Всё это прокрутилось в моём сознании, пока я извлёк из ящика магнитики, и как браслетом окружил нижнюю часть предплечья девушки у самого основания кисти. Келоид оказался между полюсами первого и двенадцатого магнитика.

Придя домой поздно вечером, я взял том Стефана Цвейга и полночи читал его замечательную книгу о враче Месмере, который вовсе не был шарлатаном, а заблуждаясь, поверил в существование животного магнетизма, и случайно стал родоначальником лечения внушением.

С сияющим лицом девушка пришла ко мне через два дня. Причина сияния - полностью прекратилась болезненность. Я внимательно осмотрел келоид. За два дня почти исчезла багрово-синяя окраска. Рубец несколько уплостился. Наблюдения стали ежедневными. И посещение Центральной медицинской библиотеки стало чуть ли не ежедневным в основном по причине того, что зарубежные журналы можно было читать только в библиотеке. Отечественную литературу выдавали на дом.

Тут же начала появляться аппаратура, электромагниты, генерирующие переменное и постоянное магнитное поле. Тут же начались эксперименты на животных и – о! Ужас! На людях! Это то, в чем меня обвинили «доброжелатели». Разумеется, эксперименты на людях были абсолютно безвредными. Проводились они исключительно на добровольцах, на родных, на друзьях, на врачах, на студентах. Начались клинические испытания, результаты которых превосходили все предполагаемые надежды.

Так появилась магнитотерапия в ортопедии и травматологии, постепенно перекочёвывая в другие области медицины.

Может кто-нибудь объяснить, почему я срочно ринулся в кабинет физиотерапии?

Но, проанализировав всю цепочку событий, я уже знал объяснение.

От своих друзей учёных, среди них нескольких выдающихся, я слышал рассказы об их открытиях. О случаях, которые разительно отличались от их повседневности, от постепенного продвижения по этапам научной работы. Открытия, как правило, появлялись независимо от того, чем в этот момент занимался учёный, часто даже не думавший о проблеме, которая занимала его. Озарение! Внезапное видение того, что стало объектом открытия. Как оно произносилось это слово – озарение! Поэтому, когда я слушаю концерт уже абсолютно глухого Бетховена для фортепиано, хора и оркестра, я слышу и послание Всевышнего.

Предвижу критику какого-нибудь гомо cоветикуса, подобную той, которой я подвергся за рассказ «Талмуд». Предупреждаю, что реагировать на неё не буду. Предвижу скептические вопросы атеистов, кто именно мною подал две команды, кто погнал меня в кабинет физиотерапии, кто продиктовал стихи в Доме литераторов, кто, кто, кто? Творец? В таком случае, как именно осуществляется коммуникация?

На последний вопрос не могу ответить. Не знаю. Я рассказал о коммуникации. Механизмы её мне неведомы.

На остальные вопросы мог бы ответить элементарно просто: скажите, до 1895 года, до открытия Рентгеном икс-лучей кто-нибудь знал об их существовании? А ведь поток икс-лучей во Вселенной такой же, как, скажем, поток фотонов. И ещё тысяча и один пример.

Но тысяча и один раз я задавал себе вопрос, что такое душа. На этот вопрос (посмею быть нескромным), отлично зная анатомию и физиологию человека, ответить могу, только процитировав Танах. Скажите, анатомы её видели? Скажите, физиологи обнаружили её в эксперименте? А ведь даже атеисты широко пользуются этим термином.

И ещё предвижу вопрос серьёзного атеиста: не могу ли я представить ему научно обоснованных доказательств существования Творца, о которых упомянул? Могу. В двух-трёхчасовой беседе конспективно изложил бы некоторые данные. Времени на статью не по моей специальности у меня нет.

Почему бы атеисту не проделать мой путь к вере (или к укреплению в своей религии, в Атеизме)?

В тридцатиоднолетнем возрасте в подполье впервые прочёл Библию. Это была потрёпанная книга с ятями. Русский канонический перевод Танаха с добавлением Нового завета. К первой книге – Бытие – отнёсся весьма скептически. Посчитал её книгой, содержащей мифы. Над второй книгой – Числа – задумался. Серьёзно задумался. Вернулся к первой книге. Понял, что Библию нельзя читать как роман. Чем больше читал Библию, тем яснее становилось, что вникнуть в этот текст сложнее, чем в текст всех учебников времени моего студенчества. Решил проверить то, что доступно моей проверке: время, необходимое для эволюции от амебы до человека. Я был очень щедрым в этой проверке. Ведь амеба, как она не проста, сложнее любого из сотворённого человеком. Она не могла вдруг внезапно возникнуть из ничего. Но я пренебрег временем, предшествовавшим возникновению амебы в первичном бульоне. Случайно столкнувшиеся атомы, молекулы, возникшая ДНК и т.д., для чего требовалось время, продолжительность которого у меня не было возможности даже предположить. Цифра, полученная мной, если допустить, что каждое последующее деление это новая ступень на пути эволюции, что само по себе абсолютно невозможно, двенадцать миллиардов лет. Где взять эти двенадцать миллиардов лет?

Я вспомнил, чего мне, студенту первого курса стоил спор с ассистенткой кафедры биологии по поводу теории Дарвина, в которой я, хоть ещё ярый коммунист, нашёл опровергающие её нестыковки и противоречия. Чуть не вылетел из партии и из института. Только военное прошлое спасло меня. Но в пору, когда я читал Библию, мог обойтись без этих воспоминаний. Я уже был верующим евреем, начавшим постепенно углублять свои знания.

20.08.2012

Представлялось, события, о которых собираюсь рассказать, не имели точек соприкосновения. Тем не менее, они оказались связаны, даже скованы между собой.

Утром в первую пятницу октября 1973 года у меня раздался телефонный звонок. Позвонил врач, только что приехавший ко мне в Киев. Я руководил его докторской диссертацией. Тут же пришлось заняться устройством его в гостиницу. В Киеве это было непросто. Но у меня с этим обычно не было проблем. Несколько директоров гостиниц были моими благодарными пациентами. Я позвонил одному из них. Не успев высказать просьбы, услышал: «Если речь идёт о номере, то даже не заикайтесь. Тысячи извинений. Не обижайтесь». Удивлённый, раздосадованный, но по тону почувствовавший нечто необычное, я позвонил в гостиницу у чёрта на куличках на левом берегу Днепра. Но директор и этой гостиницы не дал мне окончить фразы. «Нет и нет. Когда вы кончаете работу? Я буду ждать вас у входа в поликлинику»,

Я ничего не понимал. Диссертанта пригласил придти ко мне домой в два часа дня. А в час дня встретился с директором гостиницы.

- Ради Бога, не сердитесь на меня. Я не мог объяснить вам по телефону. Гостиница закрыта. Выселили всех постояльцев. У нас карантин. В других гостиницах то же. Из Дамаска срочно эвакуируют семья наших военнослужащих. Вы понимаете?

Я понял. Война с Израилем. Но когда? Если такая спешка, она может быть и завтра. Знают ли об этом в Израиле?

Завтра… Это была суббота, Йом Кипур – Судный день. Самый святой день для евреев. Я ещё не имел представления о еврейских традициях, праздниках, памятных днях и тем более о том, как их следует отмечать. Знал только, что в Судный день надо соблюдать пост. Ничего не ел и не пил. Соблюдал. А вечером мы узнали, что Египет и Сирия внезапно напали на Израиль. Война оказалась для Израиля полной неожиданностью. А я ведь знал о ней ещё накануне и, вероятно, мог предупредить. Но как?

Голод того Йом Кипура приобрёл для меня, для непонимающего, особый смысл – наказание за то, что не сумел помочь своему народу.

На следующий день сын пришёл домой взбешённый. Рассказал, что на площади Ленинского комсомола у газетных стендов народ радостно читает сообщения о поражении израильтян. Читают, что в одном из бункеров египтяне взяли в плен израильского офицера. Кто-то сказал: «Я бы с него живьём шкуру содрал». И все, разумеется, одобрили. А сын должен был смолчать, вместо того, чтобы набить морду этому добровольцу-шкуродёру. Мне был понятен гнев сына. Набить морду – само собой разумеется. Но я-то был лишён большего. Я был лишён возможности оказывать квалифицированную медицинскую помощь раненым израильским воинам.