрьма, а место предварительного заключения, хотя внутри порядки были, как в тюрьме. Офицер повел нас по темным каменным ступеням на второй этаж, в комнату с пыльным каменным полом. Внутри было множество деревянных нар в два яруса, одни над другими. Унтер-офицер, который вскоре пришел с огарком и четырьмя одеялами, показал нам рукой, что можно занять или нары друг над другом, или соседние. Там было несколько свободных коек, а на других уже спали люди. Моя жена в удивлении оглянулась: «Но мы же в тюрьме», — проговорила она»[185]. Демократическая и западная британская тактика по отношению к «сомнительным личностям» не слишком отличалась от советской. Подозрительных англичане посылали без долгих разговоров в «… один из своих многочисленных концентрационных лагерей и оставляли там до конца войны, если повезет до него дожить. Англичане давали там немного чая, джема и хлеба. Столько, чтобы лишь не умереть с голоду..»[186]
Такое потрясение и страдания в тюрьме были лишь малой толикой тех мук, которые предстояло испытать большинству четников, поверивших и принявших политические шатания, которые должны были символизировать идеологию Равногорского движения. Непоследовательность на грани поверхностности в идеологии ЮВвО ощущается наследниками и продолжателями движения Д. Михаиловича до сих пор. При общей силе и значимости ЮВвО в истории сербского народа[187] показателен памятник Д. Михаиловичу работы белградского скульптора Драгана Николича, стоящий на Равна-Горе, в трогательном и величественном природном обрамлении, который необходимо увидеть каждому русскому туристу в Сербии. Скульптор изобразил Д. Михаиловича с высокой портретной схожестью, в английской форме и сербской шайкаче, которые он и носил в реальной жизни. Но вот на шайкачу ему скульптор поместил недичевскую кокарду — орла с сербским гербом. При установке памятника в 1992 г. вряд ли кто из сербской патриотической общественности одобрил бы настоящую кокарду, украшавшую головной убор генерала Югославского войска в Отечестве, — югославскую кокарду, с орлом, на груди которого был не только сербский герб, но и словенские звезды и даже… хорватская шаховница, ставшая излюбленным символом усташей. Интересно, что та же недичевская кокарда появилась и на восковой фигуре, сделанной уже в XXI в. и переданной в музей на Равна-Горе Министерством культуры Сербии пару лет назад.
