Немалое удивление вызвало это на Тхааре:

— Мы не предполагали, что вы достигли таких вершин в своих знаниях. Но сейчас не время обсуждать теорию. Это нуль-транспортация через надпространство — в данном случае через тридцать седьмое измерение.

— Мы попадем на вашу планету?

— О нет, вы бы не смогли на ней жить. Но во Вселенной существует множество планет, подобных Земле, и мы нашли подходящую для вас. Вам стоит лишь шагнуть в туннель, взяв самое необходимое, и… стройте новую цивилизацию. Мы установим тысячи туннелей по всей планете, и вы будете спасены. Ты должен объяснить это правительству.

— Прямо-таки меня сразу и послушают, — сыронизировал Билл. — Отчего бы вам самим не поговорить с президентом?

— Нам удалось установить контакт только с тобой; остальные оказались закрыты для нас. Не можем определить причину.

— Я мог бы вам объяснить, — произнес Билл, глядя на пустую бутылку перед собой. Она явно стоила своих денег. Какая все-таки удивительная вещь — человеческий мозг! Что касается диалога, то в нем нет ничего оригинального — только на прошлой неделе он читал рассказ о конце света, а вся эта чушь о туннелях и мостах… что ж, неудивительно, после пяти лет работы с этими дурацкими ракетами…

— А если Солнце взорвется, — спросил Билл, пытаясь застать галлюцинацию врасплох, — что произойдет?

— Ваша планета немедленно испарится. Как, впрочем, и остальные планеты вашей системы вплоть до Юпитера.

Билл вынужден был признать, что задумано с размахом. Он наслаждался игрой своего ума, и чем больше думал об этой возможности, тем больше она ему нравилась.

— Моя дорогая галлюцинация, — начал он с грустью. — Поверь я тебе, знаешь, что бы я сказал? Лучше этого ничего и не придумать. Не надо волноваться из-за атомной бомбы и дороговизны… О, это было бы прекрасно! Об этом только и мечтать! Спасибо за приятную информацию, а теперь возвращайтесь домой и не забудьте прихватить с собой ваш мост.

Трудно описать, какую реакцию вызвало на Тхааре такое заявление. Мозг Верховного Ученого, плавающий в питательном растворе, даже слегка пожелтел по краям — чего не случалось со времен хантильского вторжения. Пятнадцать психологов получили нервное потрясение. Главный компьютер в Институте космофизики стал делить все на нуль и быстро перегорел.

А на Земле тем временем Вильям Кросс развивал свою любимую тему.

— Взгляните на меня! — стучал он кулаком в грудь. — Всю жизнь работаю над космическими кораблями, а меня заставляют строить военные ракеты, чтобы укокошить друг друга. Солнце сделает это лучше нас!

Он замолчал, обдумывая еще одну сторону этой «приятной» возможности.

— Вот будет сюрприз для Бренды! — злорадно захихикал доктор. — Целуется со своим Джонни, и вдруг — ТРАХ!

Билл распечатал вторую бутылку виски и с открывшейся ему новой перспективой опять посмотрел в туннель. Теперь в нем зажглись звезды, и он был воистину великолепен. Билл гордился собой и своим воображением — не каждый способен на такие галлюцинации.

— Билл! — в последнем отчаянном усилии взмолился разум Тхаара. — Но ведь не все же люди такие, как ты?

Билл обдумал этот философский вопрос весьма тщательно, правда, насколько позволило теплое розовое сияние, которое почему-то вдруг стали излучать окружавшие его предметы.

— Нет, они не такие. — Доктор Кросс снисходительно усмехнулся. — Они гораздо хуже!

Разум Тхаара издал отчаянный вопль и вышел из контакта.

Первые два дня Билл мучился от похмелья и ничего не помнил. На третий день какие-то смутные воспоминания закопошились у него в голове, и он забеспокоился, но тут вернулась Бренда, и ему стало не до воспоминаний.

Ну а четвертого дня, разумеется, не было.

[7]

По единодушному признанию, среди постоянных посетителей «Белого оленя» никто не мог сравниться с Гарри Парвисом в искусстве рассказывать удивительные истории (хотя, на наш взгляд, некоторые из них страдали известными преувеличениями). Не следует, впрочем, думать, что никто не пытался оспаривать это первенство. Бывали случаи, когда кое-кому удавалось даже превзойти Гарри. Быть свидетелем поражения чемпиона всегда, в общем-то, приятно, и, должен признаться, я не без удовольствия вспоминаю, как профессор Хинкелберг одержал победу над Гарри на его же собственной спортивной площадке.

Круглый год в «Белом олене» полно американцев. Подобно завсегдатаям кабачка, это чаще всего ученые или писатели, и в книге посетителей, которую Дрю держит за стойкой, можно найти немало прославленных имен. Нередко такие посетители являются по собственному почину и решаются робко назвать свое имя только при случае. (Как-то раз один весьма застенчивый лауреат Нобелевской премии битый час просидел неопознанным в углу, прежде чем набрался храбрости и сообщил, кто он такой.) Иные же прибывают с рекомендательными письмами. Многих приводят с собой постоянные посетители, а потом бросают их на произвол судьбы.

Профессор Хинкелберг подкатил однажды на огромном «кадиллаке», задняя часть которого весьма смахивала на рыбий хвост. Машину он взял напрокат на Гросвенор-сквер, где их стоит превеликое множество. Одному богу известно, как ему удалось провести такую громадину по переулкам, ведущим к «Белому оленю», но, удивительное дело, оба крыла остались целехонькими. Профессор был высокий худой человек с лицом, напоминающим одновременно Генри Форда и Уилбура Райта; такие обветренные, сожженные солнцем лица вызывают в нашей памяти американских пионеров, этих суровых неразговорчивых людей. Впрочем, последняя примета не соответствовала действительности: профессор Хинкелберг говорил как долгоиграющая пластинка, запущенная на 78 оборотов. Не прошло и десяти секунд, как мы уже знали, что он зоолог из колледжа в Северной Виргинии, сейчас в отпуске, занимается изучением планктона по заданию Управления военно-морских исследований, что он без ума от Лондона и даже любит английское пиво, о нас прочел в письме, напечатанном в журнале «Сайенс», но не верил, что мы и впрямь существуем, что Эдлай Стивенсон — парень подходящий, но, если демократы хотят вернуться к власти, им придется импортировать Уинстона [8], что ему хотелось бы знать, кой черт испортил все наши телефоны-автоматы и как вернуть гору медяков, которую они проглотили, что кругом пустые кружки и нельзя ли их наполнить, ребята?

Ударная тактика профессора в общем возымела свое действие, но, когда он на миг замолк, чтобы перевести дыхание, я подумал: «Гарри следует быть начеку, не то этот тип переговорит его в два счета». Я взглянул на Парвиса, сидевшего неподалеку от меня, — губы его презрительно морщились. Тогда я уселся поудобнее, чтобы посмотреть, как развернутся события.

Народу в тот вечер собралось довольно много, а потому прошло порядочно времени, прежде чем профессор Хинкелберг был представлен всем. Гарри, который обычно первым спешил познакомиться со знаменитостью, на сей раз упорно держался в сторонке. Но Артуру Винсенту — он исполняет у нас обязанности неофициального секретаря клуба и следит за тем, чтобы каждый расписался в книге для посетителей, — все же удалось загнать его в угол.

— Вам, разумеется, найдется о чем поговорить с Гарри, — в приливе невинного энтузиазма сказал Артур профессору. — Вы ведь оба ученые, не так ли? С Гарри случаются самые необычайные вещи. Гарри, расскажите профессору, как вы нашли в своем почтовом ящике кусок урана-двести тридцать пять…

— Я не думаю, — ответил Гарри с некоторой поспешностью, — чтобы профессору, гм… Хинкелбергу хотелось забивать себе голову такими пустячными историями. Уверен, что он и сам может рассказать о многом.

Впоследствии я долго ломал голову над этим ответом. Он не соответствовал характеру Гарри. Обычно, как только представлялась возможность, Парвис делал рывок вперед. Быть может, на этот раз он решил изучить соперника и подождать, когда профессор допустит первую ошибку, чтобы тут же его прикончить. Если так, то он недооценил противника. У него не осталось ни единого шанса. Потому что профессор Хинкелберг стартовал подобно ракете, с ходу набрав максимальную скорость.