Замок Монте-Веро, романтично стоявший на горе у опушки леса, представлял собой большое продолговатое четырехугольное здание. Он был построен по образцу немецких замков, со множеством высоких окон и башнями по углам.

По одну сторону от него тянулись огромные конюшни, а позади стоял высокий бельведер, с которого можно было обозревать окрестные луга и поля. С тех пор, как гости и новый владелец Монте-Веро прибыли в замок, на бельведере развевался черный флаг. Замок делился на четыре больших флигеля, которые соединялись коридорами. В середине замка была высокая часовня, золотой купол которой возвышался над крышей. Правый флигель предназначался для императора, комнаты которого открывались только тогда, когда дон Педру II навещал графа Монте-Веро, за правым флигелем помещался флигель для гостей, налево был флигель графа, а за ним четвертый флигель занимала прислуга.

Покои императора соединялись с покоями графа балконом, украшенным тропическими растениями и возвышавшимся над порталом. Его поддерживали мраморные колонны. На балкон из обоих флигелей выходили высокие стеклянные двери.

По балкону, защищенному навесом от палящего солнца, часто прохаживались император и граф Монте-Веро. Оба они не только внешне, но и внутренне походили друг на друга. На этом балконе, в благоухании цветов, нередко развивались идеи и принимались решения, которые должны были послужить благоденствию не только обширных владений Монте-Веро, но и всего громадного государства.

Император и граф Эбергард были давними, искренними друзьями и нередко в тяжелые дни поддерживали друг друга. Кроме того император был исполнен благодарности к Эбергарду, которому был обязан спасением жизни.

С балкона открывался прекрасный вид на аллеи и высокие деревья парка, сливавшегося с лесом. По обеим сторонам подъездной аллеи среди клумб были устроены покрытые ракушками и увитые растениями гроты и беседки.

Фронтон замка украшал герб, загадочный для каждого вновь прибывшего, но полный глубокого смысла: золотое солнце, на нем черный крест, а под ним череп.

С тех пор как на бельведере развевался траурный флаг, в Монте-Веро царили грусть и уныние.

На громадных полях среди кофейных деревьев, на плантациях сахарного тростника и хлопчатника, где обыкновенно слышались веселые песни работников, была мертвая тишина.

Молодой сеньор, явившийся в Монте-Веро в качестве сына и наследника покойного графа Эбергарда, о чем свидетельствовали привезенные им документы, и добившийся с помощью Черной Эсфири и Фукса посещения императора, желавшего услышать подробности смерти своего дорогого друга,— Конде уже не раз побывал во всех концах своих обширных владений, сопровождаемый своей прекрасной гордой невестой и ее мнимым отцом. Он преследовал при этом двойную цель: показываясь чаще своим подчиненным, он приучал их к мысли видеть в нем своего господина и в то же время торопил своих управляющих скорее предоставить ему деньги.

Настоящие сокровища и драгоценности, на которые метили эти отчаянные мошенники, были опечатаны судебными чиновниками, пока, согласно бразильскому закону, не подтвердятся права молодого графа Монте-Веро на наследство. Преступники еще не знали последствий своего предприятия, успех которого все еще зависел от графини Понинской и барона Шлеве. Однако жулики уже были близки к цели, уже видели блеск богатства, на которые покушались. Их обнадеживало то, во что они сами не могли поверить,— им удалось обмануть императора Педру, этого умного, но слишком доверчивого человека. Они должны были решиться на этот обман, так как император, узнав о смерти Эбергарда, пригласил их к себе, и это грустное известие тронуло его сильнее, чем ожидали мошенники. Предосторожности Фукса, внезапно превратившегося в господина, который занялся во время путешествия изучением португальского языка, увенчались успехом, как и вообще все, что предпринимал этот человек. В случае надобности Фукс обретал изящные манеры, так же как и Рыжий Эде, который в настоящее время выглядел истым сеньором.

При аудиенции император подал молодому графу Эдуарду руку, выразил соболезнование и уверил в своей благосклонности, и молодой граф с поистине рыцарской ловкостью преклонил перед императором колено и поцеловал ему руку. На прием вместе с новоиспеченным Монте-Веро явились также господин Ренар и его прекрасная черноглазая дочь донна Корнелия, которую Эдуард представил императору как свою невесту и которая произвела на него глубокое впечатление.

Когда же император приехал в Монте-Веро и посетил этих наглецов, не подозревая, какую громадную услугу оказывает им своим посещением, преступники были почти уверены в удаче своего неслыханного предприятия, и только одно тревожило их: управляющий Шенфельд, который отправился в Европу и мог прибыть в Монте-Веро прежде, чем они успеют скрыться со своей добычей.

Прошло уже более четырех недель с тех пор, как они поселились в Монте-Веро, а судебная комиссия все еще медлила с формальной передачей владений. Шенфельд, как узнал Фукс, на лучшем пароходе выехал из Бразилии и, по его расчетам, давно прибыл в Гамбург, так что, возможно, Эбергард уже был на пути в. Рио. Если он прибудет прежде, чем им удастся завладеть его богатствами, то дело проиграно и они обречены на гибель! Поэтому надо было во что бы то ни стало не только ускорить отъезд, но и сделать так, чтобы Эбергарда уже никогда больше не видели в Монте-Веро, а для этого было только одно средство — убить его и тем самым исключить всякое серьезное преследование.

С этой целью Фукс и отправился в Рио. Опытный преступник, он сам превосходно владел всяким оружием, но тут должен был быть предельно осторожен, так как Эбергард знал его в лицо, а потому, услышав в городе о Марцеллино, он тотчас увидел в нем исполнителя своих планов. Читатель уже знает о разговоре Фукса с Марцеллино. Черный убийца пришелся Фуксу по вкусу, и белый убийца уже втайне радовался, что графу Эбергарду не избегнуть руки негра.

Прошло несколько дней с того вечера, когда Фукс вручил Марцеллино обещанный задаток.

Ночная тишина стояла над замком Монте-Веро; его высокие окна и река, что протекала неподалеку от парка, серебром блестели в лунном свете.

Почти неслышно раздвигая ветки кустов, через парк пробиралась женская фигура.

— Ты ли это, Маранга,— послышался низкий голос из кустов, что отделяли клумбы от высокой стены неподалеку от широких ворот.

Девушка в испуге остановилась. В эту минуту луна осветила ее лицо — это была одна из тех светлых удивительной красоты мулаток, за которых в Бразилии платили бешеные деньги. Особенно хороши были ее большие блестящие глаза. Роскошные густые волосы девушки прикрывала фантастически повязанная яркая косынка. Ее шея и плечи были открыты, корсаж стягивал тонкую талию, пестрая юбка спускалась до колен, оставляя обнаженными прекрасные ноги шестнадцатилетней мулатки.

Граф Эбергард купил Марангу на рынке невольников в Рио-де-Жанейро, и она исполняла с малолетства обязанности садовницы.

— Маранга, ты ли это? — повторил голос.

— Антонио? — спросила мулатка по-португальски.

— Ты узнала мой голос, прекрасная парда[9],— проговорил знакомый нам погонщик мулов, раздвигая ветви и подходя к Маранге.— Ты не испугалась?

— Немного испугалась, я не знала, что ты уже здесь.

— Да, на этот раз я поспешил вернуться назад, но все же меня кое-что задержало.

— Ты говоришь загадками.

— Господин Ренар в замке?

— Нет, его ожидают ночью.

— Значит, он в Рио?

— Не знаю, Антонио, но ты говоришь так взволнованно.

— Да, бьюсь об заклад, с негром Марцеллино говорил Ренар. Я предчувствую недоброе. Этот человек мне не нравится, следовало бы предостеречь молодого сеньора Конде.

— Не делай этого, Антонио, молодой сеньор Конде…

— Ну, говори, говори…

— Я слышала голоса и шелест платья вон в тех кустах, наверху,— отвечала Маранга шепотом.

— Нас здесь не видно. Что ты хотела сказать мне о графе Эдуарде?