Помехой может стать Борис, теперь шурин Федора-царевича, но и он тоже смертен.
Все так, пока же стоит продолжить игру, не выделяясь из общей толпы, переживающей смерть царевича как свое личное горе. Вместе со всеми выстаивать многие часы в церкви, после чего за трапезный стол. Последняя, на девятый день, такая трапеза у самого архиепископа. На нее пригласили даже Горсея, не взяв во внимание, что он не из православных.
Джером Горсей не отказался, и там, за трапезным столом (а их с Богданом посадили рядом по левую руку архиепископа) они условились выехать из Ярославля через пару дней.
Конечно, два дня на сбор явно маловато, но слуги управились, проявив расторопность, к тому же имея всяческую поддержку наместника и воеводы, поэтому в назначенный час тронулись в путь, сопровождаемые несколько верст почти всей Ярославской знатью. На прощанье сделали малый привал, посошок на дорожку, и вот теперь можно без дневки ехать до самого до Сергиева Посада. Если Бог даст, то и без помех.
Четыре ночевки на постоялых дворах, и вот она — Лавра. Золотоглавая, обнесенная мощной каменной стеной. Отсюда слать гонца к царю и ждать его ответного слова. Сколь долго? Все теперь зависит от воли самодержца, от его настроения. Еще от глубины его горя. Скорее всего, пока не минует сорок дней, Горсея в Москву не позовут и, стало быть, торчать здесь, в Сергиевом Посаде, вместе с Горсеем и Богдану. А ему бы сейчас быть в Москве, разобраться во всем, что произошло и определиться. Возможно, даже начать противодействовать Годунову, настраивая против него и самого Грозного, и царевича Федора, которому теперь достанется царский венец — шапка Мономаха.
Теперешнее отсутствие его в Москве может дорого ему стоить. Каждый день Борис использует в своих интересах, приближаясь почти вплотную к трону.
Богдан понимал его, досадовал, однако, продолжал лелеять мысль оттеснить Годунова от трона, освободив для себя место.
«Оттеснить от трона — главное. А еще лучше, сослать бы его. Или казнить».
Сладость мечты. А вот сбыточна ли она? Годунов — хитрый лис. Он продумывает каждый свой шаг, каждый жест, не говоря уже о словах. Ни одного лишнего слова. Каждое к месту, каждое в угоду. Серьезный супротивник, как считал Бельский. Очень серьезный. Но и себя он считал не ниже Годунова. Его лоб, как он определял, тоже перстом не перешибешь.
Как часто люди заблуждаются, оценивая свои возможности, и это всегда приводит не к выгоде, а к печальному концу. Человеку, однако, не дано знать свою судьбу, и он даже не представляет, что и заблуждение его тоже определено судьбой. Рок ведет человека по жизни.
Впрочем, Богдану на этот раз вроде бы судьба улыбнулась: ответного царского слова ждать долго не пришлось. Гонец вскорости прискакал в Лавру и передал волю царя: выезжать немедленно, в пути поспешать. В Мытищах ждать встречающего поезда.
Гонец остался при Горсее, чтобы при подъезде к Мытищам ускакать в Кремль с докладом Грозному о приближении посланца королевы английской к условленному месту для торжественной встречи.
Как понимал Богдан, царю не терпится узнать, как отнеслась Елизавета Английская к его сватовству, и это оказалось сильнее горя по утрате сына.
В Мытищах им не пришлось ожидать встречного поезда, наоборот, встречный поезд ожидал их, что удивило даже Горсея. Обычно даже посольства тех стран, с которыми ищут дружбу, выдерживают в Подмосковье не менее двух-трех дней, а тут — вот она, раззолоченная коляска с шестеро кой белых красавцев цугом. Еще одна коляска, тоже с шестеркой цугом, только не белых лошадей, а буланых, для Богдана. Выходит, с этой минуты он не пристав, а почтенный царедворец.
В приставах — пара знатных дворян. Они в парадной одежде. С ними сотня стрельцов на вороных конях. Тоже при параде.
— Царь Иван Васильевич, самодержец Российский, велел доставить вас к нему для уединенной беседы. И тебя, посланец английской королевы, — низкий поклон Горсею, — и тебя, оружничий, — такой же низкий поклон.
На высоте блаженства Бельский: только любимцев своих вот так привечает Грозный. Выходит, приблизил к себе, как прежде держал у сердца Малюту.
«Вот теперь уж точно очинит боярством».
Вновь неоправданные надежды. Хотя доверие со стороны Грозного оказано полнейшее, к нему отнеслись не так, как обычно бывает с приставами: привез подопечного к царю — свободен. А тут обоих к себе. О многом это говорит.
Иван Васильевич встретил Горсея и Богдана дружелюбно, пригласил садиться, и Бельский подумал, что при нем царь выслушает англичанина, какого товара и сколько он привез, какова оплата за доставленный по заказу груз, затем его попросят оставить их одних, однако, вышло не так. Горсей назвал сумму — Грозный заявил:
— Покончим когда со всем, пойдем в казнохранилище, где сразу же получишь полный расчет. А теперь давай о главном: каков ответ Елизаветы?
Бельскому не указали на дверь, и он воссиял душой.
«Такое доверие! Приближен к трону вплотную!»
— Королева моя, — Горсей встал при этих словах, встал Бельский, привстал даже царь, — дай ей Господь здоровья, не против сближения через семейные узы, но она предлагает в жены тебе, государь великий, юную красавицу королевской крови, двоюродную свою племянницу Мери Гастингс.
— Какова она собой?
— Я же сказал: красавица. Стройна. С великолепными манерами, лицом пригожа. Красотой она затмевает многих придворных дам, а при дворе Елизаветы собран цвет женщин Англии. Вот и суди, какова будущая твоя жена, если сговор состоится. Вскорости после меня из Лондона, тоже на кораблях, выедет посол Ее Величества Елизаветы сэр Уильям Россел из очень знатного рода. Ему, как я осведомлен, поручается вести переговоры о государственных делах и, как изволила выразиться моя королева, о делах тайных. Он уполномочен окончательно решить все дела на благо Англии и Руси. При нем, как и об этом мне стало известно, будет два письма лично от королевы. Я позволю дать тебе совет, государь всей Руси, пошли теперь же встречать посла в Архангельске.
«Сейчас повелит мне ехать. Для того и зван сюда», — с неудовольствием подумал оружничий, но услышал иное, к своей радости.
— Пошлю непременно, — и к Бельскому: — Передай мое повеление дьяку Посольского приказа, пусть готовит приставов. Не менее двух. Из знатных родов. О них доложишь мне самолично, и если мне будет угодно, я соглашусь. Теперь же — в казнохранилище.
Ничего подобного прежде Богдан не видел. Нет, не о количестве золота, драгоценностей, мехов и одежд дорогих, доспехов парадных — у него у самого казна довольно внушительная. Конечно, с царской ей не сравниться, но все же она у него даже не из средних среди боярских. Покруче будет замес. Поразило Бельского изменение в настроении Грозного, когда они спустились в хранилище: он буквально преобразился, глаза вспыхнули жадным блеском, и он стал похожим на орла, готового к смертельному броску, ради спасения своего гнездовья. Казалось, вот-вот он заклекочет и, сложив крылья, стремительно понесется на врага.
Но кто враг?
И вдруг, совсем неожиданно и моментально лицо государя стало задумчивым и, можно сказать, лицом мудреца. Он прошел к висевшей на стене цепочке из намагниченных иголок и заговорил, вроде бы забывши, чего ради он привел Горсея в хранилище. Впрочем, не без хитрости же: пусть поглядит на богатство русского самодержца. Пусть и послушает.
— Известно, в магните великая тайна. Вот эти иглы сцеплены невидимой силой, не прикрепленные ничем иным друг к дружке. Магнит имеет такую силу, что держит в воздухе железный гроб пророка Магомета в его гробнице. Вот и я мечтаю, чтоб и для меня была сооружена такая же гробница. Пока у меня нет много магнита, то что имею, не удержит в воздухе мой гроб. Вот соберу скоро достаточно, обязательно пошлю в Персию за мастерами, знающими тайну чудесной силы.
Грозный пошагал к дальней стене просторного помещения, и хранитель казны предусмотрительно открыл дубовый ларь. Значит, царь не первый раз приводил сюда гостей, и его пояснения были однообразны, к чему хранитель уже приспособился.
