Бросив беспомощный взгляд на графиню, служанка вышла; Фукс небрежно швырнул свою помятую шляпу на один из мраморных столиков и опустился в кресло.
— Не правда ли, графиня, вы вполне одобряете мой образ действий? Вы одобрите его еще больше, когда выслушаете меня. Надеюсь, вы не в претензии, что я осмелился потревожить вас в такой поздний час, но смею думать, что заслужу с вашей стороны некоторую благодарность за участие, которое я принимаю в вас!
Леона, следившая за всеми его движениями, не находила слов от удивления и возмущения.
— Я ужасно устал, сударыня! — сказал Фукс, принимая в кресле расслабленную позу.— Садитесь и вы, разговор предстоит долгий. Я пришел сообщить вам кое-что, и эта новость требует спокойного обсуждения — ваши дела, как и мои, очень плохи!
— Вы меня удивляете, милостивый государь. — надменно произнесла Леона.
— Это немудрено, сударыня! Судя по всему, вы не знаете многого из того, что мне давно известно.
— Что вы имеете в виду, милостивый государь?
— Ваш тон удивляет меня. Или, может быть, неверны слухи, распространившиеся в Париже, будто состояние графини Понинской находится в сильном упадке и Ангулемский дворец будет продан с молотка?
Мертвенная бледность покрыла лицо Леоны, но она всеми силами пыталась скрыть свое волнение.
— Ваши слова, кажется, имеют целью испытать мое спокойствие. Кто же осмелился распространять эти слухи об Ангулемском дворце?
— Хорошим друзьям поверяют самые горькие тайны, недоступные посторонним, не так ли, графиня? — саркастически произнес Фукс.
— Эти слухи завтра же будут опровергнуты бароном! — воскликнула графиня.— Он-то сумеет защитить меня.
— Бароном? — переспросил Фукс, злорадно усмехаясь.— О каком бароне вы говорите, сударыня?
— О бароне Шлеве, всегда ведающем всеми делами Ангулемского дворца.
— Если вам угодно, сударыня, справиться кое о чем в аду,— сказал Фукс, потешаясь над возрастающим удивлением графини,— тогда вы, конечно, могли бы поручить это барону, но земные дела его, к сожалению, закончились несколько дней назад.
— О чем вы говорите,— промолвила графиня, меняясь в лице,— я вас не понимаю…
— Вы, кажется, не знаете, сударыня, что ваш друг барон Шлеве несколько дней тому назад погиб страшной смертью от руки человека, преследовавшего его по приказу князя Монте-Веро?
— Он умер? — с ужасом воскликнула Леона. — Ложь, это невозможно!
— Вас это, кажется, очень огорчает,— с величайшим спокойствием произнес Фукс,— и потому весьма сожалею, что должен сообщить вам это известие; сожалею тем более, что понимаю, насколько важны для вас последствия этого события. Но сообщение мое верно, в нем нет ни капли лжи! Я был уверен, что вам уже все известно, так как завтра барона хоронят.
При этих словах Леона быстро провела рукой по лбу, невольно показывая, какое впечатление произвело на нее это известие. Графиня не могла свыкнуться с мыслью, что единственного человека, на которого она всегда могла надеяться в стесненных обстоятельствах, более не существует, а помощь его нужна была графине именно теперь, когда финансовые дела ее находились в полном расстройстве. Эта гордая женщина, никогда не нуждавшаяся ни в чьем совете, теперь побледнела и готова была упасть без чувств… Но она собрала все силы, не желая показывать свою слабость, темные глаза ее снова засверкали, а лицо приняло прежнее холодное выражение.
— Вы, кажется, знаете все!— сказала она тихо, с прежним надменным выражением.— Так скажите же мне, кто это сделал, кто виновник внезапной смерти барона?
— Вы еще спрашиваете, сударыня? Тот человек, во власти которого находимся мы все.
— Князь?…
— Князю Монте-Веро дозволено поступать с нами, его врагами, по своему желанию и усмотрению — он вправе нас сослать, казнить, четвертовать и все, что ему вздумается!
Леона с удивлением смотрела на человека, который в эту минуту еще мог шутить.
— От кого же князь получил такую власть? — спросила она с презрением.— Мне кажется, что сейчас не самое подходящее время для розыгрыша!
— Избави Бог, я не шучу, сударыня, мое время слишком дорого! Это последняя ночь в Париже, когда я нахожусь в относительной безопасности. Проклятый негр князя, как я слышал, уже узнал, что я спасся вплавь с корабля, подожженного мною в честь князя и его спутников. Право наказывать всех нас по своему усмотрению ваш бывший супруг получил от императора, и вот вам первое доказательство серьезности его намерений — барон, которого уже завтра опустят в могилу. Кто следующий на очереди, вы или я, об этом знает только небо… и князь!
— Если вы говорите правду…— прошептала Леона дрожащим голосом; при этом известии она чуть не лишилась чувств.
— Я убедительно прошу вас, сударыня, не тратить время на сомнения, а как можно скорее позаботиться о собственной безопасности. Нам остается только одно — бежать.
— Бежать? — повторила Леона с презрением.— И это говорит тот самый Фукс, который когда-то клялся мне обезвредить князя?
— Я сделал все, что мог, но вместо того, чтобы добиться успеха…
— Вы вели себя так, будто были подкуплены князем,— перебила Леона своего улыбавшегося гостя, будучи не в состоянии скрыть волнение.— Способствовали только тому, чтобы все удавалось князю! Он нашел свою дочь, нашел ее ребенка…
— И потерял мальчика! Это действительно было единственным, что мне удалось сделать. Все мои старания вредить князю оказывались напрасными, хотя я часто рисковал жизнью. Но не станем терять понапрасну дорогое время, сударыня! Сейчас есть дела поважнее. Я повторяю, что вам необходимо бежать, и бежать немедленно!
— У вас уже, кажется, готов план; расскажите!
— План этот касается вас и меня.
— Мне находиться в вашем обществе? — чуть заметно поморщилась Леона.
— Да, разумеется! Вам придется решиться на это, сударыня, как бы неприятно вам это ни было. При необходимости мы вынуждены иногда оставить гордость в стороне!
— Говорите, я готова на все!
— Без сомнения, у вас есть достаточно средств для бегства в Северную Америку; несколько сотен тысяч франков, я полагаю, будут достаточной суммой. Ведь нам много не потребуется, сударыня.
— Дальше, дальше,— торопила Леона.
— Обычным путем бегство для нас невозможно, так как везде находятся полицейские шпионы. Мы обязательно попадем в их руки, если поедем обыкновенным кораблем. Следовательно, чтобы обмануть шпионов, нам надо решиться на отчаянный шаг.
— Надеюсь, по крайней мере, что ваш новый план лучше прежних, никогда вам не удававшихся.
— Я надеюсь, что он спасет нам жизнь. Не забудьте, что мы отправляемся вместе!
— Так в чем же заключается ваш отчаянный план?
— В двух словах, все очень просто. Мы должны использовать бриг князя, стоящий на якоре в Гавре.
— «Германию»? Это безумная мысль!
— Для трусов — да. Но позвольте мне подробнее разъяснить вам положение дел, и тогда вы наверняка со мной согласитесь. Не забудьте, сударыня, что все дороги для нас закрыты, а это весьма важно. Поедете вы по железной дороге — непременно попадетесь полицейским агентам. Возьмем мы экстренный дилижанс — нас неизбежно арестуют на первой же станции. На всех дорогах, во всех гаванях, по всей границе расставлены шпионы, имеющие приказ арестовать нас; мы не уйдем от них даже с подложными паспортами, так как всем розданы наши портреты. Видите, как стараются нас поймать! А о «Германии» никто и не подумал! Она стоит в Гавре, ожидая приказания князя. Никто из экипажа не знает нас в лицо; они немедленно повезут нас в Кале или Лондон, если мы покажем старшему помощнику письменное распоряжение князя, и никто не подумает воспрепятствовать отплытию «Германии», тогда как все другие суда подвергаются тщательной проверке!
— Но ведь это невозможно, где же мы возьмем письменное распоряжение князя?
— Когда речь идет о спасении своей жизни, сударыня, тут не может быть ничего невозможного. Вы хорошо знаете почерк вашего бывшего супруга — так напишите на бумаге следующие слова: «Податели сего должны быть немедленно перевезены в Лондон.» И даю вам слово, что через несколько дней мы ступим на английскую землю. Герб князя все тот же, я видел его на вашем перстне; приложите к письму эту печать, а дальше вполне можете положиться на меня; я доставлю вас в Гавр, и мы тотчас же отплывем на «Германии».
