Дело-то в общем не так уж сложное, место определено быстро. Разбивай ратный лагерь и жди плоты. А для временной защиты воинского стана возводи земляной вал, по верху которого пойдет стена детинца. Но вся надежда более не на вал, а на лазутчиков, которых Корела рассылал на несколько десятков верст во все стороны.

А через неделю, когда причалили первые плоты в удобном затоне и начали возводиться первые дома плотницкими артелями, Корела предупредил Бельского:

— Возводи стену. Не каменную, как в Москве тебе наказали, а бревенчатую. Каменная — на долгие годы, а тебе теперь оборону держать. Я весть получил из Крыма: хан готовит на нас целый тумен.

— Разве у тебя есть там свои соглядатаи?

— Всего один глаз. Глаз побратима. В посольстве царевом оказался он. Телохранитель посла. Вот мы и не теряем друг дружку. И еще он весть дал, будто из Белгорода перебежал какой-то дворянин и о всех твоих, воевода, тайнах рассказал нойонам ханским. Не поверили те, пытали. Так и отдал неприкаянную душу свою Богу либо дьяволу. Хан теперь готовит посольство в Москву. Требовать станет, чтоб Азов не ставили бы заново и нашу крепость перестали бы строить.

— Ну, пока посольство станет разговоры разговаривать, мы стены успеем возвести.

— Не успеем. Посольство само по себе, тумен сам по себе. Вели срочно китаи сплавлять. Приткнем их к готовой уже стене и ими прикроемся. Глядишь, до подмоги выстоим.

Дельный совет. Очень дельный. Поняли срочность заказа и артельные в Белгороде, в Осколах. Плот за плотом с добротно сколоченными китаями из внушительной толщины плах причаливали в затоне. Их пока не ставили, продолжая спешно возводить стены, но Бельский определил каждому воеводе участки, на которых им своими силами (посохи-то нет) крепить китаи, за ними же и встречать штурмующих, когда крымцы полезут.

Месяц миновал. Добрая половина стены готова. Все чин по чину: заборолы основательные, городицы частые, бойницы удобные для рушниц и затинных пищалей. Хорошо бы еще покрупней пушки, но их обещали лишь месяца через два. Плохо, но выше головы не прыгнешь.

Из Белгорода весть: посольство ханское проследовало в Москву. Как утверждают приставы, не только с посланием от самого хана, но и от турецкого султана. Корела со своим советом:

— Что ж, пора китаи крепить и слать приказ резервам, чтоб готовы были по Донцу и Осколу в один момент скатиться. Мало будет насадов, ладей и учанов, пусть загодя юмов в достатке навяжут.

— А если не пойдут крымцы?

— Береженого Бог бережет.

Зашевелился ратный стан, готовясь к обороне. Поскакали гонцы в Белгород, в Кромы, в Корочи, в оба Оскола с приказами изготовить резервы к быстрому броску, и все же у Богдана теплилась надежда, что до возвращения ханского посольства налета не случится.

Напрасная надежда. Вот они, лазутчики на взмыленных конях. Одна группа за другой, и вскоре стало понятно, что идет не меньше тумена с намерением охватить новостройку подковой, перерезав и Северский Донец выше по течению, и Оскол до его устья. Выходит, узнали крымцы о резервной рати.

Бельский срочно зовет к себе Корелу.

— Успеешь послать своих казаков, чтоб проскочили к воеводам с предупреждением о маневре крымцев? Это очень важно.

— Еще бы не важно. Сегодня же шлю. Не проскочат на конях, на животах проползут. Самых бедовых выберу.

Через несколько дней противоположный берег Северского Донца начал заполняться черными сотнями, но почему-то они не спешили переправляться. В чем дело? Бельский собрал совет.

— Страху нагоняют, — определил воевода выборных дворян. — Глядите, сколько нас. Сомнем. Думаю, предложат без сечи сдаться.

— Вряд ли, — усомнился начальник наемников. — Скорее всего переправа их правей и левей. Пока мы будем на тот берег глядеть, они нас атакуют с боков. Где не стена, а китайные огороды.

— Слово настоящего ратника, — воскликнул Корела. — Лазутчиков нужно слать вниз по реке и вверх. Они могут под покровом ночи. Посему нам ночью не следует ловить ворон.

— На том и остановимся, — заключил Богдан. — Ночью такой порядок: половина ратников отдыхает, не снимая доспехов, половина бдит.

Меры правильные. Лазутчики без труда определили, где и сколько крымцев уже переправилось через реку, и донесли об этом воеводе, и оружничий решил повторить хитрость, примененную в сражении под Москвой: затаиться, вроде бы спят за китаями беспечным сном. Особенно предупредил ратников, каким места определены за китаями. Чтоб никакого шума, ибо, если крымцы полезут ночью, то уж точно не на стену, а на китаи, какие одолеть куда как проще. И еще Богдан сосредоточил за китаями основные силы и почти весь огненный заряд.

Ночь безлунная. Хоть глаз коли. Тихая-тихая. Дозорные вслушиваются в тишину до звона в ушах, чтобы своевременно уловить мягкую конскую поступь: татары наверняка обмотают копыта войлоком, и на мягкой траве стук копыт будет еле слышным. Но — тихо. Вот, однако, то в одном, то в другом месте появляются странные шорохи. Еще напряженней глаз, еще вострей ухо. Точно, подбираются татями. Пеше. Не на конях. Не густо их. И цель уже ясна: бесшумно перемахнуть китаи, налететь на спящих с саблями, поднять панику, открыв тем самым путь для конников, которые ждут сигнала.

Ну что ж, милости просим. Крепкие объятья ждут вас.

Но конников много. По тысяче с каждого бока. Туго придется, если хоть где-либо удастся прорубить брешь. А отбитая хотя бы часть стены — половина успеха в штурме.

Вот первый смельчак, взобравшийся на плечи товарища, ухватился руками за верх китаев, подтянулся, повременил, вглядываясь в темноту, ничего не заметил подозрительного и ловко перебросил себя через стену, не звякнув даже ножнами сабли. Он не успел даже пикнуть, не то, чтобы выхватить саблю, как голова его шмякнулась в примятую траву.

Несколько минут тихой возни почти по всему китай-городу, и вот — крик. Гортанный, предупреждающий: не смогли где-то справиться с татем бесшумно. Теперь жди, что предпримут конники? Кинутся с криками «ур!» на китаи или воздержатся от штурма, понявши, что они обнаружены.

Ни то, ни другое. Лавы, смешавшиеся с темнотой, выдали себя лишь глухим топотом копыт.

— Изготовиться, — тихо покатилось от ратника к ратнику. — Стрелять только в упор.

До настоящего штурма дело не дошло: атака крымцев захлебнулась перед китаями. Неожиданности не получилось, и крымцы, оставив трупы коней и всадников, откатились в ночную темноту.

Утром — белый флаг. Татары запросили на несколько часов перемирия, чтобы похоронить убитых. Вели переговоры воевода выборных дворян и казачий атаман. Они дали слово не стрелять при условии, что уберут и побитых коней, но главное, чтобы во время перемирия не переправлялись бы через реку основные силы татарской рати.

Условия приняты. Выигран полный день. Следующий штурм по всем расчетам дня через два. Пока переправится тумен, пока обложат недостроенную крепость со всех сторон — время протянется, а оно на руку обороняющимся.

— Выдюжим до подхода подмоги, — уверен Корела. — Никаких стенобитных орудий у них нет. Расчет у них был на легкую победу.

— Выстоим сколько потребуется, — уточнил начальник наемников. — Не можем не выстоять, если хотим остаться живыми.

С ним согласились остальные воеводы. Выход один — стоять насмерть.

К Богдану делегация от артелей. Сами артельные головы.

— Воевода, раздай и нам оружие с доспехами. Встанем у стен.

— Раздам, коль по доброй воле своей вы готовы встать с ратниками плечом к плечу. Но излишков у меня не очень много. На всех не хватит. Остальные, если готовы, топорами станут орудовать. Но пока делайте свое дело. Как потребуется, я позову.

Предположение, что татары попрут на штурм через два дня, не оправдалось. Они не спешили, уверенные, что помощь подойти осажденным не сможет, реки и дороги перекрыты, а продовольствия и воды за стенами наверняка не в избытке. Голод и жажда помогут штурмующим.

Вроде бы все верно, только их расчеты оказались пагубными для них. Верней даже — роковыми.