— Олежек, ты там с кем разговариваешь? Через меня смотришь, через мои глаза, а не на меня и не в меня, а ещё куда-то. Мне страшно стало. С тобой всё в порядке? Или чего не доброе надумал? Смотри глупостей не наделай, я ведь ещё однозначно не решила с кем мне остаться с ним или с тобой, но точно только не одной.

Я смотрел в её глаза и спрашивал себя: Сколько я без тебя протяну? Да разве жизнь это будет? Нет, это уже будет не жизнь, а существование с регулярным возлиянием, крыльев уже не будет, будут только крылышки, да и те опустятся. Человеку тогда уже не до полётов высоких, он по земле ползает, в грязи копошится. Нет уже ни сил, ни желания в небесах летать, не для кого и не для чего. Ни сил, ни желания, ни стремления, остаётся лишь одна досада и разочарование. Вот и думай сама, если меня не будет, так зачем же мне подлецов оставлять? Пусть сгинут во тьме навечно, откуда пришли туда и уйдут.

Мои грустные размышления прервались Наташкиным продолжением нашего диалога.

— Гриша за мной так настойчиво ухаживал, такие песни под гитару пел. Я про него всегда всё отцу рассказывала, как да что у нас с ним.

— Песни он тебе пел это точно, торопился успеть заполучить тебя до моего возвращения из армии и всё ж на полмесяца опередил. А теперь поразмысли, как он у твоего батюшки снискал такое расположение всего за несколько месяцев, ведь полгода даже не прошло с того момента, как вы познакомились до того как поженились.

— Ну да, отец как-то медлил, не торопил меня, хотел, что бы я осенью к тебе в гости съездила. Он всегда говорил: «В Москве до врачей ближе».

— Гриша мне предложение сделал, дату свадьбы назначил. Твоих писем не было, вот он и не захотел свадьбу расстраивать твоим последним письмом.

— Ладно, что былое ворошить, как оно там было. Только помни всегда: купили они тебя, как товар на базаре, и ни когда об этом вслух не скажут, потому, что подлость совершили. Кто ж добровольно признается, что падла он? Ни кто и ни когда! Других обвинять только будут во всех грехах. Ворон — ворону глаз ни когда не выклюнет и подлец всегда покроет подлеца.

— Крепко ты по ним прошёлся, остынь, одни мы здесь с тобой.

После этих её слов я крепко прижал Наташку к себе, стиснув что было сил, чтобы уже больше не отпустить её ни куда и ни когда.

— Ты что?… Поосторожней, всё ж не вдвоём!

Улыбнувшись: — А ты говорила одни. (Смех, улыбки, поцелуи.)

— Ладно, заговорились мы с тобой, я всё же на учёбу сюда приехала, пойду обратно в класс лекцию конспектировать. Ещё полтора часа занятия будут длиться, ты по городу погуляй, а потом подходи. Только не опаздывай и ко входу близко не подходи, что б нас ни кто вдвоём не видел. Лучше вон там меня жди, у тех деревьев, здесь у них большой сквер, туда ни кто из наших не заходит, все сразу на трамвай и разъезжаются кто куда.

На том и разминулись часа на два, она пошла обратно в класс,

учиться, а я пошёл осматривать близлежащие местные достопримечательности. И как оно ни странно третье строение, после вокзала и павильона «Цветы Украины», которое я посетил по приезду в стольный град Киев, был Православный Храм. Тогда я ещё не был крещёным человеком, но вопросами религии и веры интересовался всегда.

Я бродил по просторному храму почти один, вечерняя служба ещё не началась. Вошёл в один из залов, подошёл к большой иконе, она как будто сама меня позвала. С неё на меня смотрела молодая девушка, они с Наташкой были наверно одного возраста. Я ощутил какое-то странное ещё не знакомое чувство. Вдруг стало спокойно, куда-то ушли все мои заботы, тревоги, переживания, это было какое- то странное состояние, будто я в ином мире, где нет ни забот, ни печали, ни ненависти, ни зависти, ни подлости, это было что-то совсем другое, отличное от нашего мира. Вот она Благодать Господня, снизошла на меня.

Я стоял как вкопанный, ни шевельнувшись, и все смотрел на неё. Надо же, все «сказки», которые я когда-то слышал, оказывается, существуют на самом деле. И только иногда Высшие Силы показывают нам что-то, ещё не ведомое нами на короткое мгновение. С портрета на меня глядели грустные глаза, добрые и одновременно грустные. Что это, ей жаль меня? Да уж верно, мне тоже жаль себя за свою глупость. Когда-то я думал: «Выходишь замуж, ну и чёрт с тобой, а он-то действительно был с ней рядом и вёл под венец. Но не в храм, туда чертям дороги нет, а в ЗАГС, проторенным путём.

А теперь хоть лбом об каменный пол стучись, всё равно ни чего в прошлом не переиграешь. Но настоящее ещё можно изменить, пока оно пластично, пока любовь ещё жива. Пока Наташка ещё не родила — надо хватать её в охапку и тащить к себе домой. Но только тихо, без скандала, без шума и главное без лишних слёз раскаяния перед дитём уже рождённым. Первый ребёнок — наследует род отца. Если, из поколения в поколение у них подлость передаётся, тоже будет и в его ребёнке. Вот пусть сами свою «кровиночку» и воспитывают, вырастит, ума обоим добавит, то поделом им будет. Деньги у них есть, ни в чём отказа ребёнку не будет, любая прихоть будет исполнена. Хотели продолжение рода — получите, тютюшкайтесь в удовольствие. Пей, Гриша, горькую, то, что ты мне с твоим отцом готовили, вам же возвращаю с превеликой радостью, от всего чистого сердца. Не пьёшь, говоришь? А куда ты денешься, когда вся станица на тебя будет пальцем показывать и смешки с «подковырками» отпускать. Делать будешь хорошую мину при плохой игре? А после работы тоску заливать, потом с утра начнёшь «поправляться». В город захочешь смотаться? Это вряд ли, там ты ни кто, там у начальников свои сыновья есть. А ты хочешь быть первым, вот и будь первым парнем на деревне, возьми всё своё, отдай мне всё моё и оставь нас с Наташкой в покое. Аминь!

Я уже нёсся галопом обратно в сквер, что напротив учебного павильона. Гляжу, Наташка руки в боки поставила и готовится выговор за опоздание делать.

— Ну что такое, четверть часа как одна в тёмном парке, всех подруг на остановке по трамваям рассадила, а тебя всё нет и нет. Тут народ усатый подходит, знакомиться предлагает, ты смотри не опаздывай… (При этих словах коварно состроила глазки, и её улыбка плавно перешла в звонкий смех).

— Не поверишь, Наташка, в Храме был, с иконой разговаривал. Прямо чувствовал, что живая она и глаза у неё добрые-добрые! Что-то сказать она мне пыталась.

— Ты видно точно не в себе с дороги, если говоришь, что разговаривал, а о чём не помнишь. Так ведь не бывает.

— Нет, говорят, что бывает, когда подсознание разговаривает с подсознанием. Тогда вроде бы знаешь, что разговаривал, а вот о чём не помнишь.

— Ладно, пойдём отсюда подальше, что б не увидели нас.

— Чего ты так боишься, что кто-то нас увидеть должен?

— У Гриши в этом городе друзья есть, вдруг кого попросил приглянуть за женой своей, да и приехала я не одна, а с сотрудницей, довесок дали, чтоб приглядывала.

— Ты ж её спровадила, говоришь.

— Кто ж её любопытную знает, вдруг на следующей остановке сошла и обратно пёхом вернулась. Чего если разнюхает, то все знать будут, а ей ещё и премию выпишут.

— Ну и пусть знают, хрен с ними. Если паспорт с собой едем в аэропорт и летим отсюда ко мне, пока супруг твой не явился и тебя обратно не увёз.

— Не явится и скандалить не будет, он тоньше работает, у него в блокноте даже твой телефон записан — это чтобы знать, где жену искать. Этот сплеча не рубит, всегда с отцом советуется. Тот по этим играм спец. Он хочет, чтобы я перебесилась и в семью вернулась.

— Нет, Наташка, он хочет, чтобы ты просто обожглась, чтобы столкнулась с реальностью повседневной жизни. Хочет он разочарование пустить в твоё сердце. Создать фон, на котором они будут ангелами небесными, спасителями тебя такой одной и неповторимой.

— Насчёт одной — это ты правильно заметил и неповторимой тоже. 90 % успеха мужчины это хорошая женщина. Так что, если я с тобой останусь, что мне с того будет, кроме ребёнка от которого ещё не поздно избавиться. Давай-ка, это сначала обсудим, перед тем как нестись в аэропорт и лететь в трёхкомнатную квартиру для совместного проживания с твоими родителями.