Прошло еще не менее получаса, прежде чем они добрались до конечной цели. Пьетро, которому уже изрядно надоело это бесцельное блуждание, уже начал было подумывать, что ему дали ложные сведения.

Солнце склонилось к горизонту.

Перед ним в вечерних лучах предстала церковь Санта-Мария Новелла.

Карлик нырнул внутрь, прошел в двойные двери с витражами в готическом стиле над ними и греко-римским куполом. Забавное сочетание, придававшее базилике уникальность. Пьетро некоторое время постоял перед залитым светом фасадом из черно-белого мрамора, казалось, еще хранящим каменную подпись Альберти. Некогда старая ветхая церковь, отданная доминиканцам, когда те обосновались поблизости, теперь Санта-Мария Новелла могла посоперничать красотой и роскошью с собором. Ей доводилось принимать римских пап. Здесь даже проходил собор, когда была предпринята тщетная попытка объединить Восточную и Западную церкви.

Пьетро, стоя на паперти, откинул полу плаща и тронул эфес шпаги.

Затем глубоко вздохнул и двинулся вперед.

Высоко в небе над Санта-Мария Новелла начали собираться облака.

Пьетро со скрежетом распахнул обе створки дверей.

И снова замер.

Потребовалось несколько секунд, чтобы глаза привыкли к полумраку. В глубине, в конце трансепта[33], находился человек. Карлик стоял с ним рядом и что-то ему шептал. Повинуясь жесту мужчины, он повернулся к Пьетро, кивнул и исчез в тени.

Дьявол тоже повернулся и застыл неподвижно.

В дверном проеме на свету четко вырисовывался силуэт Черной Орхидеи. Его рука по-прежнему лежала на эфесе шпаги.

Мужчины некоторое время хранили молчание, затем по базилике разнесся голос Пьетро:

— Почему?

Снова повисла бесконечная тишина. Пьетро повторил вопрос:

— Эмилио… почему?

«Я был тем, что есть вы, вы станете тем, что есть я». Такая вот сентенция была написана над скелетом, изображенным в «Троице» Мазаччо — должно быть, первом крупном произведении, где использовались принципы перспективы. Пройди Эмилио по ней, по третьему ряду левого бокового нефа базилики, вот уж получился бы потрясающий эффект: можно было легко себе представить Дьявола сидящим над вон тем гримасничающим Тщеславием и спрыгивающим с фрески, чтобы испоганить святое изображение.

— Почему, Эмилио? — снова повторил Пьетро, шагая между колонами трансепта.

Виндикати улыбнулся и произнес:

Пьетро, медленно шагая по трансепту, между колоннами, продолжил:

Он не сбавлял шага:

Пьетро наконец остановился.

Виндикати стоял на верхней ступеньке главного алтаря, Пьетро — в нескольких метрах от него, чуть ниже.

— Люцифер, — улыбнулся Виндикати.

И развел руки, как церемониймейстер.

— Добро пожаловать в базилику Санта-Мария делле Вине. Ты знаешь, что таково ее изначальное название? Новелла заменила старую молельню Санта-Мария делле Вине. Я вырос в Венеции, Пьетро… Но родился я здесь. Во Флоренции, на родине моих великих вдохновителей, Данте и Медичи… Но ты, должно быть, забыл об этом. И вот мы встретились в базилике, мой друг, примерно так, как расстались… В доме Бога ты встретил Люцифера. Довольно пикантно, как думаешь? Я вижу, Феодор без труда привел тебя…

Пьетро услышал за спиной скрежет и обернулся. Упомянутый Феодор закрывал двери Санта-Мария Новелла. Он с грохотом опустил деревянный брус и защелкнул металлические засовы.

Пьетро поднял бровь и повернулся к Эмилио:

— Я верил тебе, Эмилио. Той ночью в Сан-Марко я…

— Ах, Пьетро! Ты подарил мне такие приятные моменты. С того самого дня, как вытащил тебя из Пьомби, я знал, что ты будешь слеп, неизбежно слеп… До того момента, когда ты поверил, будто видел мою смерть. Один из моих Стригов хорошо справился с ролью Люцифера, тогда как я прикидывался агонизирующим у тебя на глазах… Но они так и не нашли моего тела, Пьетро. А ты, ты рыскал повсюду и никак не хотел остановиться. Ты вызвал у меня восхищение. Ты был — и есть — самый лучший. Я это знал… Всегда это знал. И это делает мое поражение менее горьким. Ты был моим самым ловким трюком и самой большой ошибкой. А я был твоим проводником, твоим Вергилием в аду, и твоим венецианским Дьяволом. Две стороны одной медали. Ты никогда не задумывался, что Вергилий, тащивший Данте в дебри его души, не кто иной, как очередная ипостась Люцифера, зло, живущее в его собственном разуме? Разве не спасет Вергилий поэта, показывая ему все грехи человечества?

— Но той ночью, Эмилио… Той ночью в Сан-Марко… Почему ты меня не убил?

— Свидетель, Пьетро! Мне требовался непосредственный очевидец моей смерти… Весьма иронично было выбрать тебя на эту роль, верно? Мой план выполнялся как по нотам. И вот ты в конце своего пути, Пьетро Виравольта де Лансаль, ты, которого мы вместе окрестили Черной Орхидеей… В последнем круге. Но ты ведь уже догадался, да? Тот, что из круга девятого, Пьетро… Это ты. Кто лучше тебя подходил для моей игры и был бы самым хорошим инструментом для столь рискованного предприятия? Черная Орхидея! Уже легендарная! И в тебе одном заключались все те грехи, на которых я и построил свою игру: атеист, сластолюбец, известный бабник, гурман, игрок, шарлатан, лжец, распутник, бретер — и это еще не конец списка! Представь, как мне было приятно победить ветшающую Венецию, воспользовавшись тем, кто мог бы послужить ее эмблемой! Да, Пьетро, ты! Ах, какое же это было удовольствие! Я все знал и о тебе, и обо всех прочих: Совет десяти и Уголовный суд всегда шли рука об руку, и единственное, что от меня требовалось — это справиться обо всех, причем с полного благословения Лоредано и советов! На них на всех были досье: на Марчелло, на священника из Сан-Джорджо, на Кампьони с Лучаной, астролога Фреголо… Все они пешки, как и ты. Так что я без проблем отслеживал ваши малейшие телодвижения… Трех капитанов Арсенала запугали, Викарио вместе со мной держал в руках цеха. Да, у нас на руках были все карты.

Пьетро покачал головой. В глазах Виндикати горел безумный огонек.

— И ты подумал, что сможешь скинуть Лоредано…

Виндикати насмешливо улыбнулся:

— Брось, Пьетро… Разуй глаза! Из уст человека, которого республика посадила в Пьомби и обещала еще худшую кару, это звучит смешно! Ты же видел этот карнавал! Вот во что мы превратились! Карнавальные марионетки, которыми управляют и руководят марионеточные же власти! А я был королем одной из властных структур, Пьетро. Совета десяти… Тайных. Самого худшего и самого лучшего из всех. Но подумай на минутку о том, какой сейчас представляется Венеция миру! Фальшивый город, который вот-вот поглотят волны, где уже давно царят лишь разлад, коррупция, обман, тайные сговоры и интриги… Мы уничтожили равенство между аристократами и, отказываясь насаждать необходимую власть, способствовали другому виду непотизма[34]! Непотизму сената, обладающего всей полнотой власти, который отродясь не породил ничего великого!